Рувим Фраерман - Девочка с камнем
Тогда только Володя вспомнил, что он ничего не ел. Дрожа от голода, он сделал два шага к столу.
— Садись, — оказала Фимка и положила на стол картошку.
Он сел, пододвинул картошку к себе и тоже стукнул по ней кулаком.
Так ели они, разбивая кулаками картошку и запивая ее квасом. Это было очень вкусно.
Потом, не сказав ни слова друг другу, они вышли на улицу.
Лес начинался сразу за огородом редкими дубками, соснами, орешником, а вдали, на горизонте, он стоял, как туча.
Фимка шла босиком по росе, и мокрая трава, точно снег, скрипела под ее ногами.
Володя шел за ней следом, осторожно обходя кусты чертополоха и полыни, потому что особенно высока и росиста была за огородом полынь.
У опушки они остановились, и Володя спросил:
— Где же тут птичьи гнёзда?
— А вот тут кругом сколько хочешь, — ответила Фимка.
— Ну, уж и сколько хочешь! — недоверчиво сказал Володя. — Покажи хоть одно.
— А что дашь? — насмешливо спросила Фимка.
Володя пошарил в карманах, но ничего там не нашел, кроме пистолета. Тогда он вынул свой пистолет и в упор выстрелил в Фимку.
— Не балуй, — строго сказала она.
Но пистолет взяла из рук Володи, прицелилась в высокий куст терновника и тоже выстрелила два раза.
— Неужто отдашь? — спросила она тихо.
И лицо её, так же как у Володи, стало бледным от холодного утра и волнения.
— Отдам, — твёрдо сказал Володя, глядя в серебристые глаза Фимки, блестевшие, точно капли росы на смуглых шипах терновника.
И на секунду он забыл о гнёздах, забыл, зачем отдал Фимке свой пистолет.
В это время солнце поднялось над вершиной старой ели, и осина, стоявшая на опушке, проснулась первой. Тень легла у ее корней, ветви с лёгким треском потянулись спросонья, зазвенели листвой. И какая-то птица глубоким голосом повторила несколько раз:
— Та-ак, та-ак.
Потом добавила:
— Ви-идь.
Это был толстый соловей, сидевший на кусте волчьей ягоды.
— Тут есть гнездо, — сказала Фимка. — Подожди немного.
Она нырнула под куст и вскоре вернулась, неся на ладони четыре соловьиных яйца. Они были бурые, с матовым блеском.
Володя осторожно сложил их на дно своей тюбетейки.
— Пойдем, еще найду, — сказала Фимка.
Наступая босыми ногами на шишки и сучки, она шныряла по лесу среди кустов и молодых деревьев. Смелые птицы варакушки убегали от нее по траве, горихвостки с писком поднимались на самые верхушки сосен. Но Фимка находила их гнёзда повсюду: на земле — в пучках прошлогодней травы, и над землёй — на нижних ветвях елей и в дуплах старых дубов. Она делала это так искусно и быстро, что Володя не успел разглядеть хорошенько ни одного гнезда.
А между тем тюбетейка его уже была полна. Тут были яйца круглые, крошечные, как горох, и продолговатые, покрытые густыми веснушками, и голубые яйца дроздов.
— Довольно, — сказала вдруг Фимка. — Нужно идти на плоты.
И они пошли по лесной тропинке к реке.
Фимка бежала впереди, стреляя поминутно из пистолета, а Володя шагал медленно, неся в руках тюбетейку.
Солнце обливало его непокрытую голову, и сердце было полно радости, когда он смотрел на разноцветные яйца, блестевшие, точно мокрые камни.
Но дорожка становилась все труднее. Корни пересекали ее и поперек и вдоль, и кусты часто преграждали дорогу.
Вдруг совсем близко раздался лёгкий треск, похожий на слабый выстрел пистолета.
Володя заглянул в тюбетейку и вскрикнул: лопнуло самое большое яйцо, жёлтое с белыми пятнами, самое красивое — яйцо лесной горлинки.
Володя положил тюбетейку на пень и выбросил яйцо на траву.
Потом снова медленно двинулся вперёд.
Через несколько шагов лопнуло еще одно насиженное яйцо. Затем сразу три.
Володя закричал. Но Фимка не слышала. Она была далеко — в том месте, где тропинка выбегала из леса и спускалась через поле к реке.
Володя пошёл еще медленнее, так что большие черные муравьи, спешившие по дорожке домой, без труда обгоняли его.
Однако старания Володи были напрасны. С каждым шагом все меньше яиц становилось в его тюбетейке.
Он выбрасывал их на дорогу. И даже лесные мыши, выглядывавшие на тропинку, не подходили к ним.
Тогда, крепко сжав зубы, Володя бросился к реке, и когда добежал до берега, поросшего высоким чернобылом, в тюбетейке его осталось только одно яйцо — зеленое, с тонкой скорлупой, покрытой бурыми точками. Это было яйцо варакушки — маленькой певчей птички с белой звездой на шее.
