Александр Гиневский - Везучий Борька
И вечно этот Вадька сунется куда не надо. Бедж остановился, строго взглянул на него.
— На свете есть один Бронетанк. Единственный и неповторимый. Кхэ! Это — гениальный пёс!..
— Пёс?!
— Значит, это собака?!
— Да. Служебно-розыскная. Бронетанк — гордость нашего управления. И моя личная гордость. Я сам его воспитал.
Бедж снял очки и протёр глаза платком.
— Без него я, как… как яркий фонарик без батарейки, — сказал он. — Ладно. Не будем терять светлое время.
Мы обходили десятиэтажный дом, как вдруг Бедж остановился и потянул носом воздух.
— Чуете?
— Нет.
— Чем пахнет, Бедж?
— Жжёной резиной. Да-а… Бронетанк бы учуял за версту…
Бедж сделал ещё три шага, нагнулся.
— Вот, — показал.
Мы увидели жирный след, короткую чёрную полоску. Я потёр её пальцем. От пальца запахло резиной.
— На этом месте, — сказал Бедж, — с Толяном случилось дорожное происшествие…
— От Толяна тут ничего не осталось, — сказал Борька.
— Если бы его на «скорой» увезли, остался бы велик, — сказал Вадик. — А тут и велика не осталось!
— Только и думаешь о своём велике!
— Ладно вам! Бедж, а с Толяном-то что?..
Бедж ещё раз взглянул на жирный след.
— Пока могу сказать одно: он жив. Не видно ни обрывков одежды, ни пятен крови…
Мы все так и вздохнули.
Бедж вдруг поднялся. Огляделся по сторонам. Тихо пробубукал:
— Откроете дверь вон той парадной. Видите?
— Видим.
— Войдёте. Только без шума у меня… Всё.
Мы так и сделали.
И сразу за дверью натолкнулись на Тольку. И велик оказался здесь, под лестницей.
— Толька!
— Живой! С велосипедом!
— А мы его ищем! Если бы не Бедж, не нашли бы! А Вадик:
— Постой, Толик. Ты чего спрятался?
— Так… хмуро отвечает.
— Нет, ты говори! Тут, понимаешь, с ног сбились. Мучаются, ищут его, а он в парадной прохлаждается!..
Толька помолчал немного, вздохнул.
— Я тут упал, — говорит грустным голосом, — и звонок от руля… видишь, отвалился…
— Я так и знал, что ты что-нибудь да сломаешь! — закричал Вадик.
— Подумаешь, звонок, — говорю. — Пустяки! Весь-то велосипед целый!
Мы с Борькой разозлились на Тольку. Ведь теперь Вадик, конечно, никому больше не даст велика.
И пока мы злились и ругались, подошёл Бедж. Он потянул меня за рукав, отвёл в сторонку. Даёт «двушку».
— Двести пятьдесят — пятьдесят — ноль пять. Телефон управления. Слетай-ка, звякни.
— Есть! — говорю.
— Доложишь коротко и ясно: Терентьев найден. Всесоюзный розыск отменить. Повтори номер телефона.
Я повторил.
Бедж щёлкнул меня слегка по затылку.
— Дуй!
Я помчался.
Звоню.
— Дежурный по управлению?.. Терентьев найден. Всесоюзный розыск отменить. Нет, это не Бедж… Так… хороший помощник. Ага, ассистент… Передадим. Обязательно. Справились. Только нам туговато пришлось без Бронетанка.
— Сожалею, — ответил дежурный, — но Бронетанк занят на другом, не менее ответственном задании, — и повесил трубку.
Я — назад.
Прибегаю — ни Беджа, ни велика.
— Где он?! — спрашиваю ребят.
— Уехал, — отвечают спокойненько.
— Как уехал?!
— Как, как!.. Сел на Вадькин велик и поехал.
— Да ты не волнуйся, он на десять минут. По срочному велосипедному делу. По другому.
— И звонок увёз, — добавил Толька.
— Тут ему, — говорю, — из управления благодарность от лица службы.
— Приедет, и передашь. А забудешь, так я передам, — говорит Борька.
Смотрим: какой-то парень несётся на велосипеде. Прямо на нас. И вовсю звенит звонком.
— Ур-ра! — закричал Толька. И так и бросился под колёса. — Звонок починен! Видите?! Звонок-то починен!..
Парень на полном ходу соскочил с седла.
Мы даже не сразу сообразили, что это Вадькин велик.
— Вот ваша машина. Бедж не подходил?
— Нет ещё.
— Ну, подождём.
— Ему тут благодарность из управления, — говорю. — От лица службы.
— У него таких благодарностей полные карманы, — отвечает парень.
Я его никогда не видел, а голос показался знакомым. Очень даже. А-а!.. Да ведь это же дежурный по управлению! Куда я звонил!..
— Вовка! Чего рот разинул?! — толкает меня Толька. — И ты, Борька! Держите велик. Шины подкачаем.
