Исаак Башевис-Зингер - День исполнения желаний: Рассказы о мальчике, выросшем в Варшаве
Нас объединяла общая страсть — придумывание невероятных историй. Нам никогда не надоедало слушать рассказы друг друга. Как-то поздним летним вечером мы шли к Яношскому базару, вдруг Мендель остановился и сказал, что хочет открыть мне одну тайну: на самом деле его отец вовсе не угольщик. Это он просто для виду притворяется. Взаправду-то он богаче самого Ротшильда. У их семьи в лесу есть настоящий дворец, да еще замок на берегу моря, и там полным-полно золота, серебра и бриллиантов. Я спросил Менделя, откуда же у них такое богатство?
— Поклянись своими цицес, что никому не скажешь[3].
Я поклялся.
— Давай расщепим соломинку.
Мы нашли соломинку и взявшись за ее концы, обмотались ей, как перевязью. Мендель мечтательно прищурил татарские глаза и расплылся в улыбке, показывая ослепительные белые зубы.
— Мой отец — грабитель, — сказал он.
От этих слов у меня мурашки побежали по спине.
— А кого он грабит?
— Он делает подкопы под банки и уносит оттуда все золото. А еще устраивает засады в лесу и нападает на проезжих купцов. У него есть ружье и сабля. К тому же он колдун и может войти в ствол дерева, даже если там нет никакой щели.
— Тогда зачем он таскает корзины с углем? — удивился я.
— Чтобы полиция не прознала…
Мендель объяснил мне, что отец его промышляет не в одиночку. Он главарь шайки, в которой двенадцать сотен разбойников. Отец Менделя посылает их воровать по всему свету, и они приносят ему добычу. Одни плавают по морям и нападают на корабли, другие подстерегают караваны в пустыне. Мой приятель утверждал, что кроме его матери у отца есть еще двенадцать наложниц — все они плененные принцессы. Мендель заявил, что после бармицвы он тоже станет разбойником. И женится на принцессе, что живет за рекой Самбатион. Принцесса ждет не дождется, когда он придет за ней. У нее золотые волосы до пят, а на ногах — золотые туфли. Чтобы девушка не ровен час не сбежала, отец Менделя приковал ее к столбу железной цепью.
— С чего бы это ей вздумалось сбежать? — удивился я.
— Потому что она тоскует по своей матери.
Я знал — все это выдумки, и даже догадывался, из каких именно книг был заимствован тот или иной сюжет, но все равно истории зачаровывали меня. Мы стояли возле рыбного рынка, где в бочках плескались карпы и щуки. В четверг женщины покупали рыбу на Шаббат. Слепой нищий с серой клочковатой бородой дергал струны мандолины, распевая душераздирающую песню о трагической гибели «Титаника». На плече у него сидел попугай и чистил клювом свои перья. Молоденькая жена нищего, проворная, как танцовщица, собирала подаяние в тамбурин. Над кварталом Воля садилось солнце, необыкновенно большое и словно золотое. А вдали висело огромное зеленовато-желтое облако, сверкавшее, будто волшебная река, текущая по руслу из раскаленных углей. Это напомнило мне об огненной реке в геенне, той, в которой суждено мучиться грешникам.
Мы с Менделем, хоть и были закадычными приятелями, во всем соперничали друг с другом. Он завидовал тому, что мой отец раввин, и что мы живем в квартире из двух комнат с кухней и балконом, и вечно старался доказать, что сильнее, умнее и начитаннее меня. Вот и теперь мне было необходимо придумать историю, которая была бы еще более захватывающей.
— У меня тоже есть тайна, которую я никогда тебе не рассказывал, — вдруг выпалил я.
Татарские глаза Менделя загорелись лукавством.
— Какая еще тайна?
Мендель притворно ухмыльнулся и словно подмигнул кому-то невидимому.
— Я знаю Каббалу! — прошептал я.
Глаза Менделя сузились и превратились в щелочки.
— Ты? Откуда тебе знать ее?
— Меня отец учит.
— Разве разрешается учить мальчишку Каббале?
— Я не такой, как другие мальчишки.
— Да ну!.. И чему же ты научился?
— Я могу сотворить голубей. Могу сделать так, что из стены польется вино. А могу прочесть заклинание и взлететь под небеса.
— А еще что?
— Могу шагать семимильными шагами.
— А еще?
— Могу стать невидимым. И могу превращать обыкновенные камни в жемчужины.
Мендель принялся крутить свой пейс. Мои пейсы вечно были растрепаны, зато у него всегда были плотно скручены, словно два маленьких рога.
— Будь это все правдой, ты бы денег имел больше самого большого богача в мире.
— Верно.
— Так почему у тебя их нет?
