Ахмет Мальсагов - Лорс рисует афишу
— Слушай, оставь меня в покое, — ответил Лорс Кериму, потому что ему больше нечего было сказать после своей капитуляции. — Я всю жизнь мечтал о клубной работе. Ты всего-навсего райписарь, а я теперь — полпред! Звучит?
— Да-а, догадываюсь: понаставил ты себе, наверное, всяких мудреных вопросов, — Керим ухмыльнулся, — о жизни, о своем предназначении. А теперь вертишься, шаришь кругом: где ответы? Их и великие люди не находили! Между прочим, ты и в школе слыл не очень-то нормальным…
— Великим людям было легче, чем нам с тобой, — сказал Лорс, швырнув окурок. — Они умели отделываться афоризмами вроде такого: отсутствие ответов все же лучше, чем отсутствие вопросов.
— Дочитался! — Керим встал и пошел к дверям, зацепив животом директорский стол. — Ну погибай. Хорони себя под звуки колхозного тустепа и какой-нибудь там летки-енки!
Лорс скорбно и мерно произнес сам себе надгробную эпитафию:
— Заупокойная месса состоялась в сельском храме культуры. Прощальную речь от имени районного руководства произнес близкий друг усопшего…
— Деньги хоть есть у тебя? — перебил Керим. — На, возьми. Затейники всегда некормленные. Вернешь, когда начнешь давать интервью прессе в качестве великого избача!
Грустно стало Лорсу после ухода Керима. Но появился Эдип и поучительным тоном сказал:
— Коллега, запомните: культработник на глазах у массы всегда должен быть бодрым и веселым, даже если у него из глаз текут невидимые слезы. Для поднятия настроения мы отметим ваше вступление на должность. Надо поддерживать среди актива культурные традиции!
Лорс наотрез отказался. Тогда Эдип провел торжественную пятиминутную церемонию передачи массовику дел. Были переданы: 1. Тощая папка с листочком плана работы и какими-то инструкциями. 2. Принадлежности для игры в «почту». 3. Повязка «Дежурный» и 4. Ремень для игры в «третьего лишнего».
Вручая широкий, залоснившийся ремень, Эдип величаво встал, откинул волосы и произнес:
— Возьмите этот культинвентарь, мой юный друг, но помните: кому много дано — с того много и спросится!
…Табличку «Директор» на дверях кабинета перевернули, и она теперь обозначала: «Не входить, идет репетиция». Лорс, устроившись в самом темном уголке фойе, прислушивался — что же там за «репетиция»? Из-за дверей доносился страстный баритон Эдипа:
— Меня в Средней Азии, в Мирзачуле, клубная молодежь на руках носила. Каждый вечер! Сам председатель исполкома мне не раз говорил: «Ох, Эдип, по-хорошему тебе от нас не уйти!» Потому что я там был нужен. Поймите, я в первую очередь артист и только потом администратор! Я — артист! — Голос директора становился все громче. — Я плакать хочу, когда вижу, как телевизор закабалил современную молодежь! — кричал за дверью Эдип. — Силой живого искусства я хочу оторвать ее от мертвого голубого экрана!
— Спой нам «Кабачок», Эдип! — хором пожелали бывшие директора.
— Могу. Я сейчас в настрое, друзья!
Заше-е-л я в чудный кабачок…
Тра-та-та!..
Вино-о-о там стоит пятачок!
Тра-та-та!..
Припев «тра-та-та» каждый раз подхватывал хор.
Лорс уныло слонялся по фойе, чувствуя, как у него горят щеки. «Куда я попал? — со стыдом думал он. — Ну и местечко!»
Из маленькой комнатки расходились девушки. Они прислушивались к пению, которое доносилось из кабинета директора.
— Опять Эдип с нами репетицию не провел, — со вздохом сказал кто-то из девушек. — Ну, спрашивается, для чего собирал?
Аза, девушка с косами, которая, наверное, была у них главной заводилой, с презрением глянула на Лорса и обвернулась. Но Лорс увидел, как хорошо сверкают в гневе ее карие глаза, и какая у нее округлая, нежная шея, и как стройна ее фигура.
— Девочки, а какой у нас румяный массовик!: — громко и певуче сказала своим грудным голосом эта девушка.
Капа-частушечница тотчас подпрыгнула, ударила каблучками дробь и запела, весело глядя на пылающее лицо Лорса:
Что такое? Что такое!
Я совсем не пьяный!
Посидел среди актива,
Сделался румяный!
Лорс обозлился, но не успел ничего сказать: девушки с хохотом убежали.
Прильнув лицом к холодному стеклу перегородки, он глядел в зал. Встряхивая склоненной к баяну головой, играл Петя. Плыли в синем дыму пары. Танцующие с любопытством поглядывали сквозь стекло на незнакомца. И Лорс подумал, что у него, наверное, сейчас очень тоскливое лицо.
