Лара Уильямсон - Мальчик по имени Хоуп
Чарлз Скаллибоунс перешел к поеданию бумажной салфетки на с7.
Мужчина кладет образчик маринованного яйца в бумажный пакет:
– Только ешь побыстрее, а то дно вывалится.
– А адрес? – На сей раз я не выдергиваю у него из рук монету.
– Я уже сто лет ее не видел. Но, кажется, она живет в последнем доме на Суоллоу-стрит. Рядом с большим холмом, куда все дети ходят. Это все, что я знаю. И стоит это больше пятидесяти центов.
Указательным пальцем я подталкиваю к нему пуговицу:
– Только не тратьте все сразу.
Я подумываю, не подмигнуть ли продавцу, но не решаюсь и в итоге выхожу из кафе с опущенным веком.
– Насколько я знаю, ты забыл свое яйцо, – кричит мне вслед мужчина.
И мне приходится вернуться, чтобы забрать яйцо с прилавка.
Оказавшись снаружи, я предлагаю его Чарлзу Скаллибоунсу, который нюхает угощение и отскакивает в сторону, словно оно живое. Через несколько секунд он возвращается, виляя хвостом. Снова обнюхивает яйцо. На сей раз решает, что, возможно, оно съедобно. Яйцо проглочено целиком. Позже оно возвращается к нам в виде омлета.
Холм, говорю я себе по дороге домой. Он ведь всего в двадцати минутах от нашего дома. Я много раз катался оттуда на скейте. И что, папа там живет с тех пор, как ушел от нас? Мы с ним легко могли столкнуться на улице – так близко этот дом. Почему папа ни разу не заглянул к нам? Я составляю целый список причин, но все они какие-то неубедительные. Факт в том, что папа нас не навещал. Но это не мешает мне навестить его самому.
Вторая часть операции «Баскервиль» связана с сайтом searchyourstreets.com. Держа в памяти папин адрес, я включаю компьютер и изучаю Суоллоу-стрит. Любой хороший детектив сделал бы то же самое. Вы же не думаете, что Шерлок Холмс сразу ломанулся бы на ту улицу? Нет, он бы подготовился, все распланировал и использовал дедуктивный метод, а потом уж пошел на место преступления. Я нахожу последний дом.
Для начала должен сказать, что это совсем не Букингемский дворец. Дворец в три раза больше. Никаких разукрашенных стен и кованых ворот. Флаг, развевающийся на ветру? Просто забудьте. Оказывается, что это совершенно обычного вида дом с аккуратной живой изгородью и деревянным забором. С одной стороны окна выходят в переулок с длинным рядом мусорных контейнеров. Я увеличиваю картинку и рассматриваю сад за домом: розовые кусты, деревья, дорожка, которая выглядит как рассыпанный на газоне гравий, фонтанчик для птиц, деревянный навес. Слишком обычный дом для знаменитости, вот что я вам скажу.
Справа, дальше по дороге, есть небольшой участок, засаженный лесом; рядом с ним и находится Холм скейтбордистов, который ведет вниз к нашей улице. Я несколько раз бывал в этом лесу. Однажды я построил там хижину из картонок, но потом пошел дождь, и мне пришлось шагать домой похожим на монстра из папье-маше.
Первое, о чем я думаю, зажав скейт под мышкой и направляясь к вершине Холма скейтбордистов, – как сильно мне этого хочется! Я раньше и не думал, что можно так скучать по папе, как я скучаю сейчас. Внизу, в долине, ноябрь только-только уступил место декабрю; иней растекается по крышам и тротуарам. Вдали я различаю волшебные огни супермаркета «Аладдин». Мама, наверное, пробивает сейчас кому-нибудь пакет замороженной брюссельской капусты. А еще дальше, за «Аладдином», на самом краю Пэрэдайс-Пэрэйд, темные замерзшие холмы уходят в бесконечность. Что дальше – уже не разглядеть. И хотя я знаю, что там всего лишь другой небольшой городок, я все равно воображаю, что там заканчивается мир.
Над моей головой по чернильному небу прошлись кистью с белой краской: там сверкают крошечные белоснежные точки, большие и маленькие, некоторые по отдельности, некоторые слипшись вместе. Растущая луна похожа на наманикюренный ноготь Ниндзи-Грейс. Я вдыхаю и выдыхаю. Струйки пара поднимаются в охлажденном воздухе. Я сделаю это. Я сделаю это прямо сейчас.
Я прячу скейт в лесу, думая, что заберу его на обратном пути. Какой смысл тащить его к папе в дом? Я не распланировал, что буду делать, когда окажусь там. Но все в порядке: я буду решать проблемы по мере поступления. Если я решу позвонить в дверь и подождать, пока папа откроет, то так и сделаю. Если я захочу позвонить в дверь и спрятаться, то в этом ничего плохого нет. Я могу сделать все, что мне вздумается, потому что я руководитель операции «Баскервиль».
Я непобедим.
Я – гений.
Меня не остановить.
Мне страшно.
