Галина Ширяева - Гюрги-Дюрги-Дюк
Потом звуки вернулись к ней. Она услышала, как по-сумасшедшему громко колотится ее сердце…
— Бешеный! — крикнула Юлька в темноту. — Хулиган!
Где-то наверху открылась дверь чьей-то квартиры, и сердитый женский голос крикнул в пролет лестницы:
— Прекратите безобразничать! И когда это кончится?
Юлька подождала, когда успокоится голос, захлопнется дверь наверху, и, придерживая ладонью разбитый в кровь локоть, поднялась к себе.
Глупо! Смешно и глупо! Ее уже давно не били мальчишки. Наоборот, теперь они все были такими хорошими, иногда даже подлизывались… Какие-то ненормальные, бешеные мальчишки жили в этом городе!
Она смыла кровь с локтя, потом рассмотрела свое лицо в зеркальце. Узкая розовая полоска тянулась через лоб от виска к виску — как яркая царапина. Теперь, наверно, надолго…
Целый час просидела она перед зеркалом, прикладывая ко лбу влажный носовой платок, но полоса не исчезла, боль не ушла, а обида не кончилась и даже осталась с ней на всю ночь.
4. Ночная гостья
Юлькин сон был тревожным, даже страшным, и среди ночи Юлька проснулась. Ей показалось, что кто-то пронзительно и тревожно закричал над ее ухом: «А-а-а-а!» Сон разлетелся сразу!
На полу лежали два квадрата слабого света — от окон. Их было недостаточно, чтобы разглядеть те, дальние и темные, углы комнаты. Напуганная до смерти Юлька забыла спросонья, на какой стене выключатель, и заметалась по комнате, натыкаясь то на жесткий неуклюжий рояль, то на стол, то на свои тапочки, которые тут же улетели от ее ноги под диван… И наконец услышала — в прихожей отчаянно и пронзительно, как тревожный крик «а-а-а», заливался звонок. «Телеграмма! С мамой что-то случилось!» Она набросила халат, не угодив в рукава… Вспомнив про настольную лампу, включила ее уже на бегу… Ворвавшись в прихожую, дрожащими руками нащупала язычок задвижки и распахнула дверь настежь.
В светлом проеме двери стояла растрепанная соседка-караульщица без платочка и без очков, а рядом с ней — незнакомая девчонка ростом чуть повыше Юльки, в спортивной куртке, в бриджах, с большой аэрофлотной сумкой на длинном ремне. За спиной девчонки, на лестничной площадке, горела лампочка, и девчонкины волосы светились так, словно в них были запрятаны золотые фонарики из вчерашнего Юлькиного сна. Юльке даже послышался звон золотой цепочки. Она отчаянно тряхнула головой.
— Вот она! — воскликнула соседка, указывая на Юльку. — Сама назвалась! И чемодан с ней был!
— Здорово спишь! — сказала девчонка с фонариками. — Ты кто?
Ее лица не было видно, полуодетой же, еще не опомнившейся со сна Юльке лампочка с площадки светила прямо в лицо, и от этого Юлька чувствовала себя беспомощной и жалкой со своей царапиной на лбу.
— Я — Юля. Витанович.
— А! — выдохнула, словно вскрикнула, девчонка и шагнула в прихожую, сразу погасив фонарики в волосах.
— Может, милицию звать? — деловито спросила соседка. — У меня в квартире телефон.
— Извините! — бросила ей через плечо девчонка с погасшими фонариками. — Не беспокойтесь. Я ее знаю.
— Да я-то никого не знаю! Я сама-то всего на неделю приехала! — запричитала соседка, но девчонка, круто повернувшись, захлопнула дверь.
Они прошли в комнату, и девчонка, подойдя к столу и высоко, как свечу в подсвечнике, подняв настольную лампу, внимательно и бесцеремонно оглядела Юльку с ног до головы. На этот раз свет упал и на ее лицо, поэтому Юлька, окончательно отогнавшая от себя сон, не побоялась ответить ей таким же бесцеремонным и долгим взглядом. У незнакомки были резкие, как у сердитого мальчишки, губы, глубокие темно-серые глаза в коротких, густых и, наверно, очень жестких ресницах и совсем светлые пушистые волосы.
— А почему ты такая исцарапанная?
— Исцарапалась. А что? — спокойно, пожалуй, даже нагловато спросила Юлька — ее разозлила эта бесцеремонность незнакомой девчонки.
— Значит, ты — Юля?
— Юля. А что?
Девчонка осторожно поставила лампу на стол, бросила сумку на рояль, который сейчас же отозвался жалобным звоном, и с холодным, непонятным любопытством спросила:
— И что же означает это имя?
Такого глупейшего вопроса при знакомстве Юльке еще ни разу в жизни не задавали.
— Как — что означает? Ничего не означает.
