Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили
Знаешь, дорогой папа… и мама, у нас скоро будет новый учитель. Мисс Браунелл не вернется к нам в следующем учебном году. Она выходит замуж. Илзи говорит, что ее отец, когда услышал об этом, воскликнул: „Да поможет Господь ее мужу!“ Новый учитель — какой-то мистер Карпентер. Илзи видела его, когда он заходил к ее отцу поговорить о чем-то насчет школы: доктор Бернли в этом году входит в попечительский совет. Она говорит, что у него пушистые седые волосы и бакенбарды. И вдобавок он женат и будет жить в маленьком старом домике в лощине за школой. Так смешно думать, что у нас будет учитель с женой и бакенбардами.
Я рада, что вернулась домой, но скучаю по Дину и по зеркальному шару бабушки Нэнси. У тети Элизабет был очень сердитый вид, когда она увидела мою челку, но она ничего не сказала. Тетя Лора говорит, чтобы я просто молчала и продолжала носить челку. Но мне как-то неловко оттого, что я поступаю против воли тети Элизабет, так что я зачесала ее почти целиком назад, оставив совсем маленькую. Даже с такой маленькой челкой моя совесть не совсем спокойна, но приходится терпеть некоторые неудобства ради красоты. Тетя Лора говорит, что турнюры выходят из моды, так что я никогда не смогу носить турнюр, но меня это не огорчает, так как я считаю их уродливыми. А вот Рода Стюарт будет раздосадована: она ужасно хотела поскорее вырасти, чтобы можно было носить турнюр. Надеюсь, мне позволят взять бутылку из-под джина, когда погода станет холодной. Эти бутылки стоят в ряд на верхней полке в кухне.
Вчера вечером у нас с Тедди было чудеснейшее приключение. Мы собираемся сохранить эту историю в секрете — отчасти потому, что приключение было таким приятным, а отчасти потому, что нас, как мы думаем, ужасно отругали бы за наш поступок.
Мы пошли к Разочарованному Дому и обнаружили, что одна из досок, которыми заколочены окна, еле держится. Мы ее оторвали и влезли внутрь, и прошли по всему дому. Он обит досками, но не оштукатурен, и повсюду на полах лежит стружка — точно так, как ее оставили там много лет назад плотники. Изнутри дом выглядел еще более разочарованным. Мне прямо плакать захотелось. Оказалось, что в одной из комнат есть премилый маленький камин, так что мы взялись за работу и, сложив в него стружку и обрезки досок, развели огонь (именно за это нас, вероятно, отругали бы), а затем немного посидели перед ним на старом верстаке и поговорили. Мы решили, что, когда вырастем, купим Разочарованный Дом и будем жить в нем вдвоем. Тедди предположил, что для этого нам придется пожениться, но я сказала, что, возможно, нам удастся найти способ устроить все без этих лишних хлопот. Тедди будет рисовать картины, а я писать стихи, и каждое утро на завтрак у нас будут жареные хлебцы, бекон и повидло — совсем как на Старой Мызе — и никогда никакой овсянки. А еще у нас всегда будет много разных вкусностей в кладовой, и я буду варить много варенья, а Тедди собирается всегда помогать мне мыть посуду, и мы повесим „шар-загляденье“ под потолком в комнате с камином… потому что, вероятно, бабушка Нэнси к тому времени уже умрет.
Когда огонь догорел, мы втиснули доску в окно на прежнее место и ушли. Сегодня Тедди время от времени говорил мне: „Жареные хлебцы, бекон и повидло“, — самым таинственным тоном, а Илзи и Перри просто выходили из себя, так как не могли понять, что он имеет в виду.
Кузен Джимми нанял Джимми Джо Беллу, чтобы тот помог убрать урожай. Джимми Джо Белла живет на дороге в Дерри-Понд. Там вообще ужасно много французов, а когда французская девушка выходит замуж, они называют ее обычно именем мужа — вместо того, чтобы называть „миссис“, как делают англичане. Если девушка по имени Мэри выйдет замуж за мужчину по имени Леон, ее после этого всегда будут называть Мэри Леон. Но в случае с Джимми Джо Беллой все наоборот, и ему добавили имя его жены. Я спросила кузена Джимми, почему так произошло, а он ответил, что просто Джимми Джо — пустое место, а Белла носит бриджи[85]. Но я все равно не понимаю. Джимми Джо и сам носит бриджи… то есть брюки… так почему же надо называть его Джимми Джо Беллой вместо того, чтобы называть ее Беллой Джимми Джо? Только потому, что она их тоже носит? Я не успокоюсь, пока это не выясню.
Сад кузена Джимми сейчас великолепен. Расцвели тигровые лилии. Я пытаюсь полюбить их, так как они, бедняжки, похоже, никому не нравятся, но в глубине души знаю, что больше всего люблю поздние розы. Просто невозможно не любить эти розы больше всех других цветов.
