Бьянка Питцорно - Послушай мое сердце
Приска, Флавия, Марина и Фернанда спокойно ходили в школу без бантов, а Реповик Иоланда и Гудзон Аделаиде слова учительницы восприняли всерьез и больше не появлялись.
«Может, они перепугались до смерти и никогда уже не придут», — думала Элиза. В каком-то смысле она им завидовала.
Хотя синьора Сфорца постоянно улыбалась и почти на них не кричала, девочки все чаще вспоминали свою прежнюю учительницу, добрую синьорину Соле.
— Она слишком строгая! Слишком! — жаловалась Элиза бабушке Мариучче. — Мы с ней дохнуть не смеем. За партой пошевелиться нельзя, даже если нога затекла или нос чешется.
Бабушка Мариучча вздыхала:
— Бедные девочки!
— Даже руки нужно держать по правилам! — возмущалась Приска.
Для рук был два положения: «первое» — ладони на парту, пальцы растопырить, и «второе» — руки за спину.
— Спину прямо! Прямо! Представьте, что держите на голове словарь.
Еще синьора Сфорца высмеивала Элизу за то, как она держит перо, а левше Розальбе привязывала левую руку поясом от платья к спинке парты, чтобы она писала правой.
— И почему твои родители и синьорина Соле терпели эту дикость… Из тебя ничего путного не выйдет, если не научишься все делать правой рукой.
— Но Леонардо да Винчи… — возражала Розальба.
— Послушайте только эту дерзкую девчонку! Леонардо да Винчи, еще чего выдумала! За это тебе двойка по рисованию и двойка по поведению, в следующий раз будешь умнее.
Приска тоже впервые в жизни схлопотала двойку, и самое обидное, по ее любимому итальянскому.
На второй день учебы, сразу после переклички и молитвы, учительница вызвала ее к доске и протянула ей тетрадку с тем самым сочинением о папиной профессии. В тетрадке было написано вот что:
Я не знаю, кем работает мой папа. Я сто раз его спрашивала, но он отвечал, что нам, детям, лучше не соваться во взрослые дела. А еще говорил, что если полиция устроит облаву в нашем доме и будет нас допрашивать, нам лучше ничего не знать, чтобы мы, не дай бог, не проболтались.
Обычно папа работает по ночам. Однажды я увидела, как он уходит на работу — на лице у него была черная маска, за спиной пустой мешок, в руке связка фальшивых ключей и отмычка. Еще у него были перчатки.
В другой раз, когда он вернулся с работы, я подождала, чтобы он заснул, и залезла в мешок. Там была куча драгоценностей, пачки банкнот, серебряные канделябры и на самом дне отрубленная кисть, еще истекающая кровью, с дорогими кольцами на каждом пальце, даже на большом.
А через пару дней папа нас всех повез в потрясающее путешествие в Америку. Мне бы очень хотелось узнать, кем работает мой папа, тогда я бы тоже могла выбрать такую работу, когда вырасту.
Приска Пунтони, 4 «Г»— Что это еще за глупости? — строго спросила учительница.
Поиска растерялась. Ей-то казалось, что сочинение вышло прекрасным, да и написано хорошо: оригинально и без ошибок.
— Разве ты не дочь адвоката Пунтони? — настаивала синьора Сфорца.
— Дочь.
— Тогда зачем ты написала все эти глупости вместо того, чтобы сказать, что твой отец работает адвокатом?
— В сочинениях я всегда фантазирую.
— И фантазии тебе не занимать! Но в этот раз я просила написать реалистическое сочинение. Надо было написать правду.
— Мой папа говорит, что не стоит рассказывать кому ни попадя про частную жизнь нашей семьи.
Учительница вздохнула.
— Не сомневаюсь, что у вас дома никто не следит за тем, что ты читаешь. Наверное, тебе позволяют читать эти английские и американские детективчики…
— Да, моя мама подписана на детективную серию «Мондадори».
— Твоя мама — взрослый человек. А детям не следует читать взрослые книжки.
— А я и не читаю мамины детективы. Мы с Габриеле читаем «Мандрейка» и «Фантомаса».
Учительница вздохнула еще тяжелей.
— Значит так, Пунтони, запомни раз и навсегда. В этом классе все решаю я. И если я захочу получить сочинение, в котором не будет ни слова правды, я так и скажу — «А теперь, девочки, пофантазируем». И тогда ты, Пунтони, сможешь написать все, что тебе в голову взбредет. А если я прошу изложить все как есть, именно это и надо делать. Так что, Пунтони, за этот «шедевр» я поставлю тебе тройку.
