Михаил Штительман - Повесть о детстве
— Моисей! — с восторгом воскликнул Сема.
— Да, Моисей. И ты меня прости, — вздохнула бабушка, — но твой Трофим вместо того чтобы завезти его к нам или к отцу, берёт и делает одолжение — помещает Моисея в лазарет. Как тебе это правится? Надо сейчас же идти и поднимать скандал.
— Идемте, — решительно сказал Пейся.
Но бабушка не обратила на него внимания.
— Идемте, — повторил Сема.
— Хорошо, — сказала бабушка. — Я только должна кое-что взять. — Она вошла в дом и через несколько минут возвратилась с корзинкой. — Можно идти!..
У дома Магазаника Сема оставил бабушку вместе с Пейсей, а сам забежал к Трофиму. Там было жарко и шумно, какие-то незнакомые люди окружили комиссара, и Семе не удалось ничего выяснить. Он пошел к Полянке. Матрос, подняв винтовку и сощурив глаз, что-то рассматривал на свет. На подоконнике лежал шомпол.
— Чиста, голубушка, — улыбаясь, сказал Полянка и приставил винтовку к ноге, — скоро загремит!
— Что случилось? — удивленно спросил Сема.
— Ничего… — рассеянно ответил матрос. — Война своей дорогой идет, а мы ее по затылку, Сема, по затылку! Враг еще пробует нашу силу. Спотыкается, а не упал! Но упадет, я тебе говорю!
В это время из комнаты комиссара вышли люди, и Сема, покинув матроса, вбежал к Трофиму. Здесь он все узнал и успокоился. Проходящие части красных оставили в местечке раненых и больных. Их продвижение дальше стало теперь бесполезным и даже опасным. Остался и Моисей, но ненадолго. Он брал уездный город и в бою, длившемся пять дней, получил ранение. Это было даже не ранение, а так, пустяк — задета мягкая часть ноги, но в пути у него начался тиф. Его хотели вместе с другими оставить в райгородке, где есть хорошая больница, но он попросил довезти до его Чернушки, зная, что там Трофим, и надеясь еще застать Гольдина, с которым не виделся очень долго.
— Но вот опоздал, — с сожалением произнес Трофим. — Папа укатил раньше.
— А почему не завезли Моисея к нам? Разве ему было б плохо?
— Не захотел. Я ему советовал, но и он прав. Тиф — штука скверная! Опасно. Заразить может.
— Так он у Гозмана?
— Не у Гозмана, а в больнице, — смеясь, поправил его Трофим. — Ты не бойся! Скоро встанет. У него только слабость, крови мало!
Сема выскочил в коридор и, присев на краешек блестящих перил, скатился вниз. Бабушка терпеливо ждала его. Пейси уже не было.
— Ну, все хорошо, — сказал Сема. — Пойдемте домой.
— Куда — домой? — возмутилась бабушка. — Надо сейчас же идти в больницу и поднимать там скандал!
— Опять скандал?
— Нет, ты будешь ждать, пока он умрет! — рассердилась бабушка и, дернув Сему за рукав, торопливо зашагала по улице.
Сема покорно пошел за ней.
Возле больницы они остановились, и бабушка, поставив около себя корзинку, постучала кулаком в дверь. Через несколько секунд чей-то голос крикнул сверху:
— Перестаньте тарабанить!
Дверь открылась, и на улицу вышел заросший мужчина в вылинявшей желтой гимнастерке, с чашкой в руке.
— Где ваш доктор? — строго спросила бабушка.
— Я, — недовольно хмурясь, ответил мужчина. — Что там у вас?
— Что там у вас, хотела бы я знать! — громко заговорила бабушка. — Я уже догадываюсь, какой там порядок, если у мужчины в руках чашка… Больной Моисей Солас у вас?
— У меня, — уже робея, ответил доктор.
— Я сейчас же должна его видеть. Я должна посмотреть, на какую постель вы положили этого человека. Я должна сейчас же…
— Послушайте, дорогая, — набравшись духу, остановил ее доктор, — перестаньте шуметь. Лечу я, а не вы. Что вам нужно?
— Хорошо, — смирилась бабушка, — возьмите эту корзинку и занесите ему. Не буду же я надеяться на ваше питание! Возьмите это, только не вздумайте кормить всех. Это одному Моисею Соласу. И пусть там переложат все в ваши тарелки и посуду сейчас же вернут мне. Слышите? И пусть Моисей напишет на бумажечке, что и сколько он получил. Я здесь подожду.
Доктор с удивлением посмотрел на бабушку, потом на Сему и, взяв корзинку, возвратился в дом.
— Бабушка, — укоризненно сказал Сема, — разве можно так говорить?
— А что, я буду перед ним кланяться?
— Бабушка, но ведь это доктор!
— Доктор? — насмешливо повторила бабушка. — Он такой доктор, как я. Где ты видел доктора в такой рубашке? Доктор носит черный костюм и часы с цепочкой. А это… Это же просто фельдшер…
— Тише! — оборвал бабушку Сема. — Кажется, он идет.
