Адам Багдай - 0:1 в первом тайме
Глядя на чужое лицо отца, на его полузакрытые глаза, Жемчужинка был готов заплакать от страшного унижения.
Совсем другой была бы их жизнь, если бы отец не пил. Жемчужинке не пришлось бы ежедневно выслушивать один и тот же вопрос товарищей с Голубятни: «Опять твой старик нализался?» Они могли бы пригласить какую-нибудь женщину помогать по хозяйству. По существу, они живут, как цыгане: никогда не знают, что и где будут есть. А ведь отец совсем неплохо зарабатывает. Да, все могло бы быть иначе, лучше…
Они жили так уже шестой год, с того самого дня, как умерла мать. Именно тогда отец и начал пить.
Часто, вернувшись домой в нетрезвом виде, он усаживался на постель и, обхватив голову руками, говорил, говорил о покойной, как будто она только что умерла. Потом обнимал сына, плакал, каялся, но пил снова.
Жемчужинка продолжал стоять в растерянности, когда внезапно услышал пронзительный звон железного рельса.
Это Манджаро подавал сигнал, что пора идти на поле. Жемчужинка бросил осторожный взгляд на храпящего отца, потом — на дверь. Будь что будет, придется оставить старика. Не за тем не спал он полночи, раздумывая о сегодняшнем матче, чтобы сейчас опоздать.
Он взялся уже было за ручку двери, как вдруг услышал сиплый голос:
— Ты… куда?
— На матч, папа. — Мальчик остановился в растерянности. — Ведь я тебе говорил: у нас сегодня матч.
Отец посмотрел на него осовелыми, мутными глазами. Он с трудом поднялся и, покачиваясь, уселся на краю скрипучей кровати.
— На матч… Какой матч?
— Я говорил уже… с «Ураганом». — Мальчик умоляюще посмотрел на отца.
— Ни на какой матч ты не пойдешь, — пробормотал отец, ероша пальцами волосы. — Я тебе уже давно обещал, что мы отправимся сегодня с тобой кататься на карусели.
— Так это же вечером, папа.
— Не вечером, а сейчас, — повторил отец с настойчивостью пьяного.
Он вытянул руки, собираясь обнять сына, но Жемчужинка, испуганно взглянув на отца, отодвинулся.
— Папа, меня ребята ждут! — почти выкрикнул он.
Как бы в ответ на эти слова, на лестничной клетке
снова раздался звон рельса. На этот раз он звучал настойчиво, как сигнал тревоги.
— Мы на карусель пойдем, сынок. Будешь себе кататься, сколько захочешь. Пускай не говорят, что у тебя плохой отец.
— Но, папа, я стою в воротах, никто не может меня заменить.
— Значит, ты не хочешь пойти с родным отцом?
— Хочу, но только позже, вечером…
— Отец для тебя ничего не значит? Тебе лучше с друзьями, с этим Фелеком, да?
— Нет, папа, но матч очень ответственный. Мы всю неделю тренировались, а сейчас…
— Значит, матч тебе важнее! — рявкнул отец голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Мальчик забился в закуток между шкафом и дверью. Его бледное лицо искривилось гримасой плача. Губы дрожали, глаза тревожно бегали.
— Папа, пусти меня, — прошептал он, — это действительно важный матч. Я сразу же вернусь. Я вратарь.
Отец с трудом поднялся и, шатаясь, приблизился к мальчику:
— Если не хочешь идти с отцом, то никуда не пойдешь… никуда, понял?
На лестнице в третий раз прозвенел рельс! Отец качнулся к двери. Он распахнул ее так сильно, что ветром сдуло со стола бумагу.
— Богусь никуда не пойдет! Слышите, щенки? — крикнул он в темную пропасть лестницы. — Убирайтесь отсюда, пока целы!
Жемчужинка вспотевшими руками закрыл лицо. Он слышал быстрые шаги сбегающих по лестнице ребят, насмешливый, спокойный голос Чека:
— Ладно, ладно, пан Альбиновский, только не надо так громко — мы ведь не глухие. И советуем вам хорошенько проспаться.
Жемчужинка тихо всхлипывал.
«Какой стыд! Какой стыд!» — повторял он про себя. Он предпочел бы, чтобы отец его выпорол, а не подымал крик на лестнице. Как сможет он теперь встретиться с друзьями, смотреть им в глаза! Неужели отец не понимает этого? Неужели ему нравится подвергать сына унижениям?
Хлопнула дверь, и Жемчужинка понял, что отец направляется к нему. Он снова почувствовал резкий, невыносимый запах водки. Сжавшись, мальчик ждал внезапного удара. Но отец только погладил его по голове.
— Ну, не плачь. Пойдешь с отцом на карусель, — услышал он пьяное бормотание.
