Ульяна Орлова - Время нас подождёт
А потом меня прогнала Наташа. «Хватит, говорит, в интернете сидеть, дай мне поработать! Ох, Юрка, научил тебя на свою голову…» Я вышел. А на следующий день зашёл и отыскал среди тех пятерых с фото одну, чьё фото мне больше всех понравилось: там смеющаяся женщина, которая подбрасывает в воздух малыша. А лица не видно. Только волосы тёмные, и солнышко сзади как будто заходит… Ну и пусть. Вдруг это она?
А если так подумать…Это я могу узнать про мою маму?
Посмотреть её фотографии… Вдруг это она… И вообще…
Нет, дальше я себе думать запретил. Стал искать, как залезть на её страничку, а там: «Пользователь ограничил посещение своей страницы…». И все. Только имя, фамилия и название города, которое, кстати, совпадало с тем, где я родился.
Потом мне в классе объяснили, что для того, чтобы читать все записи — нужно добавиться к человеку в друзья. А как я добавлюсь в друзья к своей маме? Если её нет уже на свете…
Мне плакать захотелось, когда я так подумал. Всё. Так — мелькнула ниточка — надежда, и исчезла. Зачем я узнал про этот интернет?!
А если…
Через несколько дней меня осенила мысль, от которой пробежали мурашки по спине, и сердце забилось гулко и медленно: а если зайти на её страничку под её паролем?!
Глупая мысль, конечно… Где их взять-то?.. Взломать? Да ну… И как среди этих женщин найдёшь мою маму? Может Юра еще чего дельное посоветует, да только не готов я пока был к таким разговорам…
И всё равно я почти каждый день заглядывал на ту страничку и разглядывал фотографию. И очень боялся — вдруг её удалят? Но страничка была.
… Что я ещё делаю за компьютером? Смотрю новости на моей страничке, новые фото. Потом погоду на завтра, даже почту проверяю, хотя мне туда мне письма не приходят, но ящик у меня есть! Ещё у нас есть сайт школы, а на нём электронный дневник — удобно, домашние задания можно не записывать! Переписываю их оттуда на листочек, параллельно спрашиваю у Кольки (он как раз в сети) — не сделал ли он упражнения по русскому? Вечером еще зайду — ответы спрошу…
Интернет — сетка. Вовремя не вылез, она тебя — хвать, и поймает. И будешь как рыбка там — туда сюда, в одном этом «контакте»… Вроде и делать нечего, а вроде и можно ещё что—нибудь глянуть…
Но тут Юре понадобился компьютер. И я пошёл делать уроки. Так, математику я завтра сделаю — завтра суббота, у нас её нет. Литературу вечером почитаю… А вот русский… Пять упражнений и работа над ошибками! У-у…
… Русский мне помогла сделать Наташа. Ох, какая же она хорошая! Мы с ней его за каких-то сорок минут написали… И она меня ещё хвалит! Даже разрешила взять фотоаппарат. Пойду, поснимаю Мурзика. Заодно и фотки новые посмотрю — Наташа их наконец-то напечатала!
Глава 6.
Двое под одним небом.
Наташа — фотограф. У неё столько аппаратуры! Зачем фотоаппарату столько объективов?! А фотик у неё, ууу… Я таких даже в фильмах не видел. У него большой объектив, который можно менять на другие. На объективе — куча колечек с цифрами, на корпусе — разные колесики, экран цифровой, вспышка цепляется… Словом, хороший фотоаппарат, дорогой, наверное. Она показывала мне как-то фотографии парусников, однажды она плавала вместе с Юрой. Море, закаты, восходы — такие, будто это картины. Красивые. Красочные. Даже не верится, что на самом деле они такими были… Я уж молчу про корабли. И про лица — люди у неё очень здорово получаются.
Бывает, смотришь на фотокарточку, и хочется её поскорее отложить. Скучно. А тут — смотришь, и хочется разгадать загадку. Что там, что думал человек, когда его фотографировали? Ведь это же кусочек жизни — фотография.
Вот скажем, Юра. Стоит, опираясь на поручни трапа, голова чуть повернута, будто он смотрел в воду, а тут его кто-то окликнул. Наташа, наверное. Волосы ветер лохматит, солнце освещает их кончики и лицо. А взгляд у него — весёлый, довольный такой. Радуется человек, сразу видно. Впереди ведь — море… А чуть всмотришься подольше и кажется, что глаза у него грустят. То ли дело в том, что когда смотришь только в глаза человеку — они часто кажутся грустными, то ли вправду он грустил тогда — ведь расстаётся же. А это грустно. Потому что когда вернёшься — всё может быть совсем по-другому.
