Что Кейти делала - Кулидж Сьюзан

— Очень хорошо, Кейти, садись, — что Кейти и сделала, чувствуя себя еще более пристыженной, но вместе с тем и успокоенной. Есть в словах правды спасительная благодать, которая помогает правдивым людям преодолевать самые тяжкие из невзгод, и теперь Кейти это обнаружила.

Вторая половина дня была долгой и томительной. Миссис Найт ни разу не улыбнулась, и Кейти после бурных и волнующих событий утра теперь почувствовала себя несчастной. Она получила не один сильный удар во время «слияния рек» и наставила себе синяков, даже не зная об этом, когда задевала парты и стулья. Все эти ушибленные места теперь начали болеть, в голове стучало так, что она почти ничего не видела, а на сердце, казалось, лежала огромная тяжесть.

Когда занятия кончились, миссис Найт поднялась и сказала:

— Прошу всех, кто принимал участие в игре во время большой перемены, остаться в классе.

Остальные вышли, и дверь за ними закрылась. Это был ужасный момент: оставшиеся в классе никогда не смогли забыть его, так же как и полный безнадежности стук, с которым захлопнулась дверь за последней из уходящих учениц.

Я не могу сообщить вам, что именно говорила миссис Найт, скажу лишь, что все было очень трогательно, и вскоре большинство девочек заплакало. Было объявлено и наказание за их прегрешения: три недели без большой перемены, но даже это было далеко не так тяжело, как видеть миссис Найт такой «серьезной и огорченной» — так потом рассказывала своей маме Сиси. Одна за другой всхлипывающие грешницы покидали классную комнату. Когда большая часть их ушла, миссис Найт подозвала к себе Кейти и отдельно сказала ей несколько слов. Они не звучали по-настоящему сурово, но полной раскаяния и усталой Кейти немного было нужно, чтобы из глаз ее хлынул ливень или целый океан — тот самый, который она изображала прежде.

В результате мягкосердечная миссис Найт была так глубоко растрогана, что сразу отпустила ее и даже поцеловала в знак прощения, отчего бедный «океан» зарыдал еще горше. Всю дорогу домой Кейти всхлипывала; верная Кловер, бежавшая рядом с ней в глубоком горе, умоляла ее не плакать и пыталась, хоть и тщетно, висящими рваными клоками закрыть дыры на ее платье, которое было разорвано по меньшей мере в десяти местах. Но Кейти не могла перестать плакать, и просто счастье, что тети Иззи случайно не оказалось дома и единственной, кто видел Кейти в этом жалком состоянии, была Мэри, нянька, которая души не чаяла в детях и всегда была готова прийти им на помощь. И теперь она принялась ласкать и утешать Кейти точно так, как если бы это была Джонни или маленький Фил. Мэри взяла ее на колени, омыла пылающий лоб, расчесала волосы, положила компрессы из арники note 7 на синяки, переодела ее в чистое платье, так что к тому времени, когда все сели пить чай, бедняжка, если не считать покрасневших от слез глаз, выглядела как обычно, и тетя Иззи ничего не заметила.

Каким-то чудом доктор Карр оказался дома в этот вечер. Такое событие всегда было большой радостью для детей, и Кейти почувствовала себя совершенно счастливой, когда младшие ушли спать, а она получила папу в свое полное распоряжение и смогла рассказать ему всю историю.

— Папа, — сказала она, присев к нему на колено, что очень любила делать, хоть и была уже совсем большой девочкой, — почему одни дни бывают такие удачные, а другие — такие неудачные? Вот сегодня все началось с плохого, и все, что случилось за день, было плохо, а в другие дни и начинается хорошо, и идет хорошо целый день. Если бы тетя Иззи не задержала меня утром, я не получила бы плохую отметку по грамматике, и тогда я не рассердилась бы и, возможно, не попала бы и во все остальные переделки.

— Но из-за чего тетя Иззи задержала тебя?

— Чтобы пришить ленту к моей шляпке.

— Но как случилось, что лента была не пришита?

— Боюсь, — сказала Кейти неохотно, — это была моя вина: она оторвалась во вторник, а я ее не пришила.

— Ну вот видишь, нам придется вернуться не к тете Иззи и сегодняшнему утру, а еще дальше, чтобы найти начало этого твоего несчастливого дня. Ты когда-нибудь слышала старую присказку о тупом гвозде и потерянной стране?

— Нет, никогда. Расскажи! — воскликнула Кейти, которая и теперь любила всякие истории не меньше, чем когда ей было три года.

И доктор Карр сказал:

— О, папа! — воскликнула Кейти, крепко обняв его и слезая с его колена. — Я поняла, что ты хотел сказать! Кто бы мог подумать, что такая мелочь, как лента, не пришитая к шляпе, имеет значение! Но я надеюсь, что больше со мной не случится ничего подобного, потому что я всегда буду помнить:

Глава 4

«Кикери»

И все-таки, как мне ни грустно об этом говорить, моя бедная, неразумная Кейти забыла и попала в новую историю, и к тому же не позднее чем в следующий понедельник.

Понедельник всегда был бурным днем в доме Карров. Это был день большой стирки, и тетя Иззи казалась более придирчивой, а слуги гораздо более сердитыми, чем в остальные дни. Но я думаю, что отчасти виноваты в этом были и дети, особенно резвые и шумные после тихого воскресенья и особенно склонные к всевозможным проделкам.

Для Кловер и Элси воскресенье начиналось еще в субботу, когда они ложились спать со смоченными водой и накрученными на бумажные папильотки волосами. У Элси волосы вились и без этого, так что тетя Иззи не считала необходимым накручивать их на бумажки слишком туго, но жесткие и прямые волосы Кловер приходилось закручивать как можно туже, чтобы на них появился хоть малейший изгиб, и поэтому для Кловер ночь с субботы на воскресенье была ночью мучений. Она вертелась в постели, пытаясь заснуть сначала на одном боку, потом на другом, но, как бы она ни легла, твердые бумажные папильотки и острые булавки впивались в голову, причиняя боль. Заснуть удавалось лишь лежа лицом вниз и зарывшись носом в подушку, что было очень неудобно и отчего снились плохие сны. По причине этих страданий Кловер терпеть не могла кудряшек и, сочиняя сказки для младших, неизменно начинала так: «Волосы у прекрасной принцессы были прямые, как палки, и она никогда не накручивала их на бумажки — никогда!»

Воскресное утро начиналось с чтения Библии, а затем на завтрак подавали печеные бобы. Филу Библия и бобы представлялись совершенно неотделимыми друг от друга. После завтрака дети учили урок для воскресной школы, потом к крыльцу подъезжал большой экипаж и они отправлялись в церковь, до которой была добрая миля пути. Церковь была большая, старинная, с галереями и длинными скамьями, на высоких сиденьях которых лежали красные подушки. Участники церковного хора сидели в конце зала за зеленой занавеской, которую они раздвигали в стороны, когда начиналась проповедь, а в остальное время держали задернутой, так что их не было видно. Кейти всегда думала о том, как они, должно быть, славно проводят время там, за зеленой занавеской, — грызут апельсинные корки или листают учебники воскресной школы, — и ей часто хотелось оказаться там, среди них.