Эдуард Веркин - Герда
– Доктор говорит, что ссоры контрпродуктивны, – вмешалась я.
Они вдруг замолчали. Разом. Отец и мама уставились на меня, а Гоша продолжал скрипеть по тарелке, наматывать на вилку спагеттины.
– Контрпродуктивны, – повторила я. – Это значит, что ругаться бесполезно. Результат или нулевой, или отрицательный вне зависимости кто одерживает верх. А если уж хотите ругаться, то лучше делать это обычным голосом.
– А что за доктор-то? – спросил Гоша.
– Совершенно с тобой согласен. – Папа вдруг приналег на спаржу, полил ее сливочным соусом, присыпал зеленью, зазвенел ножом. – Любая ссора бессмысленна. Поэтому я предлагаю не ссориться. Не ссориться и съездить в аквапарк. Там как раз новые аттракционы открыли. «Гавайская волна», говорят, изумительна.
– Да, мне тоже говорили, – поддержала мама. – «Гавайская волна» вполне себе хороша.
– Там бассейн с рыбками даже есть, – сказал Гоша.
И как-то странно на меня посмотрел. Странно-странно-странно.
– Что за рыбки? – поинтересовалась мама и приступила к морским огурцам.
– Такие особые австралийские рыбки, – подхватил папа. – Специальный бассейн – ты туда погружаешься, а рыбки тебя покусывают. Очень успокаивает нервы. Тонизирует организм, давление нормализует.
– На меня намекаете? – спросила я. – Меня надо лечить австралийскими рыбками? А вдруг мне станет хуже? Вы знаете, что такое лакримоза? Вы хотя бы у доктора спросили бы.
Гоша поперхнулся и закашлялся. Папа принялся хлопать его по спине ладонью.
– Мы, конечно, спросим, – сказала мама. – Это, безусловно, важно…
– А где Герда? – спросила я. – Что-то я сегодня ее не видела?
– Гуляет, наверное, – ответила мама. – Сегодня забыли с утра ворота закрыть, возможно, она отправилась побродить.
Гоша прокашлялся наконец.
– Гош? – спросила я. – Герда где?
– Не знаю, – ответил Гоша. – И вправду, наверное, гуляет.
– Понятно. Я хотела просто спросить…
– А как у тебя с пьесами? – поинтересовалась мама. – Пишутся? Мы вот с отцом подумали и решили, что, может, тебе на «Золотую Маску» съездить? Это, наверное, интересно. Там, может, мастер-классы какие, покажешь свои пьесы нужным людям…
– На «Золотую Маску»? – переспросила я.
– Да. Я сама давно хотела, да и ты отвлечешься. Поедем?
– Не знаю… Я подумаю.
– А меня не свозите? – противным голосом осведомился Гоша. – Нет, мне на «Золотую Маску» не надо, я бы на «Нашествие» сгонял…
– Прекрати, – попросила мама. – Если хочешь на «Нашествие», то поезжай. Я же тебя отпустила.
– Ну и поеду, – буркнул Гоша.
Мама поднялась из-за стола, взяла тарелку с трепангами и с размаху грохнула ее в стену, только осколки брызнули в стороны.
Гоша подпрыгнул от неожиданности и клацнул зубами. Отец остался невозмутим и спокоен, глазом не дернул, на всякий случай подтянул к себе свою тарелку с трепангами, во-первых, продукт ценный, во-вторых, стену отмывать будет сложнее.
Мелкий жизнерадостно рассмеялся, захлопал в ладоши, затем попытался запустить в стену миску с сухарями, Гоша ее вовремя перехватил.
Трепанги в бамбуковом соусе медленно сползали по кафелю, и в этом что-то было. Художественное.
– Я, наверное, пойду к себе, – сказала я. – Кажется, в глаз что-то попало.
И быстренько-быстренько из столовой убралась. Участвовать в этой дикости я не хотела. Да и не умела я, скандалы в нашей семье приключались весьма и весьма редко. Вообще-то, если честно, это был первый настоящий скандал на моей памяти. С битьем посуды, с криками, с искрящими вспышками ненависти. Не хватало еще, чтобы папа стукнул кулаком по столу: бац! Кто хозяин в этом доме?! Где деньги?! Положи вот сюда кредитную карту. Ну, или как там полагается по-правильному? Мать, дай пожрать, короче.
Так или иначе, по-правильному или не по правильному, мне на это смотреть не хотелось, я про это много в книжках читала, но одно дело теория, другое дело практика, она, как всегда, мрачнее, ближе к шкуре.
Поднялась к себе, бухнулась на диван. Бред какой-то. С чего это вдруг все разом взбесились? Хотя, кажется, такое бывает. Отравление болотным газом или низкочастотными лучами оглушение. Все просто свихнулись, и такое бывает. Может, с утра трепанги несвежие были, может, ботулизм.
