Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи
Глава 9
Тётя Дуня
Васёк был дома один. Он принарядился, начистил ботинки и, не зная, что с собой делать, ходил по комнате.
Каникулы ему уже надоели. Скорей бы в школу!
«Интересно, какой-то новый учитель?» – думал он, поджидая отца.
В дверь кто-то тихонько постучал.
– Мне к Трубачёву Павлу Васильевичу, – сказала женщина, осторожно прикрывая дверь и с трудом втаскивая за собой корзинку.
– Папы нет. – Васёк внимательно разглядывал гостью.
Она была в синем пальто, туго застёгнутом на все пуговицы. Из-под чёрного полушалка глядели на Васька рыже-голубые, чем-то знакомые глаза. Мальчика охватила тревога.
– Папы нет! – повторил он.
– Папы нет, а тётка – вот она! – вдруг сказала женщина, любезно поджимая губы. – А ты небось Васёк? Тащи-ка корзинку. Запарилась я с ней!
Она вошла в кухню, села на табурет, расстегнула пуговицы своего пальто и, обмахиваясь концами полушалка, огляделась вокруг.
– Ничего живёте. Кухня просторная. – Она заглянула в комнату. – В чистоте содержите. А это чья же дверь-то? – потрогав замок Таниной двери, спросила она.
Васёк втащил корзинку и, не зная, что отвечать, во все глаза смотрел на тётку.
«Смешная какая-то», – думал он.
А тётка между тем уже расхаживала по комнате, оглядывая обстановку. Васёк с удивлением увидел теперь, что глаза у неё точь-в-точь как у отца, с такими же короткими рыжими ресницами, что нос и всё лицо тётки тоже напоминают отца, только рот и выражение лица какое-то другое. Тётка как бы угадала его мысли.
– Ишь, – сказала она, с видимым удовольствием бросив взгляд на мальчика, – рыжий. В нашу породу пошёл!
Васёк нахмурился и отошёл к окну. «Какой я рыжий!» – думал он, приглаживая свой чуб.
Между тем тётка уже обошла все углы и орудовала в кухне.
– Ваше мыло-то? Подай полотенчико! Это что ж кастрюли-то у вас как завожены? Аль плита дымит? А соседка-то молодая или старая? Как её звать-то?
– Таня.
– Таня… – Тётка опять поджала губы и многозначительно покачала головой. – Неаккуратная девка, по всему видать.
– Да ты, тётя, ещё не видела её, а уже ругаешь, – не стерпел Васёк.
– Её не видала, а приборку её вижу: в печке зола, в углу сор. Слава богу, можно о человеке судить, – решительно отрезала тётка.
– Всё равно, она хорошая, добрая. Её все любят! – сердито сказал Васёк.
У него росло недовольство против тётки и её бесцеремонного хозяйничанья в их квартире.
К обеду пришёл отец. Васёк открыл ему дверь и тихонько шепнул:
– Тётка приехала!
– А, приехала! – обрадовался отец, отодвинул Васька, вытер платком усы и крикнул: – Дуняша!
Тётка всплеснула руками, заторопилась:
– Паша… голубчик…
– Ну-ну… вот и свиделись… вот и свиделись! – повторял Павел Васильевич, любовно оглядывая её и прижимая к груди. – А что бы раньше приехать-то? Ведь не за горами живёшь… а, Дунюшка?
Тётка оторвала от его груди заплаканное лицо.
Васёк снова заметил сходство между ней и отцом. У обоих были растроганные, умилённые лица, радостные и чем-то смущённые.
– Постарели, постарели мы с тобой, сестреночка, – говорил Павел Васильевич.
– Да ведь всех схоронили… Одни на свете мы с тобой, Пашенька, – вздыхала тётка.
– Как это – одни? Полон свет хороших людей… А вот сын у меня растёт, племяш твой! – весело сказал Павел Васильевич. – Вот он! Небось познакомились уже?
– Познакомились, – ласково сказала тётка.
Ваську вдруг стало жалко, что он неприветливо встретил тётку. Её встреча с отцом растрогала его. Он сбоку подошёл к обоим и с чувством сказал:
– Здравствуйте, тётя!
Тётка поцеловала его в щёку:
– Да что ж я! У меня тут для вас кой-чего…
Она внесла в комнату корзинку и стала развязывать её.
– Не хлопочи, не хлопочи… Хлопотунья! – кричал из кухни отец, разжигая примус. – У нас всё есть! Сейчас чай будем пить.
Васёк с любопытством смотрел, как тётка вынимала какие-то банки, завёрнутые в полотенце, положила на стол румяный пирог, охая и приговаривая:
– Ай-яй-яй! Измялось всё! Хорошо хоть варенье довезла. А уж толкали меня, тискали… Людей, людей едет – пропасть! А в Москву – ещё больше… Пашенька! – крикнула она, развёртывая сколотую булавками бумагу. – Вот тебе подарочек. А это Ваську.
– Ба, ба! – удивился Павел Васильевич, разглядывая расшитый ворот рубашки. – Ну искусница! Ну, спасибо, Дуняша!
Васёк тоже с удовольствием примерял пушистые синие варежки и такие же носки.
