Нина Бичуя - Самая высокая на свете гора
Борька захохотал, а Стась все еще стоял неподвижно и смотрел почему-то на сломанную пуговицу Борькиной куртки.
— Слушай, Короткий, ты что? — Борька вдруг перестал смеяться. — Я кого спрашиваю? Ты что, Короткий? Ты чего так смотришь? Отомри, слышишь? И не гляди… Чего он так смотрит?
Никто ничего не мог понять. Стась легко и равнодушно, словно это был не Борька, а стул, отодвинул его в сторону и пошел к парте, а Борька не шел, хотя уже прозвонил звонок, он стоял у окна и оторопело озирался:
— Что же это он, ребята, а? Это же только марка, это же просто марка, а он…
ЗАПАСНОЙ ИГРОК
Сказать по правде, Марианна вроде бы и не мешала. Просто молча сидела на буме и смотрела, как мы тренируемся. Но когда эта девчонка усаживалась на бум, свесив ноги и уставясь прищуренными глазами на сетку, с нами начинало твориться что-то странное. Мы тогда бегали так, словно под пятками у нас трава горела, налетали на несчастный мяч, как на лютого врага.
Ребятам не хотелось, чтобы она сидела и смотрела. Валерик Ляхов сказал:
— Ну, Анка, будет. Целую неделю посидела на буме, а теперь поищи себе другое место! Ясно?
Мы все в классе называли ее просто Анка. Марианна — это ей вовсе не подходило. Марианна — ну, это должна быть красивая черноглазая девушка. А у Анки длинные, как у мальчишки, ноги, короткая юбочка и короткие волосы. Глаза она чуть прищуривает, как будто все время смотрит на солнце. И поэтому невозможно понять, какого они у нее цвета…
Когда Валерик сказал ей эти слова, она повела плечами и так вцепилась пальцами в деревянный бум, что косточки побелели.
— Нет, не ясно! И вообще… ребята, возьмите меня в свою «Комету»!
— Хо! Хо! Го! — Мы смеялись на разные голоса, но все вместе. — Девчонка — на футбольном поле?!
Марианна потянула меня за рукав:
— А я серьезно, без смеха, капитан! Возьмите меня в команду!
— Да что ты, Анка! Девчонок на рыбалку и то не берут!
— Почему?
— Да так! Не берут, и все. Говорят, улова не будет.
— Это точно! Девчонки не приносят счастья, — подтвердил Валерка Ляхов. — Гипноз, понимаешь?
— Глупости! — Марианна махнула рукой. — Я могу забить гол не хуже Веселовского.
— Болтай! — обиделся Валерик и дернул Марианну за рукав, словно собирался стащить ее с бума.
— Правильно! — кивнула головой Марианна. — Вы ведь иначе не умеете. Все проблемы — кулаками!
Мы все стали спорить, только Андрий Веселовский молчал. Он стоял в стороне, будто ничего не слышал, и подкидывал мяч.
Марианна заткнула уши:
— Ну ладно, ладно! Не орите! Я же не сама… ну… один из вашей «Кометы» обещал… что вы меня примете. Даже дал честное слово.
Мы молча и с удивлением посматривали то на Марианну, то друг на друга.
— Капитан, — наконец обратился ко мне Игорь Диброва. — Или ты не капитан?
— Так кто же давал честное слово? Никто? Анка, зачем же говорить неправду?
— Неправду? — Анка вспыхнула. — Я — неправду? Ну, знаешь! Это вы трусы и отступники! Не умеете держать слово!
Анка спрыгнула с бума и посмотрела на меня так, словно это я был отступник. Глаза у нее стали удивительные, зеленые какие-то, и вообще лицо сделалось такое, что я подумал: «А может, ей все-таки подходит имя Марианна?»
Она повернулась и ушла, не оглядываясь. И вдруг всегда спокойный Андрий Веселовский, швырнув мяч в сетку, сердито сказал:
— Подумаешь, герои! Прогнали девочку и радуются. Эх, вы! — и бросился вдогонку за Анкой.
Валерик свистнул.
— Ну вот, видите, как все это влияет на человека? Что я вам говорил?
IIВ химическом кабинете, среди бесчисленных пробирок и колб, я всегда чувствую себя, как гиппопотам в кресле.
Мне совершенно безразлично, каким станет индикатор, если его обмакнуть в раствор, но я опускаю лакмус в пробирку. Он розовый, как кошачий язык.
— Сеньков, итак, что у нас в пробирке? — Химичка смотрит на меня злорадно и нетерпеливо. — Щелочная или кислая среда?
Я стою и держу пробирку двумя пальцами, а Марианна что-то шепчет, прикрыв рот ладонью. Ну разве так подсказывают?
— Так что же у нас? — переспрашивает химичка.
Марианна пишет, пододвигает мне, и раствор расплескивается по ее тетрадке.
