Сергей Иванов - На пасеке
Пчёлы повоевали немножко, но солнышко уже село, лететь им было некуда. И они все остались в новом своём доме. Здесь ждали их пустые соты — работай вволю — и рамка с мёдом — пропитание на первое время…
Легли мы в тот день рано, а когда поднялись, болезней наших как не бывало.
Позвольте вас пригласить на танец
О танцах пчёл придумано много легенд. В той старой Володиной книжке, которую я читал однажды во время дождя, рассказывалось о балах, что даёт «пчелиная царица» якобы в честь знатных залётных гостей.
Был жаркий день самой макушки лета — июль, семнадцатое число. Я помогал Лене осматривать ульи. Она была в лёгоньком платье без рукавов. Правда, в шляпе, но сетка поднята. И так она работала почти всегда. Странно, пчёлы её почти не жалили, словно жалели.
А я не верил в пчелиное милосердие. Я был в «непрокусываемой» рубахе с длинными рукавами, в тяжёлых джинсах. Да ещё эта шляпа и сетка. Работать так душно, парко — не хотелось до страсти. Но коли уж обещался помогать…
Мы подошли к новому улью, и я приготовился было снимать с него крышку.
— Смотри-ка! — сказала Лена удивлённо.
В эту жару приёмщицы корма ждали лётных пчёл не внутри улья, как обычно, а снаружи, прямо на «аэродроме».
И вот приземлилась пчела. Она дала нектару одной приёмщице, второй, третьей, четвёртой. Конечно, невозможно было рассмотреть крохотную каплю, которую каждый раз выпускала из себя прилетевшая пчёлка. Лишь видно было, как приёмщица всякий раз словно бы обнюхивает её. На самом деле она слизывала нектар.
Однако, опустошив зобик, пчела на том не успокоилась. Жужжа, она закружилась по прилётной доске, потом пробежалась немного и опять стала кружить.
— Лен, неужели танцует?!
Пчёлы, что были на прилётной доске, тоже, видать, удивились. Обступили танцовщицу. Потом некоторые стали повторять танец вслед за ней, как это бывает в деревне на кругу, когда одна плясунья раззадоривает и вызывает других.
У следующего улья мы опять увидели танцующую пчелу. Опять она рассовывала корм своим подружкам и кружилась, и бегала.
— Володь! Что гречиха, разве уже зацвела? — крикнула Лена.
За березняком, я знал это, есть большое гречишное поле. Последний раз я был там с неделю назад. Ходил за грибами и вот вышел к полю. Гречиха, казалось, даже и не думала зацветать. Впрочем, я не такой уж и знаток в этом деле.
— А что такое? — откликнулся Володя.
— Танцуют.
Володя подумал и сказал:
— Ну, стало быть, зацвела.
Не поленившись, я сел на Санин велосипед и напрямую, через березняк, отправился к полю. Они, между прочим, любят немножечко темнить, эти научные работники. Гречиха зацвела, пчёлы танцуют. Какая тут связь? На радостях, что ль, заплясали? Но пчёлы не умеют радоваться.
Они только умеют работать без устали. И потом умереть.
Ещё не выехав на опушку, сквозь последние берёзы я увидел прекрасный бело-розовый цвет, разлитый по всему полю. Это было удивительно красивое и спокойное зрелище: белое поле, тёмно-зелёная кайма леса вдали, и выше — синее, июльское небо.
Ветер качнул в мою сторону густой медвяный аромат. И я невольно вспомнил гречишный мёд, который не раз покупал на рынке. Он был тяжёлый, тёмный, часто почему-то засахаренный. Лежал в глиняных мисках большими, нетающими комками и льдинами.
Гречиховый ветер подул снова — густой, медвяный. И тут я услышал неторопливый рабочий гуд. Я прислонил велосипед к берёзке и вышел на берег белого озера. Оно полно было пчёл.
И днём и ночью цвела гречиха. В глубине цветков своих копила крохотные капли будущего мёда, а на тычинках — вкусный пчелиный хлеб. Это была её, гречихина, нелёгкая и непрестанная работа.
Над цветущим полем по невидимым своим тропинкам летали пчёлы. Собирали нектар и пыльцу. Это была их работа. И чем лучше пчёлы её выполнят, тем больше будет гречихи. Тем ярче и вкуснее она расцветёт на следующий год. Тем больше будет еды и работы для будущих поколений пчёл.
Зачем они танцуют
Лена посмотрела на танцующих пчёл и узнала, что расцвела гречиха. А как?
— Она по танцам пчёл крупнейший специалист, — сказал Володя. — Балетмейстер!
— Ну, а гречиха здесь при чём?
— Ты вот наблюдал за ними, когда они танцевали? — сказала Лена. — Что ты заметил?