Глава III. Если дал слово
Какая нахальная «липа»!
Настроение было унылым и в последующие дни.
Просто праздность Лорс бы еще перенес. Скажем, валяться с книгой в руках в саду у бабушки Чипижихи на немощной, весенней траве.
Невмоготу была клубная деятельная праздность. Находиться днем на работе было необязательным. «Мы должны беречь творческую энергию для вечера, для встречи с массами!» — говорил Эдип. Вместе с тем хоть на полчаса, а дело днем находилось. Обычно к полудню у Эдипа возникало решение, быть сегодня танцам или нет. Инструктор обязан был воплотить это решение на постоянном щите-афише, то есть проставить дату. И вот, чтобы макнуть кисть в баночку с краской, надо было подниматься с травы и плестись в ДК.
Время от времени Эдип свистал всех наверх, вращал глазами и произносил мобилизующую речь об очередных задачах.
— Правда, ваша правда, — скорбно внимала директорским наставлениям хромая тетя Паша, уборщица-контролер. — Вот еще бы купить веник…
— Это в рабочем порядке, — презрительно отмахивался Эдип и страстно продолжал: — Посмотрите на наши цифры охвата. Позор! Я-то занят творческой работой, я готовлю с кружковцами концерт. А вы? Где вы?!
Баянист Петя легко загорался и впадал от директорской речи в транс. Чуткие струны его музыкальной души начинали лихорадочно вибрировать. В такт им все чаще вздымалась под синтетической курткой татуированная грудь. В зеленоватых, простодушно открытых на мир глазах Пети отражалась тщетная погоня за ускользающей мыслью.
— Мы, работники райДК, должны быть лучом света! — взвинчивался Эдип, бросая самодовольный ораторский взгляд на Лорса. — Но для того, чтобы светить, надо гореть. Го-реть!
— Горим! — тихо вскричала однажды тетя Паша.
Но оказалось, что это задымилась газета от сигареты баяниста.
Затушив газету, Петя задышал чаще и яростно произнес со всхлипыванием:
— Что надо делать, Эдип?! Скажи — мы все сделаем!
— Работать, товарищ Петя. Неустанно работать! В том числе, между прочим, и над собой. Конкретизирую: ты же спишь над аккордеоном, ты играешь словно во сне. Значит, спят и танцующие пары. Больше экспрессии! И давайте смелее проявлять инициативу. У вас теперь есть с кого брать пример, баянист. Вот он перед вами, наш живой маяк — новый инструктор. С его приходом у нас ударили родники интеллектуальной жизни.
Лорс вздрогнул и воинственно поднял голову от листочка с шахматной задачей. Еще не хватало, чтобы над ним тут издевались. Однако директор не иронизировал:
— Посмотрите, как преобразилось боковое фойе! Там же была пустыня. А теперь? Теперь у нас и там будут цифры охвата.
«До чего же легко выбираться в передовики!» — расхохотался Лорс в душе. Вчера перед началом танцев он, одурев от тоски и скуки, начал разбирать за кулисами хлам. Нашел там шашки и решил сыграть с пожарником Пупыней. Для этого Лорс вытащил из-за кулис в пустое фойе длинный узкий стол и вынес сюда коптилку. А поскольку стол был грязен, засижен птицами, свободно залетающими в Дом культуры через выбитые окна сцены, то аккуратист Лорс покрыл его старым, выцветшим кумачовым лозунгом изнанкой кверху. И кинул на стол помятый прошлогодний номер журнала «Коневодство», потому что ему понравился снимок рысака на обложке.
— Батюшки, какое потрясающее у нас новшество с приходом энтузиаста!
Забирая у остолбеневшего, прослезившегося Пупыни одним ударом шесть шашек, Лорс, даже не оборачиваясь, узнал, чей это нарочито-фальшивый, смеющийся голос: девушки с косами — Азы.
И все-таки даже это было заметным новшеством в столь однообразной жизни клуба!
Из зала потянулись в фойе. Возле шашек толпились болельщики. Журнал с портретом рысака переходил из рук в руки. Некоторые забредали в фойе просто посидеть в сторонке от суматохи танцев.
Но называть за такую чепуху передовиком?!
Однако Эдип оказался прав. Цифры охвата массовой работой в самом деле подскочили вверх, потому что Эдип приказал Лорсу завести в отчетной сводке две новых графы: «Охвачено настольными играми», «Охвачено коллективным чтением сельскохозяйственной литературы».
Лорс сам беззастенчиво потешался над такой нахальной «липой». Плевать ему на всё! Долго он в этой богадельне все равно не выдержит.