Юлькино имя, в отличие от других имен, действительно ничего не означало и не переводилось никак. Просто в Древнем Риме так называли женщин из славного рода Юлиев.
— Ничего?
— Ничего.
— Почему в больнице не была?
— Н-не успела.
— Позавчера приехала и не успела?
Разница в их возрасте составляла определенно не больше года, однако девчонка разговаривала с Юлькой так, словно была старше ее лет на десять.
— А откуда мне знать, в какой больнице он лежит? — стараясь быть спокойной, чтобы не заикаться, ответила Юлька. — Он передал, что во второй, а у вас в городе сорок штук этих вторых. Попробуй поищи!
— Я нашла, — сухо отчеканила девчонка.
Она молча достала из сумки платье и ушла в ванную переодеваться, а Юльке сразу стало ужасно неуютно в этой чужой комнате. И надо же было ей сюда заехать! И зачем приглашать, зачем клянчить «приезжайте, приезжайте», если тут ему не так уж и одиноко?
Девчонка вернулась быстро, Юлька успела только найти выключатель и рукава халата, а за тапочками под диван слазить не успела.
Теперь, при ярком верхнем свете, можно было хорошо рассмотреть гостью. Она показалась Юльке уже не такой резкой и по-мальчишески грубоватой, какой казалась раньше, даже черты лица у нее стали мягче. В первую очередь следовало выяснить, кто она, почему так бесцеремонно ворвалась в квартиру и какое, собственно говоря, отношение имеет к Юлькиному деду.
— Ты его родственница, что ли?
Девчонка молча наклонила голову.
— Это очень дорогой инструмент, — промолвила Юлька, по-хозяйски кивнув на рояль и тем самым подчеркивая свое неоспоримое право распоряжаться дедовыми вещами. — Нельзя вот так швырять на него что попало.
— А, да, — кивнула головой девчонка и убрала сумку с рояля.
— А тебя как зовут?
— У меня трудное имя, — ответила девчонка таким издевательским тоном, словно ее имя действительно было недосягаемо для Юлькиного языка. Значит, все-таки Юлька себя выдала, и девчонка заметила, что она заикается.
— У нас в классе одну девчонку дразнят Фтататитой из какой-то пьесы, — сказала Юлька. — И ничего, справляемся. Ты тоже Ф-ф-тататита?
— Нет.
— А кто же?
— Я — Дюк.
— К-кто?
— Дюк.
— Может быть, Дюка? — попыталась уточнить Юлька.
— Дюк.
— Глупость одна, а не имя!
— Есть хочешь? — очень спокойно спросила девчонка.
— Не хочу!
Девчонка со странным именем по-хозяйски, словно жила в этой квартире тысячу лет, принесла откуда-то из прихожей простыни и подушку, швырнула их Юльке — «кто же спит на голом диване!». Потом она принесла раскладушку. Что такое? Для себя?.. Она собирается спать здесь, не спросив разрешения у Юльки? Кто же здесь хозяин — Юлька, родная и единственная внучка своего деда, или эта Дюка?..
— Ты что, была у моего деда? — сухо спросила Юлька, первый раз в жизни называя деда так подчеркнуто по-родственному — «мой».
— Была.
— Когда?
— Сейчас.
— Ночью?
— Ночью.
— П-почему ночью?
— Потому что была далеко от дома. Сегодня вернулась и узнала, что он в больнице.
— А где твой дом?
— Недалеко.
— А ты с кем живешь?
— А ты?
Удивительно все-таки, до чего нагло вела себя эта Дюк!
— Ну и как его здоровье? — спросила Юлька ледяным голосом.
— Все-таки ему семьдесят четыре, — помолчав, вместо ответа сказала Дюк таким тоном, словно это она, Юлька, была виновата в том, что ему уже семьдесят четыре!
— Значит, ничего?
— Есть хочешь?
— Нет!
— Тогда спи.
Ничего себе!
Дюк ушла на кухню и принялась там возиться с кастрюлями — совсем как мать вечерами, когда Юлька укладывалась спать. Вот еще! Надо все-таки в конце концов выяснить, кем приходится она Юлькиному деду! В конце концов, Юльке доверили ключ от квартиры и она отвечает за ее сохранность! В конце концов, здесь стоит дорогой инструмент и вообще, наверно, есть ценные вещи. И Юлькин чемодан!..
— Значит, ты его родственница? — сердито крикнула она в распахнутую дверь кухни.
— Родственница, — отозвалась Дюк.
Надо же! Неужто она и Юльке родственница? Подумать только! Раньше это совершенно не приходило Юльке в голову. Она просто не допускала никогда мысли о том, что родственники деда могут оказаться и ее, Юлькиными, родственниками… Дюк вернулась в комнату, погасила свет, разделась, легла на свою скрипучую раскладушку.
— Одеяло дать?
— Не надо, — ответила Юлька.
