Юрий Яковлев - Зимородок
— Может быть, нашелся Зимородок? — предположила Зоя Загородько, когда ребята свернули за угол.
— Как же он нашелся, если его расстреляли? — резонно заметил Василь. — Она имя его знает, а нам не хочет говорить. Каменная баба!
Через несколько шагов Зоя Загородько спросила Василя:
— Василь, у меня красивые губы?
— Не знаю.
— Посмотри внимательно.
— Смотрю.
— Что ты видишь?
— Губы.
А еще через несколько шагов она сказала:
— Знаешь, на кого похож этот Зимородок?
— Не знаю, — признался Василь.
— Он похож на Марата, — доверительно сказала Зоя Загородько. — Только об этом никто не должен знать. Слышишь?
— Слышу.
К вечеру, когда тир принадлежал взрослым и выстрелы звучали медленно, с расстановкой, Марат стоял перед бабкой. Она говорила ему:
— Вспомнила… У нас в Жуковке был отряд. Там один парень умел свистеть иволгой… Имя его не помню… Есть в Жуковке братская могила. Похоронены партизаны. Имена написаны на камне… В Жуковке у меня тетка живет. Жукова Алевтина. У нас почти все Жуковы… Стрелять будешь? Не будешь, тогда отойди от огневого рубежа. Не мешайся.
— Может быть, его звали Зимородок? — спросил мальчик.
Бабка уставилась на него и мрачно сказала:
— Я у фашистов на допросах молчала. А ты меня допрашивать вздумал… Стрелять не будешь? Иди, иди.
Марат понял, что больше он не добьется от каменной бабы ни единого звука. И еще он понял, что надо немедленно ехать в Жуковку.
9
Они шли по узкой лесной тропинке, раздвигая руками ветки. Впереди, переваливаясь с боку на бок, шла тетка Алевтина, такая же огромная и грузная, как ее племянница из стрелкового тира. Темные босые ноги не чувствовали колючек и сучков, которые попадались на тропинке.
За теткой Алевтиной шел Марат. Он был поглощен своими мыслями, и ему казалось, что тетка Алевтина идет слишком медленно. За ним шла Зоя Загородько. Она не спускала глаз с Марата. Она смотрела ему в затылок с тихим восторгом, потому что все, что было связано с Зимородком, переносилось в ее сознании на Марата.
Василь шел последним. По его лицу струился пот, а губа, поднятая домиком, пересохла.
Они шли довольно долго, пока внезапно не вышли на поле. Над полем возвышался холмик с белым обелиском. У подножия холмика тетка Алевтина остановилась и, опустив руки, сказала:
— Вот могилка-то. Все тут. И мой Ванятка здесь похоронен…
Ребята приблизились к обелиску и стали быстро читать имена погребенных. И вдруг Зоя Загородько воскликнула:
— Здесь!
Ей стало неловко от своего выкрика, и она тихо сказала:
— Зимородок.
Действительно, на каменной доске, в столбике фамилий было написано — вернее, высечено на камне — «Зимородок».
— Все-таки он погиб, — сказал тихо Марат.
— Марат, — Зоя Загородько положила руку на плечо друга. — Ты веришь, что он погиб?
Марат молчал. А Василь сказал:
— Тут дело ясное.
Тетка Алевтина стояла за ребятами. Она ушла в свои мысли и как бы окаменела. Может быть, она думала о своем Ванятке?
И вдруг что-то нахлынуло изнутри и пробило каменную бабу, и старая женщина заговорила:
— Девять телег стояло здесь на поляне. Девять гробов. И много народу сошлось в этот день в Жуковку. Стоял август. Я помню число — 25 августа. В этот день каждый год собираются партизаны. С каждым годом их все меньше остается… Словно отряд где-то ведет бой. И не все возвращаются. Так вот в тот день у разрытой могилы речь говорил Петр Ильич…
Ее память воскресила тот тяжелый военный день. И зазвучал голос партизанского командира.
— Товарищи! Братья! Не судите нас строго, что мы провожаем вас в последний путь без оркестра, в неоструганных гробах. Человек ко всему привыкает. Но привыкнуть к утрате друзей он никогда не сможет. Нам без вас будет труднее в бою, а если пуля пощадит нас и мы доживем до победы, нам будет не хватать вас всю жизнь. Мы никогда не забудем вас. Мы накажем своим детям помнить вас. Потому что во всем, что будет потом: в новых городах, в новых кораблях, в новых дорогах, — будет частица ваших усилий, частица ваших страданий… Прощайте, товарищи, ваша жизнь оборвалась на полпути, вы не дожили до седых бород. Вы останетесь в нашей памяти навечно молодыми. Но молодых будущее поколение поймет легче, чем стариков. Вы будете учить наших детей, как надо любить Родину. Пусть будет вам земля пухом… Огонь!