— Нельзя использовать Каббалу ради собственной выгоды. Это очень опасно. Есть такое заклинание — скажешь его, и небо станет багровым, как огонь, море вспенится, а волны поднимутся до самых небес. И звери утонут, дома разрушатся, разверзнется бездна, и весь мир погрузиться во мрак.
— И что же это за заклинание?
— Ты хочешь, чтобы я разрушил весь мир?
— Н-нет.
— Вот вырасту и получу позволение от пророка Илии улететь в Святую Землю. Стану жить там в развалинах и поджидать Мессию.
Мендель опустил голову. Он подобрал листок бумаги, валявшийся на земле, и стал складывать из него голубя. Я ждал, что он засыплет меня вопросами, но он упорно молчал. Пожалуй, я слишком расхвастался. Но Мендель сам виноват. Разве не он подначивал меня к бахвальству? Теперь я уже боялся сказанных слов: всем известно — с Каббалой шутки плохи. Не ровен час начнут сниться всякие кошмары.
— Мендель, мне домой пора, — сказал я.
— Хорошо, идем.
Мы направились к воротам, которые выходили на Мировскую улицу. Но теперь мы уже не обнимали друг друга за плечи, а шли врозь. Наш разговор не сблизил нас, а, наоборот, отдалил. Почему так вышло? Я вдруг заметил, что одежда Менделя совсем ветхая и рваная. Левый ботинок просит каши, и из щели, как из пасти, торчат старые гвозди. Мы вышли на Мировскую улицу, повсюду валялся лошадиный навоз, солома, выпавшая из крестьянских телег, гнилые фрукты, выброшенные торговцами. Между двумя городскими рынками стояло здание фабрики, на которой делали лед. Хотя еще не стемнело, на фабрике горел электрический свет. Быстро вращались колеса, двигались кожаные ремни конвейера, зажигались и гасли сигнальные лампочки. Но людей видно не было. Только слышались жуткие звуки. Сквозь решетку под ногами мы могли видеть стоявшие в подвале баки с водой, которая потом превращалась в лед. Мы с Менделем немного поглазели на эти чудеса, а потом пошли дальше.
— А кто же ее кормит? — вдруг спросил я.
Мендель словно от сна очнулся.
— О чем ты?
— Ну, ту девушку в золотых туфлях.
— Там есть служанки.
Мы были недалеко от второго рынка, когда я вдруг увидел две медных монетки по шесть грошей, они лежали рядышком, словно кто-то их специально положил на мостовую. Я наклонился и поднял их. Мендель тоже их заметил и крикнул:
— Чур пополам!
Я сразу протянул ему одну монету, но в то же время подумал, что, найди он на улице деньги, нипочем бы не стал со мной делиться.
Мендель повертел монетку и так и сяк, а потом сказал:
— Если ты можешь превращать камни в жемчуга, зачем тебе шесть грошей?
Я хотел было ему ответить: «А если твой отец награбил такие богатства, зачем шесть грошей тебе?» Но что-то удержало меня. Я вдруг заметил, какая у моего приятеля желтая кожа и как выступают скулы. Что-то в его лице было особенное, но что, я не мог понять. Уши Менделя были прижаты, а ноздри раздувались, как у лошади. Рот искривился в завистливой усмешке, а глаза пытливо изучали меня.
— И что ты станешь делать со своими деньгами? Конфет накупишь? — спросил он.
— Милостыню подам, — ответил я.
— Ага. Тогда — вон нищий сидит.
Посреди улицы на маленькой тележке с колесами и впрямь сидел человек, или, точнее, — полчеловека — казалось, его перепилили пилой посередине. Руки его сжимали обтянутые тканью деревянные чурбачки, на которые он опирался. На нищем был картуз, козырек которого опускался на глаза, и рваная куртка. На шее болталась кружка для подаяния. Я прекрасно знал, сколько всего можно купить на шесть грошей: цветные карандаши, книжки, булочки, но гордость не позволила мне колебаться. Я протянул руку и бросил свою монетку в кружку. Калека, словно испугавшись, что я передумаю и потребую назад свое сокровище, покатил прочь так быстро, что едва не сбил прохожего.
Мендель нахмурился.
— А когда ты изучаешь Каббалу? По ночам?
— После полуночи.
— Ну и что там происходит, на небесах?
Я поднял глаза к небу, оно было багровым, с черными и синими штрихами; казалось, приближается буря. Две птицы вспорхнули и, перекликаясь, полетели прочь. Взошла луна. Всего минуту назад еще был день. А теперь наступила ночь. Уличные торговки убирали свои товары. Человек с длинным шестом шел по улице и зажигал газовые фонари. Я хотел ответить Менделю, но не знал, что сказать. Я устыдился своего вранья и словно враз повзрослел.
