Сергей Баруздин - Повести и рассказы
Светка молчит.
Алешка тоже молчит. Ему очень хочется восстать против Светки и сказать ей даже какие-то грубые слова, и он думает: «Как — ты?.. Эх, ты! О папе говорим… А ты в медицинском и все знаешь? Операции, покойники, привыкла ты ко всему. А тогда не только папа погиб, а еще радист и моторист. Ты помнишь или нет? Их же вместе с папой хоронили, обгорелых. Гробы закрыты были, а потом их открыли. Мама не просила, а другие женщины потребовали. И открыли. И мы с мамой не могли понять, где папа. А тебя еще не было. Ты ведь только на кладбище успела, а там… Там как раз хорошо говорили о папе и обо всех. И о том, что они спасли сейнер. А вчера этот сейнер с другими вернулся. И весь колхоз встречал рыбаков. Сейнер этот — особый, потому и встречали его особо. И жены, и дети тех — радиста и моториста, и мы с мамой встречали. Улов хороший. Рыбы много. И сейнер давно уже отремонтирован и покрашен — красивый сейнер. Как будто на нем ничего и не было».
Алешка молчит. Не знает почему, но молчит. Не хочется ему обижать Светку? Наверное, так.
— Ты понимаешь, — вдруг говорит Светка. — Я вчера… Конечно, вчера я должна была пойти, но я не думала, что там будет папин…
— А Сережа не приедет? — спрашивает Алешка.
— Сережа не может, никак сейчас не может, — оживляется Светка. — У него диплом, понимаешь? Нет, ты, конечно, не понимаешь. А летом он на целину ездил. Даже медаль получил…
— А что ж не показал? — спрашивает Алешка. — Сколько раз приезжал и ни разу не показал…
— Ну знаешь что, будешь взрослым — поймешь, — говорит Светка, переходя на обычный тон. — Скромность украшает человека! И я, например, сказала Сереже…
Алешке — четырнадцать.
А Светке? Выходит, Светке — двадцать шесть. Почти. В декабре, шестого числа, будет двадцать шесть.
«Математика! Скорей, арифметика, — думает Алешка. И еще, вспомнив об этом, он думает: — Точно! Шестого декабря — Светке двадцать шесть. Надо не забыть рисунок ей сделать. И чтоб там было что-то о ней и о Сереже. О ее Сереже обязательно. Муж как-никак! Хорошо, что Светка сейчас сказала про Сережину медаль. Эту медаль как-то надо тоже нарисовать. Но где найти ее? Светка должна быть на рисунке. Это ясно. Рисунок для Светки. Рядом — Сережа. Пусть он и защищает что-то, но у него есть медаль, которую и Светка и Сережа скрыли…»
Вспомнив что-то, Алешка побежал к дяде Феде, шоферу, который каждый год ездит на целину. Он живет совсем один. Семьи у него почему-то нет.
— Дядь Федь! А какие медали вам дают за целину?
Дядя Федя — отличный человек. Мальчишкой, в Алешкином возрасте, в партизанах был, потом в армии, до Кенигсберга дошел. А когда тут, после войны, с «лесными братьями» боролся, был ранен. За это у него самый военный орден — Красной Звезды.
Иногда дядя Федя заходит к ним домой, когда не в рейсе. И Алешку он любит давно, о чем Алешка знает, и вообще: дядя Федя — это дядя Федя. Не так уж много таких, как он. К маме он очень хорошо относится. И тогда на кладбище, когда хоронили папу и всех, он был все время с мамой и не давал ей плакать.
— Медали разные бывают, Алешенька, — сказал дядя Федя. — А вот за целину? Это медаль — «За освоение целинных земель». Хочешь, покажу?
— Покажите, пожалуйста…
Дядя Федя показал.
Красивая медаль, как и все. Значит, и у Светкиного Сережи такая же.
— И вот еще одна, — сказал дядя Федя. — Ленинская, юбилейная. Видел?
У Алешки было такое чувство, что дядя Федя хочет ему что-то сказать…
— Не видел, — сказал Алешка. — А что? — И он заторопился.
Дядя Федя тоже смутился. Вроде бы не знал, что делать.
Алешка уже уходил, когда дядя Федя сказал:
— А Веру Ивановну, маму свою, ты поздравил? Мы всем колхозом поздравляли…
Алешка удивился:
— С чем? С планом?
— И с планом, само собой, и с орденом! По итогам восьмой пятилетки!
Про орден Алешка ничего не знал. Светки еще не было дома, когда три дня назад мама ездила на какое-то собрание в город, и вернулась поздно, и была очень довольна, что он приготовил ей еду и все прибрал…
Значит, не только у дяди Феди — орден и медаль, у Сережи — медаль, а и у мамы — орден?
Вот тут-то он и поймал Светку. Поймал.
— А ты знаешь? Знаешь? — спросил он.