На улицу вышел доктор и, поставив рядом с бабушкой корзинку с опорожненной посудой, протянул записочку. Сема принялся рассматривать бумажку, но бабушка нетерпеливо толкнула его локтем:
— Что ты там смотришь? Читай вслух!
— «Дорогие мои, — запинаясь, начал Сема, с трудом разбирая слабые карандашные строки, — напрасно вы беспокоились обо мне. Я уже чувствую себя неплохо, кризис миновал… (Бабушка слушала Сему рассеянно: она ожидала чего-то другого.) Только слабость еще. Все же скоро подымусь. Сейчас не время для постели…»
— Ты так будешь читать до завтра! — рассердилась бабушка. — Читай быстрее.
— «Все, что вы передали, я получил… (Бабушка оживилась и подошла поближе к Семе.) Тарелку глубокую супа, оладьи — шесть штук».
— Правильно, — бабушка кивнула головой, — шесть штук. Читай дальше.
— Дальше ничего нет, — вмешался доктор, — это все, что вы передали.
Бабушка смутилась, подняла пустую корзинку и взяла Сему за руку. Сема поклонился доктору и предостерегающе сказал:
— За ним надо смотреть! День и ночь!
— А вы кто будете? — заинтересовался доктор.
— Кто я буду — не знаю, — сухо ответил Сема, — пока что я курьер комиссара.
Но должность Семы не произвела на доктора никакого впечатления, он как-то странно хмыкнул носом и открыл дверь. «Да, — с обидой подумал Сема, — теперь я таки вижу, что он просто фельдшер!»
* * *Бабушка пошла домой, Сема решил по пути заглянуть к Шере. Доля спал после ночного дежурства, широко разбросав ноги и открыв рот. Шера что-то стряпала на столе, руки ее были мокры, и она протянула Семе локоть.
— Ну, здравствуй, — хмуро сказал Сема, — Помнишь, ты меня спрашивала: а в боку не колет, а под ложечкой не сосет?
— Помню, — недоумевая, призналась Шера.
— Так вот, я думаю, что если есть больница, так в ней найдется место и для тебя.
— Нет, — засмеялась Шера, — я совсем не собираюсь ходить за больными. Целый день, слушать — ой и ой! Нет, я обойдусь без этого удовольствия!
— Как, — строго спросил Сема, — ты отказываешься ухаживать за ранеными? Ты отказываешься подать им стакан воды? Хорошее дело, а еще говоришь — вместе, вместе!
— Разве это так нужно? — смутилась Шера.
— Нужно, — повторил Сема. — Поможешь и посмотришь. А может быть, этот доктор — так себе? А может быть, у него не хватает рук? Знаешь, как в больнице бывает: этот кричит — живот болит, а этому надо положить мокрый платок на голову… И ты же за мной ухаживала! — вдруг вспомнил Сема и обрадовался. — Я не знаю, — опять заговорил Сема, — но если б я был девушкой, я бы только и думал, как попасть в больницу. Ведь это удовольствие: ходишь возле человека, кладешь ему полотенце или горячую бутылку, а человек выздоравливает, выздоравливает…
— Ну хорошо, — улыбнулась Шера. — Ты меня уже наполовину уговорил. А когда можно пойти?
— Идем хоть сейчас, — загорелся Сема. — Правда, там доктор не такой уж, но пойдем. Пусть он видит от нас помощь. И Трофим, — добавил Сема, — будет очень доволен.
Шера помыла руки, надела теплую кофточку, и они вышли на улицу.
— А ты зайдешь за мной? — спросила Шера.
— Иди сама, не бойся. Я тебя подожду на этом углу.
— Ой, Сема, тогда я, кажется, поворачиваю обратно.
— Глупая, — снисходительно сказал Сема, — ты заходишь и говоришь: так и так.
— Нет, — остановила его Шера, — ты не отделывайся этими словами: «Так и так!» Это я сама знаю. А вот что сказать дальше?
— Очень просто. «Если хотите — это ты говоришь, Шера! — я могу приходить к вам помогать». Так просто… Постучишь внизу.
Шера поправила платок и вздохнула:
— Хорошо. А ты здесь будешь ждать?
— Буду.
— Ну, я пошла.
Сема присел на скамеечку, с тревогой ожидая возвращения Шеры. «А что тут такого? — спрашивал он себя. — Я делаю одно, она делает другое, и вместе получается услуга комиссару». Но Шера не заставила себя долго ждать: через несколько минут она вернулась с растерянным и даже испуганным лицом.
— Я говорила: не надо идти, — закричала она, — так нет! Твои выдумки!
— А в чем дело? — спросил Сема, с трудом скрывая свое волнение.
— Ни в чем, — обиженно заговорила Шера. — Он открыл дверь, выставил вперед свою руку и сказал: «Идите, идите! Сейчас у меня спят!»
— А ты что?
— Я ушла.
