Юрий Третьяков - Жук и геометрия. Рассказы
Кот медленно приблизился, взглянул недобрыми зелеными глазами на Утенка: знаем, мол, — рыбка рыбкой, а ухо держи востро… А Утенок думал: противогаз нужен, а то не пескарями бы тебя кормить, полосатого жулика, а хворостинкой потолще…
Он кинул коту пескарей вместе с ниткой. Кот проворно схватил их и принялся хищно пожирать, будто три дня не ел, давясь, дрожа и беспрерывно ворча.
— Ишь ты, жаднюга… — любуясь котом, приговаривала довольная бабушка. — Ты гляди-ка, ты гляди, Тимочка… Ах ты, мошенник, дождался рыбки. Чисто человек… Ешь, ешь, милый…
Кот сожрал пескарей за какую-то минуту и отвратительно заныл: давай еще…
— Не наелся! Ах, обжора! — восторгалась бабушка. — Хватит с тебя, слышишь? Ка-а-кой рыбник!
— Я ему, бабушк, еще принесу! — пообещал Утенок.
— Разбалуешь ты его вконец, ну его к лешему! Совсем ничего жрать не будет. И на том спасибо. Чем же тебя отблагодарить, Тимочка, уж не знаю…
— Ничем, — сказал Утенок. — Это я так. Думаю, надо Яшке рыбки понести, чтоб он ел. А радио у вас нормально работает? А то я могу починить…
— Нет, нет, — замахала руками Прокофьевна. — Спасибо тебе. Не надо мне никакой починки. Чем же тебя угостить: арбуз будешь или компотцу?..
— Арбуз, — сказал Утенок. — И компотцу… Только знаете что, бабушк, не надо мне ни арбуза, ни компотцу, а вы лучше дайте мне противогаз. Я его потом принесу. Он там в кладовой на стенке висит…
— На кой тебе, Тимочка, противогаз? — изумилась Прокофьевна. — Ай ты воевать собрался?.. Да и не помню я, чтоб он где-то был…
— Он там, в углу. Там такие ящики с книгами стоят, на них — картонные коробки, где разные камни — коллекция, а справа на стенке — он. Пойдемте, бабушк, я покажу…
— Да на кой он тебе, Тимочка? — сопротивлялась бабушка, которую Утенок тянул за руку. — Ну его к нечистому: век бы его не видать… Ты, Тимочка, погоди-ка, послушай, что я тебе скажу: вы вот там озоруете, все бы вам в войну вашу окаянную играть, а ну-ка да тебе как-нибудь ненароком голову прошибут — матери-то твоей каково? Ведь так я говорю?
— Это так, — охотно согласился Утенок. — Это вы, бабушк, все верно говорите… Только я его вам потом обратно принесу, вы не беспокойтесь…
От Прокофьевны Утенок ушел с противогазом в сумке через плечо.
Самое трудное было сделано! Остальное все — легко и интересно.
Скрывшись в чащу бузины, разросшейся в конце огорода, Утенок до самого вечера в глубокой тайне мастерил свой аппарат.
— Чего это ты бегаешь взад-вперед как угорелый? — заинтересовалась мама, подозрительно оглядывая Утенка, когда он, потный, озабоченный, пробегал через двор с пузырьком керосина в руке. — Опять что-нибудь затеял? Куда керосин потащил? Вот наделай, наделай мне пожар!..
— А я что? — обиженно шмыгнул носом Утенок, придерживая в кармане спички, чтоб не гремели. — Это керосин не для пожара, а для ржавчины… Всегда вот ты так… Не разберешь сначала и ругаешься…
Заглянуть бы маме в бузинную заросль: там у забора горел костёр, на костре топилась в консервной банке смола, в углях докрасна раскалялся длинный железный прут с острым концом, а Утенок стругал срезанные под корень самые толстые стволы бузины…
Скафандр был готов, когда уже совсем стемнело. Напоследок Утенок примерил его. Скафандр выглядел очень таинственно и необычно. Хобот от маски шел под мышку и на спине соединялся с длинной деревянной трубкой (в три Утенковых роста), хитроумно составленной из толстых стволов бузины. В них раскаленным железным прутом была выжжена похожая на твердую вату сердцевина, концы прочно скреплены тонкими деревянными планками, проволокой и залиты смолой; на спине «дыхательная трубка» (как назвал ее изобретатель) прикреплялась к треугольной деревянной раме, которая надевалась как ранец. Слишком длинная, она при каждом шаге покачивалась, дрожала, но держалась прочно.
Если ходить осторожно — ничего. Только дышать через нее немного трудно, воздух шел со свистом, лицо заливалось потом, и очки поминутно запотевали. Но у противогаза был «нос», чтобы, не снимая маски, протирать очки. Словом, скафандр был хоть куда!
