Николай Федоров - Богиня победы
— Ну.
— А батареи новые штабелями лежат, видел?
— Ну.
— Ну, ну. Вот тебе и «ну». У вас же отопление меняют, балда! Батареи новые ставить будут. Выходит, мы с тобой вовсе и не заземлились! Трубы-то из земли вынули!
— Выходит, зря… — начал Мишка и запнулся.
Через три дня моя ужасная догадка подтвердилась полностью. Я получил двойку, Мишка единицу.
— Одного только не понимаю, — говорил Мишка, разглядывая свою диктовку, сплошь исчёрканную красными чернилами. — Батареи меняют — это ясно. Трубы из земли вынули — тоже ясно. Но почему тебе двойка, а мне — кол?
Ищу человека
Я размахнулся и уже хотел бросить, но Мишка вовремя успел схватить меня за руку — прямо под нами, из-под моста, почти не слышно вылетел корпус крылатого «Метеора». Мы подождали, пока корабль проплывёт, и я снова приготовился бросать. Вдруг совсем близко раздался резкий милицейский свисток. Мы обернулись. С другой стороны моста быстрыми шагами к нам приближался милиционер.
— Бежим! — крикнул Мишка.
Отдышались мы только тогда, когда уже были далеко от моста.
— Вот уж никак не думал, что бросить бутылку в реку — целая проблема, — сказал Мишка.
— Знаешь, — сказал я, — тут недалеко на набережной есть спуск к воде. Там и кинем.
Через минуту мы были у самой воды. Нева отсюда казалась ещё шире и полноводнее.
— Теперь ты бросай, — сказал я, передавая Мишке бутылку. — Давай только сургуч проверим.
Мы в который раз осмотрели горлышко бутылки, основательно залитое толстым слоем матового сургуча. Всё было в порядке. Сургуч плотно облегал толстое зелёное стекло и имел такие аппетитные, как на пирожных «буше», коричневые подтёки, что его хотелось лизнуть.
— Подальше бросай, — сказал я.
— Попробую, — сказал Мишка. Он размахнулся и вдруг опустил руку. — Нет, не нравится мне тут. Гляди, пароходы всё время снуют, катера носятся. Прибьёт волной к берегу нашу бутылочку, и всё. Или вон та черпалка зачерпнёт в ковш — и привет из Гваделупы.
— А что ты предлагаешь? Сбегать к Бенгальскому заливу и там бросить?
— Зачем так далеко. Финский ближе. И не сбегать, а сесть в лодку, доплыть до Парка Победы и там кинуть. Это уж верняк. Пошли на лодочную станцию. Оттуда на лодке до залива всего минут десять.
У входа на лодочную станцию висело объявление: «Для получения лодки напрокат необходим паспорт или иное удостоверение личности».
— М-да, — сказал я. — У тебя есть какое-нибудь удостоверение личности?
— С собой нет, — сказал Мишка. — Может, за дневником домой сбегать?
— Ну, конечно, — сказал я. — Дневник твою личность удостоверяет. И ещё как! Но здесь твои двойки никому не интересны.
Мы замолчали, не зная, что делать.
Из помещения станции вышел высокий светловолосый парень в синем тренировочном костюме. В одной руке он держал вёсла с уключинами, в другой жёлтую спортивную сумку с надписью «ADIDAS».
Было что-то очень располагающее в его большой и в то же время лёгкой и упругой фигуре, в простом открытом лице с весёлыми зелёными глазами. «Красивый человек», — даже мелькнуло у меня в голове.
— Простите, товарищ, — обратился к нему Мишка. — Вы на лодке едете кататься?
— Верно, товарищ, — ответил парень. — Еду на лодке.
— А в какую сторону? К заливу?
— Точно. Курс норд-вест.
— Ой, возьмите нас, пожалуйста. Нам очень-очень надо.
— Нет, мужики, не могу. Я вообще-то не кататься еду. К экзаменам хочу подготовиться, позубрить на свежем воздухе. Вы уж извините.
— Да мы вам не помешаем. Нам только до Парка Победы доехать, а там вы нас высадите. И потом, вы же не сможете заниматься, пока будете грести. А мы с Димкой вдвоём за вёсла сядем и в пять минут домчим. Знаете, как мы здорово гребём.
Парень засмеялся.
— Ещё не знаю, но догадываюсь. Ну да ладно, уговорили. Значит так. Капитаном галиона[1] назначаю себя. Команды выполнять быстро и беспрекословно. Согласны?
— Согласны! — ответили мы хором.
— Тогда свистать всех наверх, убрать швартовые, поднять паруса. Курс норд-вест.
Мы разыскали нашу лодку и уже хотели в неё залезать, но парень вдруг сказал:
— А что это у вас за бутыль? Распивать алкогольные напитки на воде категорически запрещается. Вон, прочтите инструкцию на дверях таможни.