Чувство обиды и унижения сменилось вдруг резкой вспышкой гнева. Оттолкнув руку отца, Жемчужинка закричал, глядя на него полными слез глазами:
— Не хочу я на карусель, не хочу на матч, никуда я не пойду!
4
— Ребята, мы должны выиграть во что бы то ни стало! — Игнась Парадовский сказал это с такой убежденностью, что к нему повернулись все головы.
Ведь он высказал самую заветную мечту. Выиграть у «Урагана»! Да, это был бы настоящий успех для новой команды. Задача эта была, однако, нелегкой. Ребята с Окоповой были не только старше и выше ростом, но и опытнее. Они уже давно выигрывали на своей улице все матчи и пользовались репутацией лучших футболистов. Скумбрия и Королевич прославились на всю Волю как опасные и результативные нападающие. По всему выходило, что в первом матче победителем должен выйти «Ураган».
И все-таки в сердце каждого молодого футболиста из «Сиренки» теплилась надежда. «В футболе всякое бывает, — размышляли ребята, — а Манджаро, Чек и Тадек Пухальский тоже играть умеют». Ничего удивительного, что по мере приближения матча напряжение росло, как ртутный столбик в термометре.
— Мы должны выиграть! — повторил Игнась, глядя на товарищей горящими глазами.
— Без вратаря? — вмешался всегда недовольный Тадек Пухальский.
— Жемчужинка еще может прийти, — заметил серьезный капитан команды.
На нем лежала главная ответственность за результат матча, поэтому неудивительно, что его больше всех беспокоило отсутствие маленького вратаря.
— И говорить не о чем! — Чек безнадежно махнул рукой. — Ты что, не видел, что его старик снова под мухой?
— Ничего страшного, — отозвался Кшись Слонецкий. — Олек Колпик тоже умеет стоять в воротах.
— Э, братец, это совсем не то, что Жемчужинка! — В голосе Чека прозвучала нотка подлинного восхищения маленьким вратарем.
— Ничего не поделаешь, — прервал дискуссию Манджаро. — Нельзя расклеиваться. Подождем еще немного и, если Жемчужинка не придет, поставим резервного.
Сказав это, он заботливым хозяйским взглядом окинул поле. Все уже было в порядке: мусор и кирпич убраны, линии аутов и вратарские площадки обозначены известкой, ворота соорудили из столбиков кирпичей, а в проломе стены — единственном входе, ведущем на этот «стадион», — поставили кассу — маленький столик и стул. Одним словом, подготовка к матчу была проведена образцово, теперь оставалось только дожидаться зрителей и противников. Подготовкой команды капитан «Сиренки» тоже был доволен. Но, кроме отсутствия вратаря, его беспокоило еще одно: откуда Чек раздобыл та» кой прекрасный мяч? Поэтому, отозвав казначея в сторону, он спросил:
— Манюсь, скажи правду, где ты достал этот мяч?
Минутное замешательство отразилось на лукавом лице Чека.
— Как это — где? — вспылил он. — Организовал, и все!
— «Организовал»! Но такой прекрасный мяч должен стоить, пожалуй, сотни три.
Манюсь пренебрежительно скривил губы:
— Пожалуй, побольше.
— Ну, так где же?
Манюсь хитро подмигнул:
— О чем ты так беспокоишься? Пусть у тебя голова не болит. Организовал, и все. Может, ты предпочитаешь играть тряпичным мячом?
Манджаро положил руку ему на плечо:
— Слушай, Манюсь, смотри, как бы нам не засыпаться. Я знаю, у тебя иногда кое-что прилипает к рукам. Наша «Сиренка» молодой клуб и должна быть чистой, как стеклышко.
Физиономия Чека расплылась в плутоватой усмешке:
— Не дури. Манюсь сказал, что мяч будет, и мяч есть. Так в чем же дело?
— Даешь слово, что ты честно достал его?
— Не видать мне тети Франи! Честнее быть не может!
Нельзя сказать, чтобы это заявление полностью успокоило капитана команды, однако на дальнейший разбор дела уже не оставалось времени — в проломе стены показались головы первых зрителей. Это были малыши, которые обычно раньше других появляются на всех стадионах мира. Один из них, не обращая внимания на большую надпись: «Вход для взрослых 2 злотых, для молодежи 1 злотый», с независимым видом пролез на площадку. За ним последовали другие.
— Стоп, господа! — крикнул Манюсь, который, как казначей клуба, исполнял также обязанности кассира. — Сегодня здесь не игра в тряпичный мяч, а самое настоящее состязание. За вход надо платить, а кто не желает — выметайтесь, пока не выгнал.
Веснушчатый подросток в кепке, надвинутой на глаза, насмешливо проговорил:
— Я и не на такие матчи зайцем ходил.
— Я тоже, — в тон ему ответил Манюсь. — Но сегодня, мой дорогой, не получится.
— Пусти меня, Манюсь, — не отступал парнишка. — Я тебя знаю. Я живу рядом с Голубятней.