«Три» по итальянскому! Ее первой оценкой в четвертом классе будет «три» по итальянскому!
Приска открыла рот, но сказать ей было нечего, и она вернулась за парту. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело.
Подлизы, конечно, начали было над ней посмеиваться, но учительница так грозно гаркнула «Тихо!», что все замерли на своих местах.
В первые дни синьора Сфорца только и делала, что спрашивала, спрашивала и спрашивала без конца.
— Прежде чем перейти к программе четвертого класса, я должна определить ваш уровень знаний.
Она не скрывала своего недоверия к методам синьорины Соле и пыталась застать их врасплох сложнейшими вопросами. Но они обычно отвечали все правильно, потому что старая учительница со своими повадками ласковой наседки прекрасно научила их всему, что требовалось по программе. Не случайно 4 «Г» считался лучшим женским классом школы!
Несмотря на то что девочки из рядов Кроликов и Сорванцов отвечали хорошо, лучшие оценки всегда доставались Подлизам и Притворщицам, которые своими гримасами и жеманством, своими поклонами и слепым послушанием быстро добились расположения учительницы. Поразительно, но даже Звева Лопез дель Рио, которая мало того, что была глупа как овца, так еще и держалась надменно и нахально, набрала уже свою коллекцию семерок и восьмерок, полученных «в качестве поощрения».
Что до Приски, то несмотря на историю с сочинением, синьора Сфорца вынуждена была признать, что та умна и знает кучу всего даже сверх программы третьего класса. И все равно она к ней придиралась:
— Ты слишком много читаешь!
— А что в этом плохого? — заметила однажды Розальба.
— А тебя никто не спрашивал, — строго ответила учительница и поставила ей минус по поведению в журнал. (Четыре минуса снижали на балл среднюю оценку по успеваемости и поведению.) Потом она снова обратилась к Приске:
— Ты читаешь книги, неподходящие для твоего возраста, которые внушают тебе странные мысли. Тебе нужно больше заниматься школьными предметами.
Однажды учительница — Приска была уверена, что она сделала это ей назло, — стала объяснять на уроке происхождение ее имени.
— Это слово латинского происхождения, женский род прилагательного priscus, что значит «древний». Уменьшительно-ласкательное от него на латыни звучит как «Присцилла». Странно, что твои родители не назвали тебя Присциллой — это имя куда красивее и больше походит для девочки.
Приска страшно разозлилась. Если есть имя, которое она ненавидит, так это Присцилла. Оно ассоциировалось у нее с глупой воображалой — сплошные кружева, цветочки и капризы, как в американских фильмах. У нее мурашки по коже от одной только мысли, что ее могли так звать.
С тех пор Подлизы, когда хотели ее разозлить, кричали:
— Присцилла! Присцилла!
Глава вторая,
в которой мы присутствуем при больших маневрах
Но больше всего Сорванцы и Кролики невзлюбили затею синьоры Сфорцы, которую Элизин дядя Казимиро назвал по-военному «большие маневры».
Еще в первый день, собрав сочинения и засунув их в портфель, учительница строго оглядела класс и сказала:
— Примерно через час прозвенит звонок и урок кончится. Предупреждаю вас, что не только в этом классе, но и в коридорах, и на лестнице, и в школьном дворе вы должны соблюдать дисциплину. С момента, когда вы заходите в ворота школы, вы находитесь под моей ответственностью, и я требую, чтобы вы не позорили меня перед другими классами.
Потом она построила их в ряд вдоль стенки и очень придирчиво выровняла по росту.
— Слова «приблизительно» в моем словаре нет. Вам следует всегда об этом помнить.
Ради симметрии многие закадычные подружки были безжалостно разлучены. В том числе Приска и Элиза, которых, правда, поставили друг за другом, так что в случае острой необходимости они могли шепотом переговариваться.
— А теперь идемте в коридор и потренируемся маршировать. Предупреждаю, соблюдайте тишину. Чтоб я не слышала ни звука, понятно?
Когда раздавался звонок, все остальные школьники бросались вон из класса и веселыми беспорядочными рядами проносились по коридорам и лестницам. На последней ступеньке ряды ряды рассеивались, и дети высыпали во двор горланящей толпой.
Четвертый «Г» всегда выходил последним, потому что они целую вечность тратили на то, чтобы построиться. Из-за парт девочки вставали не все одновременно, а одна пара за другой строго по хлопку учительницы (которая записала себе в журнал имена учениц в порядке составленного строя). Потом они пересекали коридор и лестницу в абсолютной тишине, с негнущейся спиной, печатая шаг и не оглядываясь по сторонам.