— Да бутылка пустая, — сказал я.
— Зачем же таскать с собой пустую бутылку? Или, быть может, в Финском заливе открыли приёмный пункт, и вы хотите успеть, пока нет очереди?
— Да нет, — сказал Мишка. — Бутылка не совсем пустая. Понимаете, там письмо лежит. Вот мы и хотим бросить бутылку в залив.
— Вот как. Разве наш город уже стал необитаем? А впрочем, догадываюсь. Романтика дальних стран. Ну да ладно. Все по местам!
Парень сел на корму, а мы с Мишкой дружно налегли на вёсла.
Хотя «дружно» — это только так говорится. Мы толкались, цеплялись ручками вёсел, холодные брызги то и дело окатывали нашего капитана, а наша лодка выписывала на воде такие кренделя, что понять, в какую сторону мы собираемся плыть, было совершенно невозможно. Наконец капитан не выдержал.
— Ну-ка, гребцы Российского флота, суши вёсла! — скомандовал он. — Так мы будем плыть до Нового года.
— Это всё из-за Мишки, — сказал я. — Он всё время хочет меня перегребсти.
— Ничего я не хочу, — сказал Мишка. — Ты весло плохо в воду макаешь и брызгаешься.
— Отставить дебаты! — приказал капитан. — Команде перебраться на корму. Я сам поведу наш галион.
— А как же ваши уроки? — спросил Мишка.
— Что делать. Придётся на всю жизнь остаться неучем и мракобесом.
И хотя нам с Мишкой совсем не хотелось, чтобы наш капитан оставался мракобесом, всё же пришлось перебраться на корму.
Парень взялся за вёсла, и наш галион резво понёсся вперёд, легко обгоняя другие лодки. Смотреть, как гребёт наш капитан, было одно удовольствие.
Через несколько минут мы были уже в самом устье Невы. Слева белели новые районы Васильевского острова, справа доносился рёв трибун со стадиона Кирова, а впереди, прямо по курсу, неторопливо покачивалось серьёзное Балтийское море.
— Ну, гардемарины, — сказал капитан, — бросайте вашу стеклотару. Если её не прибьёт где-нибудь в Лисьем носу, то к вечеру ждите письма с Малых Антильских островов.
Я встал на банку, повернулся носом к открытому морю и что есть силы швырнул бутылку. И только тогда, когда крепкие руки нашего капитана уже тащили меня за рубашку в лодку, я сообразил, что плюхнулся за борт.
— Мичман, разве была команда купаться? — строго спросил капитан, втаскивая меня в лодку. — Ох уж мне эти морские волки!
— П-подальше хотелось, — сказал я, выливая воду из ботинок.
— Подальше, подальше… Ну, что теперь с тобой делать? Надо б было тебя повесить посушить, но у нас нет ни верёвки, ни бельевых прищепок. Ладно. Гребём к берегу. И смотрите мне, больше никаких водных процедур!
Вскоре мы выбрались на берег. Я быстренько разделся и развесил свою одежду на кустах. Солнце здорово припекало и вполне можно было загорать.
— А что, Михаил Иваныч, — сказал парень, — давай-ка и мы с тобой позагораем. Говорят, весенний ультрафиолет самый полезный.
— А откуда вы моё отчество знаете? — удивился Мишка.
— Интуиция. И между прочим, меня тоже так зовут.
— Так вы тоже Михаил Иваныч? — Мишка захлопал глазами. — Значит мы тёзки?
— Вдвойне, можно сказать, тёзки. Поэтому, во избежание путаницы, продолжайте называть меня капитаном. Дмитрию, после морского крещения, я, если не ошибаюсь, присвоил звание мичмана. Ну а Михал Иваныч остаётся пока в гардемаринах. Есть возражения?
Возражений не было.
Мы легли на тёплый жёлтый песок, подставив спины полезному весеннему ультрафиолету.
— А теперь, — сказал капитан, — расскажите мне, что у вас за послание в бутылке. Если тут, конечно, нет какой-нибудь кровавой тайны.
— Кровавой тайны нет, — сказал Мишка. — Просто мы написали, кто мы такие, откуда, где учимся. Да вот, у нас черновик остался. Прочтите.
Капитан прочёл листок с нашим черновиком и задумчиво сказал:
— Так-так. Ищу, значит, человека…
— Какого человека? — не понял я.
— Да это я так, вспомнил кое-что. Жил, понимаете, в Древней Греции один чудак философ. Диогеном звали. Большой был оригинал. Ночевал в пустой бочке из-под огурцов, а днём бегал по городу с зажжённым фонарём и заявлял, что ищет человека.
— А город что, пустой был? — спросил Мишка.
— Представьте себе, нет. Полно было народу. Так же как, впрочем, и в нашем городе.
— Кого же он искал?
— Человека.