Сегодня мы с Илзи облазили весь старый сад в поисках четырехлистного клевера и ни одного не нашли. А вечером я вдруг увидела один в пучке клевера возле ступеней молочни, когда цедила молоко и ни о каком клевере даже не думала. Кузен Джимми говорит, что именно так всегда приходит удача, а разыскивать ее бесполезно.
Так приятно снова быть с Илзи. С тех пор как я вернулась домой, мы поссорились только два раза. Я стараюсь не ссориться с Илзи, так как считаю, что это не благородно, хотя довольно интересно. Но с ней трудно не ссориться, поскольку, даже когда я молчу и не говорю ни слова, Илзи считает, что это я так с ней ссорюсь, и злится еще больше, и произносит еще более обидные слова. Тетя Элизабет говорит, что для ссоры всегда нужны двое, но она не знает Илзи так, как знаю ее я. Сегодня Илзи обозвала меня „рыскающим альбатросом“. Интересно, сколько еще остается животных и птиц, которыми можно меня объявить? Она никогда не обзывает меня дважды одним и тем же существом. Я хотела бы, чтобы она не чихвостила так часто Перри. (Чихвостить — слово, которое я узнала от бабушки Нэнси. Очень выразительное, на мой взгляд.) Похоже, Илзи его терпеть не может. На днях он стал подзадоривать Тедди, чтобы тот перепрыгнул с крыши курятника на крышу свинарника. Тедди не захотел. Он сказал, что попытался бы, если бы это было необходимо или могло принести кому-нибудь пользу, но делать это только ради того, чтобы похвастаться своей ловкостью, он не собирается. Тогда Перри прыгнул сам и благополучно опустился на крышу свинарника. Если бы это ему не удалось, он, вероятно, сломал бы себе шею. Потом он принялся похваляться этим и сказал, что Тедди струсил. Илзи покраснела как рак и велела ему заткнуться, а не то она „откусит ему рыло“. Она никому не позволяет порочить Тедди, но я думаю, он сам может за себя постоять.
Илзи, как и Тедди, не может готовиться к поступлению в учительскую семинарию или колледж. Ее отец на это не соглашается. Но она говорит, что ей плевать. Она уверяет, что убежит из дома, как только станет немного постарше, и непременно выучится на актрису. Нехорошо, конечно, убегать из дома, но, должно быть, очень интересно.
Когда я в первый раз снова увидела Илзи, у меня возникло очень странное чувство вины, так как теперь мне известно, что говорят про ее мать. Не понимаю, откуда это чувство, ведь я не имею никакого отношения к тому, что произошло. Теперь оно понемногу ослабевает, но иногда я ужасно несчастна из-за всего этого. Хорошо бы я могла или совсем забыть об этой истории, или выяснить, как все было на самом деле. Потому что я уверена: никто не знает, что случилось в действительности.
Сегодня я получила письмо от Дина. Он пишет мне прелестные письма — точно такие, как если бы я была совсем взрослой. В письме я нашла вырезку из газеты с маленьким стихотворением „Горечавка“[86]. Дин пишет, что оно напомнило ему обо мне. Оно просто прелесть от начала и до конца, но больше всего мне понравилась последняя строфа. Вот она:
Сквозь сон шепни, цветок, как мне
Альпийскою тропой
По этой грозной крутизне
Подняться за тобой.
Вершины славы трудно взять,
Но вечно манит даль.
Как имя мне мое вписать
В заветную скрижаль?
Когда я читала эти строки, ко мне пришла вспышка, и тогда я взяла лист бумаги — я забыла сказать вам, что кузен Джимми (тайком) подарил мне маленькую коробочку писчей бумаги и конвертов — и написала на нем: „Я, Эмили Берд Старр, в этот день торжественно клянусь, что поднимусь альпийскою тропой и впишу мое имя в заветную скрижаль славы“.
Потом я вложила этот листок в конверт, запечатала его и написала на нем: „Клятва Эмили Берд Старр, 12 лет и трех месяцев от роду“, и убрала на полочку под диваном.
Я сейчас пишу рассказ про убийство и пытаюсь понять, как чувствует себя убийца. Страшно до дрожи, но увлекательно. У меня такое чувство, словно я действительно кого-то убила.
Доброй ночи, дорогие папа и мама.
Ваша любящая дочь, Эмили
P. S. Я все думаю, как мне подписываться, когда я вырасту и мои произведения будут печататься. Не знаю, как будет лучше: Эмили Берд Старр полностью или Эмили Б. Старр, или Э. Б. Старр, или Э. Берд Старр. Иногда я думаю, что, пожалуй, возьму пот-de-plum[87]… то есть другое имя, которое выбираешь сам для себя. (Это слово есть в конце моего словаря среди французских выражений.) Тогда я смогу слушать, как люди обсуждают мои произведения, не подозревая о моем присутствии, и говорят именно то, что они действительно думают о моем творчестве. Это было бы интересно, но, возможно, не всегда приятно. Пожалуй, я все-таки буду