— Ничего у нас нет в пробирке, Татьяна Дмитриевна! — сообщаю я, и весь класс радостно смеется.
Ясно, что все кончается записью в дневнике: «Пытался сорвать урок». Страницы в дневнике пронумерованы — попробуй выдери!
— Что же ты так слабо, Сень! — тихонько сочувствует Марианна. — Я же тебе подсказывала!
Мне нравится, что она ведет себя так, как будто ничего не случилось. «Комета» — «Кометой», а химия — химией.
— Знаешь, что хуже всего? — говорю я ей. — Меня же из-за этого могут не допустить участвовать в матче!
— Сеньков, не разговаривай! — угрожающе предупреждает химичка.
После уроков мы собираемся на футбол. «Карпаты» играют с «Даугавой». Мы всегда ходим на матчи все вместе. Покупаем два стакана семечек и самые дешевые билеты, плюемся шелухой, а Валерик что есть силы вопит:
— Бей, Куля, бей! Ну что ж ты, Куля?!
Андрий Веселовский складывает ладони и дует в щелку между ними: выходит пронзительно, похоже на паровозный свисток.
Но сейчас Андрий хмуро смотрит на тротуар и говорит:
— Сегодня, братцы, матч будет без меня. Я, наверно, пойду в библиотеку. Там получили новые книги…
— Ма-а-мочки! — изумляется Игорь Диброва. — Веселовский пропускает матч!
— Андрий, наши без тебя проиграют!
Но он качает головой, и даже нос у него становится острый и опускается.
— Ничего не выйдет! Привет!
У билетных касс я вдруг заметил Анку. Очередь была большая, Анка таинственно подмигнула мне:
— Давай монетки! Возьму на всех.
Ребята в перерыве между таймами пошли пить воду, а мне не хотелось — я не люблю сладкой воды. Анка тоже не пошла.
— Как ты думаешь, ему не грустно? — спросила она.
— Кому? — удивился я.
— Мячу в перерыве между таймами. Лежит один на таком большом поле…
Мяч и правда выглядел одиноким и забытым, но раньше я этого никогда не замечал. И не думал, что мячу может быть грустно или еще как-нибудь.
— Хм, — сказал я. — Хм… Странная ты, Анка. Жаль, что ты… не парень.
Анка засмеялась:
— Тогда бы вы взяли меня в «Комету», да? — И вдруг добавила тихо: — Теперь мне совсем не нужна ваша «Комета»…
По полю рассыпались белые и красные майки футболистов, а рядом с нами уселся Валерик Ляхов с бутылкой лимонада, и я не мог спросить у Марианны, почему наша «Комета» ей больше не нужна.
III— Ах, это ты, Сень! — говорит Анка открывая мне дверь. — Что случилось?
— Понимаешь, мне нужна книжка… Ты говорила, что у тебя есть «Занимательная химия».
Про книжку я выдумал только что, но Анка сама виновата: зачем спрашивает? Не мог же я ответить, что ничего не случилось. Я просто взял и пришел. Разве обязательно должно что-то случиться?
— Есть, — говорит Анка и смеется: — Хочешь получить пятерку по химии? Садись, чего ты стоишь?
Она пододвинула мне стул, я сел к письменному столу. Девчонки обычно уставляют свои столы разными игрушками: медведиками, собачками и еще всякой всячиной. У Марианны на столе были только чернильница, календарь и несколько книг.
Она протянула мне «Занимательную химию», я сказал спасибо, и теперь следовало попрощаться, ведь я же вроде пришел за книжкой, но вместо этого я стал перелистывать странички, пестрящие многоэтажными формулами.
— Хочешь я тебе объясню, что такое стеклография? — неожиданно, как тогда об одиноком мяче, спросила Марианна. — У меня сестра учится в полиграфическом, она занимается этим… Хотя, может, тебе неинтересно?
Я возразил — нет, интересно. Тут позвонили, и Марианна пошла открывать.
Андрий Веселовский стал на пороге и посмотрел на меня так, словно у меня было четыре уха.
— Ты здесь… как? Ты — здесь? Ну, привет. А я, знаешь, за книжкой.
— Я тоже. Вот — «Занимательная химия»… Ладно, Анка, я пойду.
Я помахал им рукой, но Марианна вдруг попросила:
— Сень, не уходи! Я тебе еще одну химию найду, хорошо? Садись!
Она подошла к шкафу и стала снова просматривать книжки, а мы с Андрием стояли молча и не смотрели друг на друга. Вообще я почти не говорю неправды, и теперь я не мог простить себе этой глупой книжки: я же ее все равно не стану читать.
— Нашла! — сообщила Анка. — А тебе что дать? Что тебе дать, Веселовский?
— М-м-м, — сказал Андрий. — У тебя есть «Овод»?
