Марк Тарловский - Вперед, мушкетеры!
А вот и Новый год. Через пустые белые страницы — огромные слова: «С Новым годом! Зимние каникулы!..»
Снег, метель, шум, смех, всё в огнях. Потом февраль, март, подуло весной… И страницы стали светлей.
И так хорошо было смотреть на домашние задания, на оценки, замечания. Даже жалко. Ведь никогда уже не будет у меня урока естествознания, и Мария Михайловна не будет нас учить. А двойки в дневнике если и попадались, то такие постаревшие, безобидные, как пугала в огороде.
Я перелистывал дневник и думал, что если и найдут его когда-нибудь, то ничего, наверное, не поймут. Увидят они эту кляксу, но разве поймут, как все это было? А было это как раз перед Новым годом, на первом уроке. В классе свет горел, за окнами темно-темно.
«А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж…»
Мария Михайловна сидит за столом в накинутом на плечи теплом платке и спрашивает наизусть отрывок из чеховского «Ваньки».
«…Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посеребренные инеем, сугробы. Все небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом».
— Ночь темна, — отвечает Володин, глаза у него красные, заспанные, под носом чернильное пятно, — ночь темна, но струйка, струйки…
И щупает в кармане перочинный ножик, который он выменял перед уроком у Вовки Птушкина.
В классе чисто, светло, на полу влажные следы занесенного с улицы снега; кое-кто зябко поеживается, вспоминая мягкую постель и согреваясь. А за окнами совсем как в деревне: белые крыши, сугробы, струйки дыма и еще мигают веселые звезды. Но уже синеют подо льдом окна, и звезды бледнеют, и видно, как тяжело, словно белые веревки, висят мохнатые провода.
Нет, думал я, ничего, ничего не поймут они. А я так люблю все это!
Я люблю Новый год. На пушистых еловых ветках сверкают раскрашенные игрушки, цветные бумажные ленты, потрескивают свечи. В комнате пахнет лесом, сугробами, мандаринами…
И праздник Октября люблю. Когда весь город одет в красное, и на каждом доме развеваются и хлопают на ветру флаги. Идешь по улице, и хочется, чтобы побольше их было, и чтобы висели они подольше. А в классе, на уроке пения, мы поем те самые песни, что пели во время революции.
Тогда мне кажется, что я шагаю вместе с матросами и солдатами по красному Петрограду, что вместе с ними я беру Зимний дворец и стреляю из пулемета. И какой-то высокий матрос с перевязанной головой похлопывает меня по плечу:
«Молодец! Ты нам здорово помог!»
И тогда, оторвавшись от пулемета, я отвечаю ему:
«Я знаю, будет еще гражданская война, но мы все равно победим!..»
И так мы поем весь урок, потому что очень любим эти песни.
А потом наступает день Седьмого ноября, и все с песнями выходят на улицы, летают разноцветные воздушные шары, играют трубы, бьют барабаны, а вечером огни заливают город, повсюду шум, смех, и мы все вместе гуляем по нашим улицам.
А какая радость — каникулы, когда нас отпускают домой! Тогда мы гуляем, ходим в кино, читаем книги…
Я очень люблю книги, и самая моя любимая — «Приключения Робинзона Крузо». Я каждый год ее перечитываю. Ведь перечитывать тоже интересно. Я, например, читаю, как дикари собираются Пятницу съесть, и уже радуюсь, потому что знаю: сейчас он побежит и его спасет Робинзон Крузо.
Вот бы пожить с Робинзоном на острове! Мы бы вместе сушили виноград, и разводили диких коз, и готовили запасы хлеба…
А еще я люблю первый снег. Это самый белый, самый чистый и холодный снег. Я люблю снег под солнцем, когда больно глазам и на голубые сугробы ложатся тени; зимний вечер, когда мерзнут руки в варежках, когда снег засыпает шапку и пальто, прилипает к штанам, набивается в валенки.
Потом приходит весна. Если бы вы знали, как хорошо у нас весной! Весной все радуются, все улыбаются, а по улицам несут вербу. И ничего не хочется делать, только пропадать где-нибудь на улице, жмуриться на солнце и слушать, слушать, как шумят ручьи.
Вечером все синеет, темнеет кругом, но совсем не так, как зимой. Подмерзают сосульки, стынут ручьи, лужи. Подойдешь к луже — лед прозрачный, тонкий, как стекло. Ударишь каблуком — треснет, побелеет, а вода разойдется и опять сойдется. И чего-то очень хочется таким вечером.
Но еще лучше, когда пробивается первая зеленая трава, а на деревьях распускаются маленькие блестящие листочки, и наступает праздник Первое мая. Тогда всюду стригут и белят деревья, с земли убирают прошлогодние листья и посыпают желтым песком. В воздухе летают майские жуки, пахнет тополем.
