Павел Карпов - Черная Пасть
- Не стоит благодарности, Сергей Денисович. Я и по другим делам здесь. На печи у меня одежонка осталась. Шубняк и другое барахлишко.
Сергей знал этот волшебный полушубок, спасший его в дымной душегубке. Он вспомнил про свою находку в кармане и решил порадовать Кийко:
- Награда твоя нашлась, Фалалей. Медаль за Будапешт. Не забывай её, кровью она завоевана. Хранить надо, как дорогую память и благодарность народа.
- Медаль? - спокойно переспросил Фалалей Кийко. - Откуда знаете, в личном деле моем читали?
- В руках держал. Тяжелая. Горячая. Видно, много в себя вобрала. Береги ее, победитель!
Теперь-то Кийко не утерпел. Встал перед Сергеем, лицом к лицу, и еще более настойчиво хотел заглянуть ему в глаза.
- Не смеешься, Сергей Денисович, разве похож я на победителя?!.
- Похож. Опаленный, изломанный, но настоящий победитель.
Глядя в упор, Фалалей убедился, что тот не смеялся, и только после этого уступил дорогу.
- Спасибо, Сергей Денисович, за сердечное слово!.. Так они повстречались в ту ночь. И так разошлись.
Молча. Не договорив чего-то скрытого, оставив недосказанное про себя, но как будто условились о встрече и продолжении разговора, важного для того и другого. В хлопотах бакенщика Фалалея наблюдательный Сергей Брагин стал кое-что понимать, и начинал проникаться искренним уважением к угрюмому бобылю...
От мазанки Сергей быстро зашагал к печной громадине. Не доходя до площадки с весами, в темноте он встретился с охранницей Степанидой Маркеловной,
- Ругать будете? - спросила она в таком наступательном порыве, что Сергей не рискнул даже возвысить голос и дал ей высказаться. - За то самое... взгреете?
- За что?
- Маху я дала!
- Да, зря с поста ушла!
- Нет, зря я промазала! Прицел не тот взяла.
Старуха вошла в такой раж, что Сергею стало не по себе, и он попытался задобрить Маркеловну:
- Никакой промашки у тебя не было, - говорил он нарочно тише, чтобы сбить у нее боевой азарт. - Заряд в цель попал!..
- Попал? И ему от свинца ничего? Какими же бирюльками вы меня снабдили? Я стреляю, а он, как заговоренный.
- Мешок с солью спину ему прикрыл, - пояснил Брагин.
- Жалко! - Маркеловна жаждала возмездия. - Я ему хотела гусек испортить. Он в долгу у меня!.. - После этих слов Маркеловна вдруг осеклась и вздохнула. - Ну, прослабило меня, как на исповеди! - Она поутихла, стала спиной к ветру. - А второй кто был, которого я не успела пощупать?
- Такое дельце, Маркеловна, дробью и картечью не пояснишь. Видно, плоховато мы пока стреляем!..
На дороге, за серебристыми баками стояла автомашина с потушенными фарами. Оказывается, директор Чары Акмурадов до сих пор ждал Сергея Брагина, чтобы вместе ехать в Бекдуз. В газике - битком набито, и Сергей сначала не рассмотрел всех спутников. Место ему уважили рядом с шофером, и скорее всего из опасения, что он сейчас же пустится в бурные споры со своими соседями, а рядом с шофером он был безопаснее. Но в дороге не возникло никаких споров, и Сергей задремал, клюнув раза три в ветровое стекло, не обращая внимания на чей-то шепот сзади. Ехал он в мучительном полусне. А когда его подвезли к квартире и ссадили, Сергей только тогда узнал, что вместе с ним сидели в газике Метанов, Мамраз и профессор из Туркменской Академии наук Георгий Николаевич Сокольников. Но не было в автомашине Игоря Завидного, который до этого больше всех рвался в поселок. Поискав его глазами и не найдя среди пассажиров, Сергей сначала не придал этому значения, но потом его вдруг осенило: Игорь остался с Ниной...
Оставив его одного, спутники пожелали Сергею спокойной ночи. Запоздалое пожелание. Море на востоке уже светлело и словно поднималось над берегами, грозилось расплескаться по всей земле. И чем светлее делалось море, тем шире и грозней становился голубой разлив. Сначала море плескалось только по другую сторону косы, и вода на горизонте казалась воздушнее и светлее, чем небо. Но вот лазурное половодье хлынуло через гранитный гребень косы. Разлив угрожающе охватывал безбрежную ширь, и когда над барханами заиграла заряна, в другой стороне залива вытвердился над водой каменный каравай острова Кара-Ада; встал во весь рост маяк с приспущенным зеркальным забралом. А лазоревые огоньки побежали еще дальше по лиловому океану горизонта, и вдруг море разом охватило западную окраину Бекдуза, приблизилось к самым домам и как бы поднялось над ними.
Море... Каждый день другое. Новое. Неузнанное. На землю с воды хлынула соленая синь и таинственный шепот волн, пришедших издалека по звездным перекатам.