– Как раз! Мне как раз, папа… Спасибо, тётя! – догадался он после того, как отец ещё раз обнял тётку.
– А мы-то с тобой опростоволосились! – смущённо сказал Павел Васильевич, глядя на Васька. – Не приготовили тётке подарочка.
– Что ты, что ты, какой подарочек! Ты меня и так не обижал, Паша.
Чай пили втроём. Васёк слушал, как без конца рассказывает тётка о каких-то соседях, как переспрашивает её отец, живо интересуясь всеми новостями.
– А этого-то… как его, с которым мы на огороде-то попались? – подмигивал отец.
– А, – оживлённо подхватывала тётка, – Бирюковы, что ли? Живут, живут! Коля-то на инженера вышел, Маруська за лётчиком в Москве. А этот, конопатенький-то, на доктора учится.
– Скажи пожалуйста! – удивился отец и скромно сказал: – А я вот мастер… стахановец!
– Слышала я, как же! – с гордостью сказала тётка. – А ведь сиротами мы росли. Вот уж истинно спасибо Советской власти! Всегда скажу, хотя сама как-то на отшибе живу. Связалась со своим домишком, с курами да с козами, и никакой пользы от меня нету… А и бросить не бросишь и уйти не уйдёшь…
– А как же теперь-то? На кого хозяйство оставила?
– Да кой-что попродала. А кой-что у соседей оставила. Соседи – люди хорошие, поберегут, – прихлёбывая с блюдечка чай, говорила тётка.
– М-да… Это тоже не жизнь. На старости к своим прибиваться надо. Ты уж так обдумай: может, приживёшься и с нами останешься?
– Как ты, Паша… А я вся тут… Роднёй вас у меня никого нет.
Васёк вылез из-за стола и пошёл к Тане.
– У нас новость, – сказал он, – тётя Дуня приехала!
– Я уж слышу. Вот и хорошо, а то Павлу Васильевичу не управиться одному.
– А ты что же не идёшь к нам? Пойдём?
– Ну, что ты! Небось они о своих делах говорят. Зачем мешать!
– Таня, – крикнул Павел Васильевич, – иди познакомься, соседи ведь!
Таня, оправляя на ходу толстую косу, смущаясь, вошла в комнату.
– Не бойся, не бойся, – подталкивал её Васёк.
Тётка быстро оглядела девушку с головы до ног. На лице её появилось натянутое, неприятное выражение.
– Евдокия Васильевна, – сказала она, протягивая Тане руку. – Садитесь, гостьей будете.
– Да она не гостья, она наша, – громко сказал Васёк. – Она живёт здесь!
– Знаю, знаю, – сухо сказала тётка. – Уж я всё рассмотрела… Подай стульчик, Васёк!
В последний день каникул Васёк вместе с отцом и тёткой пошли в цирк. Перед этим тётка устроила большие и торжественные сборы. Она с утра грела утюги, чистила и гладила через мокрую тряпку костюмчик Васька, заглаживала складки на брюках Павла Васильевича.
Таня боялась высунуть нос из своей комнатки. Тётка в первые же дни завладела всем домом. Она во всём навела свои порядки, распределила в кухне все кастрюльки на «ваше» и «наше». «Ваше» – это было Танино. Таня, видимо, побаивалась Евдокии Васильевны и даже на собственные вещи не решалась заявить свои права.
– Да берите, берите, – смущённо говорила она. – У нас до сих пор всё вместе было.
– Вот это-то и нехорошо, что вместе. Нам чужого не нужно, у нас своего хватит, – обрывала её тётка.
На Павла Васильевича тётка смотрела с обожанием. Без отца Васёк не садился за стол.
– Как это так? Мужчина в доме, самостоятельный, хозяин, а мы без него обедать сядем?
Павла Васильевича это стесняло, а Васёк, придя со двора, нетерпеливо слонялся по комнате:
– Тётя Дуня, я есть хочу!
– Это хорошо. Значит, аппетит нагулял, – спокойно отвечала тётка, сдвигая на кончик носа очки и растягивая на коленях своё шитьё.
Стол в ожидании отца был уже накрыт. Услышав знакомые шаги, тётка спешила на кухню:
– Васёк, подай отцу полотенце! Повесь куртку в коридоре – запах от неё паровозный!.. Садись, Паша. Устал небось?
Павел Васильевич, видя во всём порядок и чистоту, радовался. За столом Васёк запихивал в рот всё, что подавала тётка, и просил добавки.
– Вот это так, это хорошо! А то, бывало, того не хочу, этого не могу…
– Да, тебя ждать-то – с голоду помрёшь!
– Не помрёшь, – говорила тётка. – Желудок тоже аккуратность любит.
В этот день в цирк приехали московские артисты. Васёк всё боялся опоздать, но тётка не вышла из дому, пока не привела брата и племянника в полный порядок. Особенно её беспокоили съезжавший на сторону галстук Паши и рыжий чуб Васька. Галстук она в конце концов пришила к рубашке, а к рыжему украшению на лбу племянника подступила с ножницами. Но Васёк загородился от неё обеими руками:
