Анна Кальма - Черная Салли
– Глядите: моется! – в восхищении закричал Чарли. – Вот чистюля! А говорят, что мыши заводятся от грязи…
Белую мышь притащил Беппо. Это был, конечно, самый беспокойный подарок, но и другие подарки причиняли немало хлопот. Стан, например, принес обоим мальчикам свой футбольный мяч. У мяча лопнула камера, и Тони моментально захотелось ее починить.
– Я с ними много возился, – сказал он с видом специалиста.
Нил подарил брату и Тони свой самый большой змей. У змея был разноцветный хвост, он почти ничего не весил и летал выше всех змеев в Ямайке.
– Какая погода? Есть ли сегодня ветер? – заволновались мальчики.
Они забыли, что больны, и собирались сейчас же бежать запускать змея. Но погода оказалась безветренной, и бабушка, собравшаяся было силой удерживать их дома, успокоилась.
Прибежала запыхавшаяся Нэнси и положила на постель Чарли белый аккуратный узелок:
– Что это такое? Отгадайте!
От узелка шел запах ванили и сдобного теста. Круглые темные щеки Нэнси были припудрены мукой и сахарной пудрой. Она сама была похожа на пирожок.
– Ну, кто отгадает, тому самый большой кусок!
Ребята со всех сторон обнюхали узелок.
– По-моему, шладкий хворошт, – облизываясь, прошепелявил Тони.
– Чепуха! Это пудинг с изюмом, – сказал Нил.
Стан мечтательно посмотрел на Нэнси.
– Когда мама была жива, мы иногда ели такую штуку, – сказал он, – только я забыл, как она называется.
Бабушка тоже понюхала узелок:
– У меня от старости стал плохой нюх, никак не могу разобрать, какая здесь начинка.
Беппо ничего не сказал. Он только нюхал и нюхал и при этом уморительно облизывался.
– А я знаю, – Чарли сел на постели. – Это пирог со сливами.
– Угадал, угадал! – Нэнси захлопала в ладоши. – За это тебе самый большой кусок пирога!
Кто-то постучал.
– Можно? – спросил тихий голос.
В дверях показалось смущенное лицо Мэри Роч. Она боком вошла в комнату и неловко протянула Чарли что-то большое, прикрытое бумагой.
– Вот, возьми… Может, тебе понравится… Ребята с любопытством сдернули бумагу и ахнули: за стеклом маленького аквариума плавали, распушив сине-красные хвосты и переливаясь всеми цветами радуги, четыре бойцовые рыбки, так называемые «петушки». На дне желтел песок, и вьющееся водяное растение спускалось по стеклянной стенке.
Чарли блестящими глазами смотрел на девочку:
– Откуда они у тебя?
– Это мои рыбки, они мне уже надоели, – равнодушным голосом сказала Мэри. – Мне их подарили на рождение.
– Но ведь твое рождение было только на прошлой неделе! Я помню, ты мне сама говорила…
– Ну так что ж? Все-таки они мне надоели. Пожалуйста, возьми, – настаивала Мэри.
Казалось, в этот день подаркам не будет конца. Чарли и Тони с увлечением рассматривали свои сокровища.
Больные оба чувствовали себя гораздо лучше. Тони сидел в бабушкином кресле, придвинутом к постели Чарли. Он показывал всем желающим отверстие во рту. Десны Тони были залиты йодом и оттого выглядели темно-оранжевыми и очень страшными.
Чарли, одетый в пижаму, был похож на фотографический негатив: черное лицо и руки на белом фоне подушек. Одна щека у него была наискось залеплена длинной полосой розового пластыря; на лбу, где была довольно глубокая ранка, красовалась белая повязка. Несмотря на это, Чарли уже весело разговаривал и, казалось, совсем позабыл о прошлой ночи.
НА ВЫРУЧКУ ЧЕРНОМУ МИЛСУ
Подарки были со всех сторон осмотрены и одобрены. Потом Стан подмигнул Беппо. Оба они сгорали от любопытства, им не терпелось узнать, что же случилось вчера с товарищами.
– Слушайте, ребята, а ведь мы еще ничего про вас не знаем, – сказал Беппо.
– Сейчас подойдут наши, спросят, кто пробил Чарльзу череп, кто вышиб зубы Фейну, а мы им ничего не сможем ответить, – подхватил Стан.
Чарли посмотрел на Тони, Тони – на Чарли.
– Ладно, давайте я расскажу, – сказал Чарли.
– Ну, уж это ты брошь, – запротестовал Тони, – ты уже два ража рашкажывал маме ж бабушкой, теперь мой черед…
Они заспорили.
– Чудаки, рассказывайте оба, – сказал Беппо. – Пускай начинает кто-нибудь один, а другой потом станет продолжать.
– Чур, я первый! – воскликнул Чарли. – Тони шепелявит, ему трудно говорить.
– Вовсе не трудно! Пожалуйста, не беспокойся обо мне, – огрызнулся Тони, внезапно переставая шепелявить. – Ребята, начинаю я!
Всем стало смешно. Очки запрыгали на широком носу бабушки. Несмотря на то что она уже два раза слышала всю историю, она уселась на табурет и снова приготовилась слушать.
– Ладно, пускай рассказывает Тони, – сказал вдруг Чарли, – только я буду поправлять, если он где-нибудь соврет.
Тони с негодованием поглядел на товарища, но все-таки начал:
– Надо вам сказать, ребята, что в техническом клубе мне дали три премии. Одна премия была за модель грузовой машины, другая – за мой гербарий, а третья – за спектакль. Я там представлял в живых картинах Швецию, а другой парень – Норвегию, мы с ним оба стояли обнявшись, и на нас были красивые флаги. Только мы оба с ним очень потели, потому что на сцене была чертовская жара, и мы…
– Постой, постой! – закричал Беппо. – К чему ты все это плетешь?
– Как – к чему? – Тони смутился. – Я думал, что вам это интересно. Ладно, не хотите, как хотите. – И он опять начал: – Я сказал Аткинсу про электровоз, который нам сейчас показывают. Он и пристал: сведи да сведи меня в твой клуб. Мы с ним решили идти в тот самый вечер, когда нам вдруг объявили про цирк. Сами понимаете, что значит цирк: из-за него все бросишь!… Ну, когда цирк лопнул, Чарли стал меня звать слушать бабушку, а я его – смотреть электровоз.
– Конечно, электровоз перетянул, – вставил Чарли.
Бабушка усмехнулась в своем углу и покачала головой.
– Да, так вот, пока вы там собирались, мы тихонько удрали и поехали на Сто тридцать девятую улицу, – продолжал Тони. – Только вышли из подземки, смотрим – на углу, у салуна [3], собралась толпа.
– Большущая толпа, и в ней все больше цветные, но были и белые, – снова вставил Чарли, – и все громко кричат.
– Да. Ну, тут и мы, конечно, влезли в самую гущу и смотрим, что за скандал такой. Видим, подъезжает полицейская машина, с нее слезают полисмены и входят в салун. Тут нам говорят, что один черный парень, по имени Миле, хотел стащить с прилавка булку, но его зацапали и теперь, по слухам, бьют в подвале. «Я этого парня знаю, – говорю я Чарли, – он к нам в клуб ходит. Такой маленький, щуплый…»
– Нет, ты мне не так сказал, – перебил Чарли, – ты мне сказал: «Я его знаю по клубу, он всегда голодный ходит».
– Ну, все равно. Как я это сказал, вижу, у Чарли глаза на лоб полезли. «Надо его выручать», – говорит он мне, а сам уже локтями работает.
– Нет, это ты локтями, а я головой вперед, – вставил Чарли. – Голова в толпе – первое дело.
– Совсем как мой покойный отец, – пробормотала бабушка, – тот тоже был храбрецом и всегда заступался за слабых.
– Ну, пробились мы к самой двери салуна, глядим, а у нас перед носом полицейские куртки, – продолжал Тони. – «Нечего и думать пролезть туда, – говорю я Чарли, – погляди только на их кулачищи». Куда там! Чарли и слушать ничего не хочет. Заладил одно: «Мы должны. Нельзя так бросать Милса». А за нами шум, толкотня, цветные лезут к дверям, белые их не пускают… Вдруг полисмены замахали кулаками и давай теснить всех. Ну, мы тут не зевали: сразу в дверь и бегом по лестнице вниз…
– А за нами свистят, кричат, бегут… – Чарли приподнялся на постели, голос у него стал совсем хриплый от волнения.
– Да, все – и цветные и белые – ввалились в салун, – продолжал Тони, – а мы, как только очутились внизу, так прямо попали куда следует. Такой большой подвал, и посредине Миле, а кругом полицейские. И видим, костлявый салунщик дубасит Милса по лицу и по спине…
– Маленького мальчика по лицу! – возбужденно воскликнул Чарли. – Ну, да я ему хорошо влепил!…
– Да, Чарли совсем взбесился, – сказал Тони: – вцепился салунщику в ногу и давай его оттаскивать. Что тут поднялось! Мы деремся, полицейские молотят нас дубинками, я даже кусался, честное слово.
– Я гляжу, он висит на полицейском, а тот никак не может от него отделаться, – снова вмешался Чарли, – только сбросит его на пол, а Тони опять на него насел!
Глаза у Чарли так и прыгали при этом воспоминании. Тони тоже был возбужден, у него горели щеки.
– Тут в подвал вперлась куча народу. Кулаками молотят, ругаются! В суматохе Миле взял да и удрал, а нас здорово помяли. Потом из подвала все выкатились на улицу и там продолжали драться. Я одному полицейскому разорвал мундир, а он за это хватил меня по зубам. Кричит: «Ты тоже за черномазых! Вот тебе, получай!» – и кулаком мне по челюсти.
– А меня дубинкой один высокий бил!… – Чарли задыхался.
По черным щекам бабушки катились слезы. Вдруг она заметила возбуждение внука.