Засыпая, Утенок думал: скорее бы наступило завтра! Чуть рассветет, он отправится испытывать скафандр, доставать с речного дна все, что там лежит. Один все достанет, никого в помощь не возьмет — не нужны, раз смеются. А потом придут и удивятся: дно чистое, строй вышку хоть сейчас. А кто очистил? Тимка Утенок. Неужели один? Один! Тогда небось сразу примолкнут…
Спал он очень беспокойно, все ворочался и поднимал с подушки голову, взглядывал на окно: не рассветает ли?
Чуть только в комнате посветлело, а в курятнике, наверное только продрав глаза, во все горло заорал петух, Утенок вскочил с постели.
Без шума, чтоб никого не разбудить, оделся и на цыпочках вышел во двор. Солнца еще не было, стоял туман, было тихо-тихо и очень тепло.
Взяв в сарае аккуратно сложенный скафандр и сумку от противогаза, в которую еще вчера вечером были уложены блок, небольшой моток железного троса, упакованный в резину электрический фонарик и ременной пояс, Утенок, махнув рукой, — все равно уж отвечать за все разом! — снял со стены бельевую веревку, такую толстую и длинную, что, свернутая в кольца, она была тяжелее и скафандра и сумки вместе.
Темный след оставался за ним на серой от росы траве.
Утенок представил, как он сейчас придет к реке, скрытой туманом, который над рекой был гуще, чем везде, как полезет в воду, и съежился.
Но пока он шел по мокрому лугу, стало совсем светло, небо покраснело, потом пробились откуда-то солнечные лучи, туман почти исчез и остался только над речкой…
Утенок сложил скафандр и веревку на траву, достал из сумки блок и, походив немного по берегу, прикрепил его тросом на самом толстом суку старого, наполовину сухого вяза, росшего у берега. Потом продел в блок веревку и для пробы покачался на ней, вцепившись руками и ногами, как обезьяна: очень прочно! Отыскав на берегу несколько подходящих камней, он привязал их проволокой к принесенному поясу.
Наконец все было готово. Утенок разделся, подпоясался тяжеленным поясом, который сразу потянул его к земле, на пояс навесил фонарик, привязал за спину раму с «дыхательной трубкой», надел маску и, ежась, вошел в воду, неподвижную и теплую, как парное молоко.
Глубина начиналась прямо от берега. Ступив шаг, Утенок погрузился сразу по горло; он остановился, повертел головой, в последний раз оглядывая розовый от зари мир, который он покидал, сделал еще шаг и вдруг ухнул с какого-то подводного обрыва, чуть не зачерпнув воды в трубку.
Голову сдавила вода. Утенок выдохнул воздух.
— Бум-булюм-булюм-бум! — сказали воздушные пузырьки, вырываясь из «выдыхательного клапана» и устремляясь вверх. Они шумели так громко, что водолаз оглох и ничего больше не слышал, кроме еще какого-то бульканья, которое производили потревоженная вода и непонятные колючие пузырьки, поднимавшиеся со дна по ногам… Очки сразу запотели. Вывернув пальцем «нос», Утенок протер стекла.
Видно было плохо. Вернее, ничего не видно, кроме темной пелены. Утенок включил фонарь и обрадовался: в луче света проплыла стайка мальков и закачались водоросли — как в настоящем море!
— Ничего, усовершенствуем! — сказал Утенок вслух, и его голос раздался глухо и странно, как чужой. Отважному водолазу вдруг сделалось отчего-то так страшно, что он чуть не выскочил обратно на берег. Но потом он отправился дальше в темноту, светя перед собой фонариком и осторожно двигая ногами.
«Дыхательная трубка», преодолевая сопротивление воды, гнулась и не давала свободно идти. Ноги ступали то по колючим водорослям, то по липкой тине, как по мокрой вате. Потом, непонятно откуда, на дне появилось огромное количество камней, щепок и пустых раковин, — Утенок вспомнил, что он и сам всю жизнь кидал с моста всякую дрянь, и воспрянул духом: значит, он близко от цели!
Вдруг он ударился ногой о какое-то громоздкое железо, скрытое в водорослях, споткнулся, чуть не упал и тут различил очертания огромных темных предметов. Подойдя к ним вплотную и протерев очки как следует, водолаз разглядел в свете фонарика, что это были разбитые полусгнившие повозки с большими колесами.
Их почти совсем занесло грязью, и они обросли тиной и водорослями.
Утенок обошел их кругом, на каждом шагу спотыкаясь о какие-то бревна и железки, увязшие в ил. Потом стал искать, что бы вытащить сначала — для пробы. Он вернулся к той громоздкой железке, о которую споткнулся, осторожно присел, стараясь, чтобы трубка стояла прямо, ощупью обмотал вокруг какого-то выступа конец веревки и пошел к берегу, торопясь, потому что дышалось все труднее, а пот стекал по лицу уже не каплями, а струйками.
Как только Утенок почувствовал, что голова его высунулась из воды, он сорвал маску и всей грудью вдохнул воздух. Так все дышал бы и дышал! Оказывается, воздух можно пить, как воду!