И все, кто стоял над свежевырытой могилой, подняли свое оружие и выстрелили. И гул этого салюта грозной волной покатился по лесам и полям.
— Почему девять? — спросил Василь. — Здесь десять фамилий. Ошибка?
— Кто его знает. Только хоронили девятерых. Я-то помню, девять телег прогромыхало по дороге. А дед Аким сколачивал девять гробов. Ему теса не хватило, он ходил по дворам…
— Кого же там нет? — спросил Марат, показывая рукой на могилу.
— Этого я не знаю, — призналась старая женщина. — Это знает только Петр Ильич Лучин, партизанский командир.
— Где же он?
— Петр Ильич? Живет в Одессе, на пенсии. Болеет. Жена его — партизанская учителка — тоже с ним. А я никого не знаю. Я только Ванятку знала…
Она замолчала. Стала каменной.
— Вот видишь, — сказала Зоя Загородько. — Надо верить.
— Для чего же написали? — все не мог разрешить своих сомнений Василь.
Но ему никто не ответил. Ребята стали медленно спускаться с холма. Они попрощались с теткой Алевтиной. Но та не заметила их, все стояла, неподвижная и углубленная в свое давнее горе.
Каждый раз на пути к Зимородку жизнь создавала новые и новые препятствия, словно хотела испытать выдержку красных следопытов. Отчаяние приходило к Марату и его друзьям. Они вешали головы. И вместе с тем в их поиске было что-то живучее, идущее наперекор всему. Сквозь мутные туманы безвестности светил далекий огонек надежды. Они спешили навстречу Зимородку, словно хотели вернуть ему все, что отняла у него война: имя, жизнь.
На лесной полянке, с которой когда-то взлетел маленький трескучий кукурузник с пареньком, не знавшим даже, как обращаться с парашютом, на холме с белым обелиском они узнали о его смерти и захотели вернуть ему жизнь. Как скалолазы, которым каждый неприметный выступ помогает сделать еще один шаг к вершине, они ухватились за слова, оброненные теткой Алевтиной: «хоронили девятерых».
Хоронили девятерых! Кто же был десятый? Зимородок? И тут перед Маратом возникал человек, маленький, чернявый, в золотых очках.
«Это надо еще доказать!» — говорил он и уходил, щелкая каблуками.
Они шли по лесной тропинке, и следом за ними летели тихие, овеянные непреходящей печалью слова:
— И мой Ванятка здесь похоронен.
Но никто же не сказал:
— Здесь спит вечным сном Зимородок.
10
Отец Зои Загородько сказал:
— Ждите! Представится удобный случай — свожу вас в Одессу.
Случай долго не представлялся. Отец летал по другой линии. Ребята хотели было написать письмо партизанскому командиру Петру Ильичу Лучину, но какое-то чувство подсказывало им, что есть вещи, которые нельзя доверить бумаге, надо высказать их самим. Для них Зимородок был еще жив. Он просто был настоящим зимородком: глубоко нырнул в одном месте, вынырнет в другом.
Каждый раз, встречаясь на мосту, ребята вопросительно смотрели на Зою Загородько. И она отвечала:
— Еще не представился случай. Но представится…
Они шли мимо тира, который в ранний час еще был закрыт. И на тяжелых воротах висел замок. Может быть, за этим замком хранится еще один след Зимородка?
Василь последнее время стал прихрамывать и прицепил к куртке синий значок с изображением парашюта. Сам с собой он играл в Зимородка.
Он поднял замок и опустил. Замок с грохотом ударился о ворота. Ребята зашагали дальше.
— Говорят, в Заречье живет такой доктор — Стройло. Слыхали? — неожиданно сказал Василь. — В войну он был начальником подпольного госпиталя. Этот доктор много знает… Может быть, и про Зимородка?
— Так за чем же дело? — спросила Зоя Загородько.
— Говорят, он не любит рассказывать.
— Почему не любит?
— Натерпелся.
— От кого натерпелся? — Марат распрямился и посмотрел на Василя. — От фашистов?
— Нет, фашисты до него не добрались. Он натерпелся от средних.
— От каких средних? — Зоя Загородько заглянула в лицо Василя.
— Есть такие средние люди. Они не фашисты и не антифашисты. Вываренные люди.
— Кто их… выварил?
У Василя губа поднялась домиком и покраснели уши.
— Почем я знаю! Сами выварились.
— Знаешь его адрес? — спросил Марат.
— Нет.
— Можешь узнать?
— Я все могу, — прихвастнул Василь и захромал сильнее.
![Юлия Григорьева - Семиречье [трилогия : СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