Мама была на работе. Принимали вчерашнюю рыбу.
— Подожди, а что я должна знать? — спросила Светка и сразу же добавила: — Только не спорь со мной, пожалуйста! Не бросайся! Я — старшая…
— Я пошел про Сережу узнавать, а ты?! Ты даже про маму не знаешь!..
А вообще Светка уехала из колхоза давно. Совсем давно, когда почему-то решила, что медицина без нее не проживет. Врачом решила стать. Врачом, когда никаким еще врачом быть не могла.
Алешка ходил тогда в детский сад, а Светка в школу, в девятый класс. Но школа здешняя Светку не устраивала, хотя всех устраивала и устраивает. И для Алешки сейчас даже, в восьмом, школа — это школа. Нужно так нужно!
Светка же тогда почему-то сказала, что ей нужна школа с медицинским уклоном, и такая школа есть — в городе, и она поедет в город. И поехала. Это было давно. Очень давно, как помнит Алешка. Мама и папа были тогда. Вместе.
Мама плакала, отговаривала Светку. Папа молчал. И Алешка молчал. Хочет так хочет. Пусть. Потом жалел, когда Светка уехала в город. Скучно стало без Светки. Иногда очень скучно — без споров с ней и всяких баталий.
Школу Светка давно кончила, в городе, а Алешке еще страдать и страдать, после школы работала где-то в больнице, в институт поступила.
С тех пор сколько временя прошло.
Алешке, если признаться по-честному, еще более грустно без Светки, чем раньше, когда она уехала.
Корова, козы, дела по дому. Школа, наконец! Не последнее дело! Раньше он всего этого как-то не замечал, а когда Светка уехала, заметил…
Как-то все просто было, когда Светка жила здесь. Мальчишки из ее класса приходили домой, и Алешка играл с ними. Мама ругалась, а он играл. Позже и другие, чужие мальчишки были у них дома. То уроки делали со Светкой, то с ним играли. Возились ох как! Эти мальчишки из города приезжали…
И среди них — Сережа. Он и с Алешкой играл, и маме помогал — в магазин сбегать или что-нибудь в городе купить. Они очень подружились. Даже на «ты» перешли. Но это, правда, уже было потом, когда Светка в город уехала. По субботам они приезжали со Светкой домой и иногда оставались ночевать, и тогда воскресенья были самыми счастливыми для Алешки днями. Светка — само собой, а тут и Сережа…
В позапрошлом году или раньше это было, Алешка не помнит, но Светка поженилась с Сережей. Сначала они приехали домой, а потом все и Алешка поехали в город и были там, где их оженили.
Была музыка, красивое Светкино платье и еще что-то, но больше всего Алешку волновал Сережа.
«Неужели теперь он не будет со мной играть?» — думал Алешка.
В это время мама тоже плакала. Но плакала хорошо и была очень красивая — в новом платье и белом платке, которого у нее никогда раньше не было…
Светка даже тут задиралась перед Алешкой, что-то острила, чем-то шпыняла, но Алешка понимал:
— Поженилась! А-а? Ну и пусть тебе будет хуже!
И добавлял, когда она ему отвечала что-то:
— Мы, например, с Сережей все равно — друзья. Скажешь, нет?
И после женитьбы, когда Светка с Сережей приезжали из города домой, а иногда Сережа приезжал и один, когда Светка была занята, они всегда играли, и возились на полу, как маленькие, и устраивали состязания игрушечных машин и почти настоящую войну со знаменосцами и солдатами, а потом занимались математикой, физикой и химией. По этим предметам у Алешки как раз дела печальны. До шестого класса еще было как-то ничего, и в седьмом, а вот в восьмом…
А Сережа все знает. И самый сложный пример, самая сложная задача оказываются простыми, когда Сережа рядом.
Но и Светка, и Сережа приезжают все реже. Мама волнуется. Алешка понимает это. Но и Алешке грустно, хотя день заполнен с утра до вечера, и есть друзья, и скучать вроде некогда.
Сейчас хотя бы Светка есть. Пусть они про озимые поспорили, про снег и про эту трансплантацию органов, в которой он, конечно, понимает меньше, чем в математике и физике с химией.
Жаль, что Сережа не приехал. Но раз диплом, это что-то важное.
И, вернувшись от дяди Феди, Алешка спросил:
— Свет, а диплом у Сережи скоро?
— Весной, как обычно, — сказала Светка.
Алешка огорчился:
— Только в будущем году! Ну и сказала! Тогда почему он сейчас не приехал?
— Ничего ты, Алехин, не понимаешь! Взрослый парень, а ничего не понимаешь! Эх, ты!
Светка принялась за свое.
И тогда Алешка возмутился:
— А ты? А ты? Ты понимаешь? Говоришь «медаль Сережина», говоришь? А маму ты с орденом поздравила? Забыла? Я ж тебе говорил!