Свежесть утра. Ядреный ветер и нетронутая чистота слившихся воедино солнца, неба и моря... Все это было рядом, властно звало и просилось влиться во внутрь, заполнить собой все существо. Сергей посмотрел на полукруглый, словно ласточкино гнездо, прилепленный к стене балкончик своей квартиры, на открытую дверь и вздувшуюся пузырем занавеску. На улице, широкой, приплюснутой бетонными плитами, никого не было. Взглянув на блестевшую в комнате спинку кровати и угол подушки, Сергей потянулся, зевнул и прямо посередине пустынной улицы снял с себя сначала рубашку, а потом и сиреневую шелковую майку с волейбольным номером на груди и спине. Ветер впился иголками в загоревшее, мускулистое тело, и такое нетерпение взыграло и стрельнуло по жилам, что он не устоял на месте и бросился в колючки ветра.
Рассвет он встретил, качаясь на волнах. Потом бродил по берегу. Первые лучи солнца быстро нашли его спящим на песке и дружески разбудили, когда надо было вставать, приниматься за дела. Домой Сергей зашел только переодеться, послушать последние известия и выпить бутылку кефира, забытого в холодильнике. Он настроил приемник и, выйдя па балкон, заглянул со стороны в свою комнату. Когда долго не бываешь дома и когда никто не прикасается к предметам, то по их расположению, устоявшемуся созвучию и молчаливым знакам можно узнать свои мысли, с которыми покинул этих близких друзей. Надо только получше прислушаться и присмотреться к ним... Радость и благодарность памяти так же сильны, как и суд памяти. Предметы в небольшой комнатке на втором этаже с подвесным балконом на улицу, в сторону пустыни и соляных озер, вся ее обстановка и сам воздух, казалось, хранили тепло и свет тех минут, когда Сергей торопился на встречу с ней... И если он тогда не страдал, то мучительно думал о Нине. Хотел угодить своим видом, чисто выбритым лицом, рубашкой, выглаженной собственными руками, и мыслями о том, что наконец-то он все расскажет Нине, признается ей в своих чувствах. А вот на столике перед окном и ее портрет в витом овале. Внимательный и бедовый взгляд, впадинки на щеках, чуть дрогнувшие в улыбке губы и шаловливые мальчишеские волосы, подчеркивающие порывистость, озорную силу и милую ветренность, бьющую против воли, от избытка здоровья и нерастраченных желаний. Вот так, уходя, поставил он фотографию на краешек, чтобы она была как можно ближе, когда он пойдет к порогу комнаты, а потом чуточку пораньше встретит... Все предметы тогда повернулись к ней... И сейчас все было так же. Да и как могло быть иначе, ведь Сергей не переставал думать о Нине. Он зашел в комнату. Сел перед столом, но не тронул портрета. Тишина стала в тягость. Он повернулся и включил радиоприемник. Музыка. Знакомая, родная музыка. Неужели возможно такое в жизни и какому закону это подвластно? Фортепьянная пьеса из "Времен года" Чайковского. Народный напев... "Говорила калина - цвести не буду я весной...." Сколько раз слушали они это вместе с Ниной. Когда прошлый раз Сергей шел к ней, чтобы встретиться на обеде у Анны Петровны, звучала эта же несбыточная клятва калины, которая зарекалась, но зацвела по весне... Пусть и это останется... Сер гей, как и тогда, выключил приемник перед концом мелодии, как бы остановив время. Кто знает, может быть, когда он подумает потом о Нине и заиграет музыка, то снова послышится жалоба калины...
Много позволяет чудачеств человек наедине с собой.
Нет, это не так: Сергей в это утро не был одиноким, в комнате была она... с озорными глазами, смешинкой в уголке губ и впадинкой на щеке. Нина нигде не покидала...
А когда Сергей зашел в контору, наведался в кабинет главного инженера Метанова, то поистине волшебное утро явило новое чудо: в телефонной трубке звучал ее возбужденный голос. Сергей уселся на диван и прислушался к разговору. Без особого труда улавливалось то, что кричала Нина с "печного" телефона.
- ... Нет, Семен Семенович, я от него не в восторге, так и есть, но то, что Брагин рисковал и помог нам с вами - факт! - эти слова Метанов словно нечаянно, как неуловимых джинов, выпустил из трубки, и спохватившись, начал забивать говорливую чашечку приторно - горьковатым словесным конфитюром, который Семен Семенович несказанно обожал, сам чувствительно лакомился и других преохотно угощал. Но как ни улыбался сейчас Метанов, стараясь передать свою улыбчивость на расстояние интонациями голоса, ему все же приходилось больше слушать, чем говорить. Начальник опытной установки Нина Протасова, как понял Сергей, обвиняла в чем-то главного инженера и требовала, чтобы ее убрали с печи. Теперь уже окончательно. Ни на какие уступки она больше не шла. "Хватит ей этого исполнительства!" Невмоготу. Одно за другим: пришла беда - отворяй ворота!..