Папин дом находится на стыке одного ряда домов с другим. Один взгляд на него – и у меня внутри все опускается. Сначала я просто прохожу мимо, еле слышно насвистывая. Если свистеть, то вас ни в чем никогда не заподозрят. Я подхожу к следующему дому, и занавески у соседей приподнимаются. Меня заметили! Я бегу в переулок рядом с папиным домом. Пряча голову в прохладной тени, я слышу, как мяукает кошка. Еще я слышу шаги. Шуршит пакет для мусора. У меня нет времени думать, что бы сделал Шерлок Холмс. Вместо этого я делаю то, что сделал бы Дэн Хоуп: я забираюсь на мусорный бак и прыгаю через забор в сад. За своей спиной я слышу звук поднимающейся крышки и глухой стук мусорного пакета. Шаги удаляются.
Есть две новости, хорошая и плохая. Хорошая – никто не заметил, как я шныряю в папином саду. Плохие новости – я шныряю в папином саду. В итоге я прокрадываюсь на тропинку. И вот что странно: на сайте searchyourstreets.com я не видел у забора батут. Еще я не видел ни маленьких футбольных ворот, ни валяющегося в траве водяного пистолета. Странно. Что это все делает в саду?
Когда я дохожу до батута, в кухне загорается свет, и я слышу скрежет ключа в замке.
– Эй? – разрезает темноту чей-то голос.
Мой лоб покрылся обильным потом, влага ручьем стекает у меня по волосам, а я бегу по саду и кидаюсь в тень навеса.
– Если вы прячетесь в саду, то я звоню в полицию. Номер стоит у меня на быстром наборе.
Я вжимаюсь в тьму, стараясь не дышать.
Не дышать очень сложно. И очень важно.
Я знаю, что не могу прятаться здесь вечно, и молюсь, чтобы этот человек ушел обратно в дом. Я думаю, он бы так и сделал, если бы огромный мохнатый монстр не появился на садовой дорожке и не кинулся мне на ногу. Я лягаюсь, и моя кроссовка соприкасается с шерстяным шаром. Раздается громкое шипение. Честно говоря, именно тогда все идет наперекосяк: я забываю, что должен дышать, как спящий младенец, и начинаю пыхтеть, как старый паровоз, взбирающийся на Эверест.
Кошка – а это именно кошка – семенит прочь. Вместо нее ко мне с воплями несется темная фигура. Так и знал, кричит она, что в саду посторонний.
– Если вы папарацци, то вам крышка. Такие штуки незаконны! Нельзя шпионить за несовершеннолетним, даже если его папа знаменит.
Мой папа?
Твой папа?
Наш папа?
Семь
В моей голове проносятся десять миллионов мыслей, но главная из них – «БЕЖАТЬ»! Мальчишка несется на меня, размахивая руками, как крыльями мельницы. Он приближается, и я вижу, что на вид ему лет пятнадцать, а еще он одарен сложением, как у бульдога. С тем лишь отличием, что бульдог должен быть сделан из кирпича.
Я мчусь ему навстречу, как Гермес в крылатых сандалиях. Скорость на моей стороне: я просто пробегу мимо этого мальчика Руки-Лопасти. Мои кроссовки мелькают так быстро, что их очертания сливаются в одну сплошную линию. Я уже добегаю до середины гравийной дорожки, и тут мальчишка пальцем ноги задевает за мою лодыжку. Он теряет равновесие, и как раз вовремя: мой живот издает «Уф!», и я уже не Гермес, а мальчик со сломанными крыльями.
– Папарацци-папарацци-папарацци, – быстро выкрикивает он.
Я, признаюсь, впечатлен: скороговорка та еще.
Сглотнув, я снова пускаюсь в бегство. Вспрыгнув на батут, я спешно скачу вверх-вниз; в последнем прыжке я оказываюсь выше забора, перепрыгиваю на другую сторону и приземляюсь на мусорный бак. Я соскакиваю на землю и полубегу-полухромаю по переулку к Суоллоу-стрит.
– Лузер, – кричит мне вслед мальчишка, и я слышу звук от удара: он пнул забор.
Все, чего я хочу, это добраться до Холма скейтбордистов. Я забыл про боль и несусь сквозь лес, не останавливаясь и не оборачиваясь поглядеть, бежит ли Руки-Лопасти за мной. Нахожу место, где спрятал свой скейт, вытаскиваю его из зарослей ежевики и лечу по лесу, зажав доску в руках. Достигнув опушки, я набираюсь храбрости и оборачиваюсь. Мальчишка за мной не побежал. С коротким стуком скейт приземляется на дорожку, я вспрыгиваю на него и со свистом качусь вниз по Холму скейтбордистов. Спасибо выносливым подшипникам! У самого подножия я ныряю головой вниз и приземляюсь носом прямо в высокую траву.
Там я и лежу целую вечность, повторяя в голове один и тот же вопрос: мой папа – это и его папа?
Заиндевевшие травинки щекочут мне щеки, и весь город тоже кажется обледеневшим. Я-то думал, что я – единственный мальчик в мире, который может назвать Малкольма Мейнарда своим отцом. Я слышу у себя в голове слова мальчика Руки-Лопасти, а на горизонте плывут темные рыхлые облака. Я нашел папин дом. Операция «Баскервиль» увенчалась успехом. Одна слеза вырывается на волю, стекает по щеке и просачивается в землю. Мне кажется, я просто гений. Еще одна слеза следует за первой. Мне кажется, я непобедим. Третья слеза течет по проторенной дорожке. Мне кажется, мне одиноко.