Интересно, а если они все станут маньяками и начнут за мной гоняться, как ненормальные? Что делать? В принципе, можно, конечно, и в комнате продержаться, надо только дверь укрепить, например, шкафом задвинуть, а шкаф диваном подпереть. И балясина есть.
Размышляла над этим почти час, после чего почувствовала голод, не пошла мне эта имбирная чечевица, надо чего человеческое пожевать.
Сунула руку за спинку, достала пакет.
Тут у меня запас. Не знаю, в последнее время я как-то склонна собирать запасы, в последние два дня. Или припасы. Орехи, сухари, шоколадки. Галеты. Прячу их в диван, ну и вообще много мест, где можно спрятать, под подоконник, в батарею. Зачем-то. Пока сама до конца не поняла зачем. А вдруг что-то… Не знаю что. Метеорит, допустим. Что-то они в последнее время зачастили. Метеорит упадет в атомную элекстростанцию, ну и пошло-поехало. Мир рухнет, все побегут за билетами, а у меня тут сухари, и орехи, и курага, очень удобно.
Вскрыла пакетик с сушеным сыром, стала жевать. Сушеный сыр наводит на мысли о мореплавателях. Васки да Гамы всякие, Беринги и Крузенштерны, бесстрашные исследователи просторов, плыли куда-то, сдвигали фронтир, жевали сушеный сыр, береглись Сциллы, проклинали Харибду. А сейчас и плыть некуда. Вот недавно на космос возлагали надежды, полетим на Марс, махнем на Венеру, вот-вот и звезды под ногами. Но не срослось. Застряли и не можем оторваться, прикипели, пристыли и постыли. На Луну и то не можем. Жуем свой сыр на кушетках. Но жевание сыра на кушетках особого удовольствия не доставляет, жевать сыр можно только с высокими целями, а если просто так, то не то, душа облезает. Ловушка. Мы все в ловушке.
Я достала тетрадь и записала в нее все эти мысли, пойдут для пьесы, их скажет друг главного героя.
– Эй?! – заглянул Гоша. – Кто-нибудь дома?
Сел на подоконник, огляделся.
– Хорошо у тебя, – сказал.
После чего завалился на ковер, лег на спину, стал смотреть в потолок.
– Хороший у тебя ковер, – сказал он. – Хороший. И спичками не воняет. А то в последнее время…
– Пришел поговорить о ковре?
– Да не, просто…
Гоша устроился на ковре поудобнее. Стал молчать, ждал, когда я сама его спрошу.
– И что? – поинтересовалась я. – С чего вдруг все это безумие? Вторжение пожирателей мозгов?
– Не знаю, – пожал плечами Гоша. – Возможно…
Гоша снова пожал плечами, повыразительнее.
– Отец палец уколол, – пояснил Гоша. – Сегодня с утра стал вязать мушку, наколол палец крючком. Палец здорово распух. Вот он и бесится.
– А мама? Уколола палец, когда шила рождественские носки?
– Не… Не знаю.
– Она вообще-то странная, тебе не кажется?
– Мне кажется, это у нее переутомление, – сказал Гоша. – Она устала. И «Рубеж» этот… Это ты что жуешь?
– Сыр сушеный.
Гоша набрал в горсть сыра, засыпал себе в рот. Чавкать начал аппетитно.
– А что у тебя? – спросил он. – Ну, что вообще этот… доктор твой говорит?
– Я на пути к исцелению. Еще немного, и мозги мои придут в соответствие с высокими стандартами, принятыми среди приличных людей. Но не каждому.
– Что не каждому?
– Хватит места в ковчеге.
– А… – зевнул Гоша. – Я так и думал. Вообще, после Золотого Берега тебе, наверное, надо… отдохнуть. Неплохо ты тогда в обморок плюхнулась.
– В какой еще обморок?
И этот туда же.
– В какой обморок? – повторила я.
Гоша вдруг замолчал. Покраснел, надул щеки, выпучил глаза и стал кашлять. Подавился опять, пришлось метнуть в него подушкой.
– В какой обморок? – повторила я.
Меня Гоше не обмануть, плохо он сделал вид, что подавился, ему надо было на самом деле давиться, я бы поверила. А так нет.
Гоша кашлять перестал.
– Мать в обморок грохнулась, – сказал Гоша. – Ужа увидела.
– Мертвого?
– Не знаю. Увидела, упала, ничего необычного… Там трава была, она не ушиблась.
– Где? – спросила я о чем-то.
– Везде, – нерешительно ответил Гоша, тоже непонятно о чем.
Трава, пластиковые пальмы, у ручьев, где дремлют ивы, Юля, дизайнер табуреток.
– А ты Герду сегодня видел? – спросила я.
– Утром. Она возле ворот околачивалась. Там…