Володя положил его на ладонь и с отчаянием огляделся вокруг. Красивая тюбетейка его, сшитая из парчи, промокла насквозь, ноги болели от усталости, а пистолет, с которым он всю жизнь не расставался, лежал теперь у Фимки за пазухой.
Он был обманут кругом, и потери его были огромны.
Володя тяжело вздохнул и посмотрел вниз на реку.
Под его ногами у крутого, жёлтого от глины берега стоял большой плот.
На плоту он увидел Сергея Семеновича, а подальше — Фимку, присевшую на корточки у воды.
Толстый шест, упиравшийся в плот, был прислонён к берегу, а по этому шесту спускались на брёвна плотогоны.
— Лезь сюда! — крикнула Фимка снизу. — Скоро отплывем.
Володя несколько раз прошелся по берегу взад и вперед. Но берег был одинаково крут повсюду.
— Слезай по шесту! — снова крикнула Фимка. Однако Володя стоял в раздумье, не трогаясь с места. Слезть по шесту было совсем нетрудно. Но как спасти яйцо варакушки — последнее, оставшееся целым? Куда его девать, если руки будут заняты? Разве положить под тюбетейку на голову? Но тюбетейка была так тяжела и грязна, что Володя с размаху швырнул её вниз на плот. Она упала на брёвна возле Фимки у самых ее ног.
Постояв ещё немного в раздумье, Володя положил яйцо варакушки в рот.
В самом деле, это было единственное место, где оно могло бы остаться целым.
Он придерживал его только языком и нёбом, стараясь не прикоснуться зубами.
Теперь руки его были свободны. Он взялся за шест.
Он спускался осторожно и долго, и рот его всё время был открыт.
До конца оставалось совсем немного, не выше одной ступеньки, когда Володя спрыгнул на брёвна, выпустив из рук своих шест. И все же зубы его легонько лязгнули. Володя быстро присел, наклонился и выплюнул изо рта только одну скорлупу.
Слёзы загорелись на его глазах. Он пробежал по брёвнам мимо Фимки, ни разу не посмотрев на нее.
На середине плота он лёг, закрыл глаза и повернулся лицом вниз.
И он не слышал весёлых криков плотовщиков.
Он даже не заметил, как, цепляясь краем за берег и тревожа чёрных раков в их глиняных норах, огромный плот медленно выплыл на середину.
Река шипела меж толстых брёвен, связанных сухой лозой. И эта сухая мёртвая лоза, пустившая корни в воду, шумела зелеными побегами, как живая.
А плотовщики, разложив на кирпичах огонь, варили в вёдрах кашу.
Ничего этого Володя не видел.
Он лежал неподвижно, прикрыв рукой глаза.
Он больше ничего не хотел, только бы напиться воды.
Но как далека была она здесь, на этом громоздком плоту!
Вдруг что-то мокрое коснулось его руки.
Володя открыл глаза. Рядом с собой он увидел на бревнах свою тюбетейку. Она была чисто вымыта, и от нее ничем не пахло. Кто это сделал? Фимка? Нет! Она стояла недалеко, спиной к Володе, и смотрела на берег, на острый тонкий свет, рассыпанный по реке, как соль.
Володя снова закрыл глаза.
— Пить хочешь? — услышал он неожиданно голос Фимки.
Володя приподнялся на локте.
Фимка стояла рядом, держа в руке кружку, полную чистой воды. Он посмотрел в глаза Фимке, но не увидел на её лице насмешки. Оно было спокойно.
Тогда Володя напился и прополоскал рот, плюнув подряд раз тридцать.
— А у вас в саду, — сказала Фимка, — тоже есть гнёзда.
Володя покачал головой:
— Нету.
— Должны быть, — сказала Фимка. — Хочешь, покажу?
Но Володя отвернулся и снова лёг на бревна. Он больше ничему не верил. Ах, если бы он был теперь в Москве!
А между тем плот уже подходил к дому. Вот уж и труба лесопильного завода имени Сталина, вот домик тетки и высокий обрыв, откуда всегда убегали от Володи облака.
Плот остановился. Володя вскочил на ноги. От долгого лежания на бревнах его легонько покачивало.
Он поднял свою тюбетейку и с удивлением заглянул в неё. На самом дне ее лежали его пистолет и полная коробка пистонов.
— Вот как! — громко сказал Володя.
Он поискал глазами Фимку, но та уже сходила на берег, бесстрашно ступая босыми ногами по острым и скользким камням.
«Ну что ж, — подумал Володя. — Вот это очень хорошо».
Он сразу повеселел.
Теперь его потери были не так велики. Тюбетейка плотно сидела на затылке, а пистолет его лежал глубоко в кармане. И кто знает, может быть в самом деле в саду у тётки есть хоть одно птичье гнездо.