И, когда летают майские жуки и пахнет тополем, тогда уже совсем ничего не хочется делать. Тогда мы сидим в классе на уроках и считаем, сколько осталось дней до лета, и никто не верит, что оно придет.
Ну, а летом… Летом — сирень после дождя, лепестки подсолнуха, ромашки; летом роса и пыль на дороге, треск кузнечиков, гудение пчел, а вечером в освещенные окна стучатся бабочки.
Осень. Я посмотрел в окно: высоко в прозрачном воздухе дрожали прутья голых ветвей, с громким криком носились в небе птичьи стаи, все тесней прижималась к земле поблекшая трава, А потом придет зима, потом выпадет первый снег, самый белый, чистый, а за зимой весна и снова лето, снова зеленая трава, листья, вернутся птицы…
И тут я почувствовал, что вообще все люблю. Я люблю свой дом, свою школу, своих учителей, пусть побольше они задают уроков, пусть! Я буду читать, ходить в кино, гулять, я буду учиться. Ведь как это интересно — учиться. Сидеть за партой, делать уроки, писать контрольные и диктанты, исправлять плохие оценки, выбегать из класса на переменах, бояться родительских собраний. И ждать, ждать воскресенья.
А впереди еще шестой, седьмой, восьмой классы и дальше, дальше… Я стану ученым, я буду путешествовать, я все узнаю, все увижу, я… Я не знаю, что сделаю! И, закрыв дневник, я выбежал из дома.
Протяжно скрипнула калитка. Тяжело переваливаясь, с кошелкою в руках во двор вошла Дарья Петровна.
— Дарья Петровна! — улыбаясь, закричал я. — Здравствуйте!
Дарья Петровна остановилась и подозрительно посмотрела на меня, потом на дырку в заборе…
— Здравствуйте, Дарья Петровна! — еще громче крикнул я. — Здравствуйте!
— Здравствуй, здравствуй, — скороговоркой пропела Дарья Петровна и тоже улыбнулась.
Золотая лодка плыла к горизонту.
Причина поражения
На уроках истории учитель объяснял всегда с таким выражением, словно вся его жизнь прошла до нашей эры и теперь он вспоминает молодость.
«Охота на мамонтов была опасной… Потом все изменилось… С севера наступал лед… Стало холодно… Пришлось надеть звериную шкуру».
Одинаково легко передвигаясь в толще веков в любых направлениях, учитель как ни в чем не бывало мог сказать: «А теперь давайте вспомним Марафонскую битву», — вызывая этим вопросом всеобщее беспокойство…
Или сегодня, например:
— Восстание Спартака!.. Отвечать пойдет… Зонтиков!..
Зонтиков поднимается и застывает в глубокой печали.
— Неужели ты не помнишь, как проходило восстание? — искренне поражается учитель.
— Не помню, — качает головой Зонтиков.
Видно, что он и сам удивлен неожиданным провалом в памяти.
Удивление кончается двойкой.
— А ты учил? — усаживаясь, спрашивает Зонтиков своего соседа.
Бабкин молчит. Человеку, имеющему девять двоек за четверть, глупо задавать подобный вопрос.
Лениво прищурившись, Бабкин раскрывает учебник и оглядывает заголовок «Восстание Спартака».
«Опять восстание! — раздраженно думает он. — То в Сицилии, то в Риме… И каждый раз поражение… И двойки… двойки…»
— О причинах поражения восстания расскажет…
Перед лицом надвигающейся катастрофы Бабкин сохраняет полное спокойствие. Он не знает страха — он слишком много пережил.
— Бабкин!
Весь в рубцах, ветеран Бабкин выходит к доске.
— Н-ну? — повторяет Павел Сергеевич. — Каковы же причины поражения? — И тут же добавляет: — Почему рабы потерпели поражение?
Бабкин долго и мрачно молчит. Потом тяжело поднимает лохматую голову.
— Рабы потерпели поражение, — говорит он, — потому, что не знали его причин…
После чего получает двойку и возвращается на родную теплую парту.
— Чаша моего терпения переполнена, — зло шепчет он, — больше на историю не приду!..
— Я тоже, — цедит Зонтиков, — у меня тоже переполнена…
Так было задумано восстание во главе с Бабкиным.
Первое столкновение произошло на следующий день при выходе из школы.
— Зонтиков, — сказал директор, — ты знаешь, где живет Павел Сергеевич?.. Вот и отлично! Отнеси ему этот конверт… Да смотри не задерживайся, дома-то беспокоиться будут!..