— Ну… — я пожал плечами, — кружились, жужжали…
Уследить за танцами пчёл совсем не просто. Если бы Лена в прошлый раз не показала мне их, я б, наверное, и совсем ничего не заметил. А между тем тут каждое движение важно — как слово в разговоре. Или, лучше сказать, в рассказе. О чём же этот «рассказ»? Да, конечно, о самом главном для пчёл — о медоносных цветах.
ПРО ЧТО ОНИ ТАНЦУЮТ
Вот пчела-разведчица вбегает в улей, прямо на рамку с сотами. Здесь оказываются и другие лётные пчёлы: одни отдают взяток, другие только отправляются в полёт.
Разведчица жужжит, собирает вокруг себя пчелиный народ, потом выпускает капельку нектара. Это она рассказывает, что за цветы нашла. Ведь у каждого цветка — у клевера, у яблони, у гречихи — нектар пахнет по-своему.
Только после этого начинает она свой танец. Теперь гляди в оба, замечай каждое движение.
Если пчела танцует вяло, как бы нехотя, значит, нек-тарное месторождение так себе, бедненькое, совсем небольшой островок цветов.
Если же танцует легко, весело и никак не хочет остановиться, значит, местечко нашла что надо — какой-нибудь большой луг, поросший клевером, или поле гречихи. Значит, добыча будет богатая, нужно лететь! Нужно-то нужно, да только куда? Где она, эта самая гречиха? Может, совсем рядом, а может, далеко, где-нибудь за тридевять земель. Надо это знать, чтобы заранее рассчитать силы.
Смотрите-ка, танцовщица начинает делать круги, как будто бы танцует пчелиный вальс. Значит, нектар близко, не дальше ста человеческих шагов. Если бы он был далеко, пчела бы затеяла другой танец — стала бы выписывать что-то вроде восьмёрок да ещё в придачу вилять брюшком.
Человечьих танцев не бывает без музыки. А пчелиных танцев не бывает без жужжания. Разведчица танцует, а сама гудит, жужжит… Рассказывает опять и опять, далеко лететь или близко. Потому что мало ли какие непонятливые попадутся. Или которые в первый раз — как мы с вами.
Что же она жужжит нам?
Однажды я слушал магнитофонную плёнку, на которой были записаны разные пчелиные сигналы. Если, например, до цели метров тридцать, то слышны такие звуки, словно заводят мотоцикл: дррр, дррр! А если далеко, с полкилометра, то кажется, что кто-то пилит дрова циркулярной пилой: вжжжик, вжжжик!
Точно так же прожужжала сейчас и наша разведчица. Итак, до поля гречихи полкилометра. Цветов целое море. Можно отправляться в полёт… Да, а в какую сторону лететь-то?
Вот танцовщица «прокрутила» восьмёрку и — внимание! — пробежала несколько шагов к верхнему краю рамки. Значит, лететь надо точно по направлению солнца. А если бы она пробежала вниз, значит, солнце должно светить в затылок.
Трудно даже представить себе, сколько бились учёные, пока наконец поняли, что движение пчелы к верхнему краю рамки означает направление на солнце.
…Летит по воздушному океану крохотная точка. Пролетела огромных полкилометра, нашла гречишный цветок, выпила невидимую сластинку и назад, в улей.
Я привычно зачерпнул ложку мёда и остановился: сколько же труда и скольких всё-таки чудес она стоит!
Полетели купаться!
На следующее утро в комнату мою, жужжа, влетела пчела — умытая, причёсанная, с синим бантом на голове.
— Ты чего, Тань? Не пойму…
Я стал приглядываться: странно как-то она бегает и зачем-то подолом платья трясёт. Ах ты господи! Она же пчелиный танец исполняет — вчера маминых рассказов наслушалась. Ну, попробуем разгадать.
Бегает крест-накрест. Это, стало быть, восьмёрка… Понял! Подолом трясёт — тоже понял: восьмёрка плюс качание брюшком — значит, далеко. А вот направление я никак не разберу. Солнце у неё окно — это я догадался, но куда лететь-то… то есть идти? И зачем?
— Тань, не пойму никак.
Тогда она быстренько вылетела из комнаты, вернулась, покружила над моей кроватью и вдруг выплеснула на меня кружку воды.
— Танька!..
— Эх ты! Меня мама отпускает купаться с утра! Пойдёшь?!
Последняя пчела
Когда пишешь книжку о взрослых, то в конце можно сказать: «Они поженились, жили долго и счастливо и умерли в один день». Когда пишешь о ребятах, то хорошо кончить тем, как они выпутались из опасного приключения и стали кто умней, кто смелей, кто честней.
А когда пишешь повесть о пчёлах, то ничем таким кончить невозможно. Вышла из ячеи, весь век свой недолгий трудилась, потом тихо умерла, убравшись из родного улья. А то и погибла в клюве какой-нибудь птицы, или пропала под июльским ливнем.