Качаем по очереди. Вдруг поднимаю голову — Бедж. Идёт рядом с какой-то женщиной. И с ними тот… из управления.
— Опять ты к детворе липнешь, — пробубукала женщина. — Я тебя спрашиваю: когда это кончится? Ведь сессия на носу. Достукаешься, выкинут тебя из института. Ой, достукаешься, Вася…
— Ну что ты, мама… Не надо, прошу тебя… Ты преувеличиваешь…
Я страшно удивился, что это Бедж так говорит. Его было просто не узнать. Какой-то совсем другой, убитый горем человек. Он даже похудел немножко. И сгорбился. Будто у него в сумке лежали не тетрадки и бумага трубочкой, а михеевские гири.
Они уже прошли мимо.
Бедж уходил. Его мама всё посматривала на него сердито, всё ворчала недовольно, и я прямо не знал, что делать, как ему помочь. Ведь нельзя, чтобы человек уходил вот такой вот… Да ещё, может, мы его больше никогда и не увидим…
И я крикнул:
— Бедж!
Он не сразу обернулся. А когда обернулся, развёл руками.
— Бедж сделал своё дело, — сказал. — Бедж может уходить, — совсем не весело сказал.
— Постой, Бедж!
— А мы как же?! — закричали ребята.
Всей кучей, вместе с великом, мы так прямо и потащились к нему.
— Стойте! Стойте! — кричал Вадька. — Дайте хоть насос отвинтить!
И тут Бедж будто вспомнил про нас. Он вдруг улыбнулся.
А когда он снял очки, мы все увидели, какое у него большое и круглое лицо. И на его таком большом, круглом лице всё улыбалось: и глаза, и губы, и даже ямочка на подбородке.
Он взмахнул рукой.
— Спешу, — сказал своим старым сыщицким голосом. — Короче, телефон управления у Вовки в голове. До новых встреч, подрастающее поколение!
«Я так вас ждал…»
Папу послали на два дня в совхоз убирать картошку. Мама собиралась поехать с папой, а меня они решили отвезти к тёте Гале. Я у неё ещё никогда не был.
— У тёти Гали, — сказала мама, — есть пудель Чарлик. Так что скучать тебе не придётся. Два дня пролетят незаметно.
Я, конечно, обрадовался. Потому что люблю ездить в гости. А тут на целых два дня! Да ещё у них там пудель есть!
— Везите меня, — говорю, — и можете за мной не приезжать!
Мама даже огорчилась.
— Как ты легко, — говорит, — с нами расстаёшься.
— А чего ему? — улыбнулся папа. — Надоели родители, вот и радуется.
— Да это я так, мама! Потому что мне ужасно хочется скорее к тёте Гале и Чарлику!
И вот рано утром меня привезли.
Дверь открыла тётя Галя. Она меня ждала. Чарлик, весь в чёрных завитушках, тоже ждал меня в прихожей. Он не гавкнул и не взвизгнул. Просто сидел и смотрел на меня своими умными пуделиными глазами. Я сначала подумал, что он ужасно дрессированный пёс, зря лаять не станет. Я подошёл к нему и потрепал его за ушами.
— Ну, здорово, Чарлик!
Чарлик лизнул мою руку своим шершавым розовым языком, завертел хвостом и затопал лапами по своей подстилке.
— Место. Место! — строго сказала тётя Галя Чарлику.
Не успел я осмотреться вокруг что и как, слышу:
— Вова, иди сюда на кухню. Позавтракаешь.
— Спасибо, тётя Галя, — говорю. — Я дома перед отъездом так нарубался, что в меня теперь больше не влезет.
Тётя Галя вышла из кухни с полотенцем в руках.
— Что это за слово «нарубался»? Где ты его слышал?
— Это мы с папой так говорим, когда нас мама накормит.
— Ужас какой-то! «Нарубался», «больше не влезет» — хорош твой папа с такими словечками… Иди пить молоко, пока не остыло.
Я пошёл на кухню и сел за стол.
— А руки? — говорит тётя Галя.
— Что — руки?
— А руки мыть?..
— Они у меня, тётя Галя, чистые. Я с утра всегда умываюсь.
— А собаку трогал?..
— Чарлик-то у вас совершенно чистый!
— Не спорь. Сейчас же иди мыть руки.
Я вымыл руки и выпил молоко с такой вкусной горячей булочкой.
— Ну как, Вова? — спрашивает тётя Галя.
— Здорово! Я бы, знаете, ещё с одной такой булочкой справился. Уж очень вкусная. Вы сами пекли?
— Сама, — обрадовалась тётя Галя. — А говорил сыт. На тебе ещё, ешь на здоровье.
— Спасибо.
После завтрака тётя Галя разрешила мне погулять с Чарликом. Только она подвела меня к окну и сказала:
— Гуляйте вот от этого столба до того. Понятно?
— Тётя Галя, да ведь тут и гулять негде! Что ж нам, стоять под вашими окнами и всё?.. А ведь Чарлику, наверно, побегать хочется. И мне с ним…