У меня часто так было — уходишь весёлый, а возвращаешься — и новости всякие разные, или меня переводят в другой детом… Или твоего друга усыновляют… Или тебе бойкот объявили не знаю за что… Или воспитатель какой-нибудь новый.
Вот ещё один снимок: Юрина мама. Екатерина Николаевна её зовут. Смотрит на тебя бабушка — добрая, ласковая, всегда готовая помочь, и такая… Опытная? Ну, так говорят про тех, кто много прожил, пережил и многое знает. В общем, такая, как в жизни.
Живые у неё получаются фотографии, у Наташи. И меня она успела пофоткать, хотя я был против, потому как всегда получаюсь непохожим. В детдоме нас тоже снимали: дадут какую-нибудь игрушку, рубашку красивую наденут, и — щёлк, щёлк. Старшие говорили — для того, чтоб найти усыновителя… Только я там такой получался, будто кукла неживая. Редко так, чтоб самому себе нравиться… Да никогда!
А тут я увидел Наташкины снимки.
— Зачем? — спрашиваю.
А она мне:
— Да просто так, Миш. Бери себе!
Я только вздохнул.
— Не нравится?
— Почему? Нормально…
Смотрит на меня одиннадцатилетний мальчишка. Худой, стриженный, уши торчат, но не сильно, волосы не лохматые, и не прилизанные. Брови хмурю, глаза чуть прищурил, улыбаюсь даже, немножко. И чётко всё так, родинку на щеке видно, и кончики губ вниз смотрят, и реснички на глазах все-все. Когда она успела? Сзади листья — жёлтые и коричневые, чуть размытые, видно на улице где-то… Надо эту фотку себе на аватарку в «контакте» поставить!
— Наташа, это ты когда успела?
— А вы с Юркой гулять ходили, а я вас с балкона увидела — сфоткала.
— Так как же? Далеко ведь…
Наташа смеётся.
— Не далеко! Если вот этим объективом…
… В большой комнате есть фотография, старая, но очень интересная, хоть делала её и не Наташа.
После уроков мы или едем куда-нибудь гулять, или сидим дома и болтаем обо всём на свете, или смотрим кино. Или Юра печатает, а я тискаю Мурзика. Сегодня — последнее. Стал фотографировать его, а он вертится туда-сюда и смотрит на объектив — ну точно позирует! Я его и крупным планом, и сбоку, и с мышкой заводной, и по-всякому он у меня получился! Ай, молодец… Ну как его не погладить?
Тикает хронометр, Юра что-то печатает на своём ноутбуке, а я сижу на кровати и почёсываю шейку урчащему и булькающему от удовольствия кошаку.
— Юр, а что это за мальчишки на фотке?
Юра отзывается не сразу: трр, трр по клавишам, потом пауза:
— Какие мальчишки?
— Ну, какие — какие! На стене фотка висит старая, там море и мальчишки. Братья, что ли?
Юрка хмыкает, оставляет компьютер и поворачивается ко мне на стуле. Смотрит на меня хитро.
— Может, и братья.
А я начинаю заводиться. Что он, не может рассказать?
— Что за братья? Кто это?! Твои друзья?
Вообще, если присмотреться, то лица у них очень знакомые. По крайней мере, у того, что пониже ростом. На вид хорошие мальчишки такие… Не злые. Стоят улыбаются: старший серьёзный, но смотрит по-доброму, а у младшего — рот до ушей. Повезло же кому-то: море, старший брат, ракушки собирают…
— Юра, ну что ты молчишь?
— А ты сам не догадываешься?
— Не-а… Ой! Ты, что ли?!
Юра смотрит на снимок. Молчит.
— Постой, а ты младший или старший?… Знаю, младший! А старший, это кто, брат или друг?
— Брат-брат… Миха, ты бы пошёл кота покормил. Смотри, как он ластится!
— Погоди. А почему ты меня с ним до сих пор не познакомил?
Юра молчит. Долго. Потом неохотно говорит:
— Это сложно.
— Как это так, сложно?! Он что, в другом городе? Хоть бы рассказал про него!
— Ты уверен, что хочешь?
Я киваю.
— Идём.
Меня не надо просить дважды — гулять я люблю Особенно, если не один. Одеваюсь быстро, и вот мы выходим из подъезда, идём к остановке. Дождик уже закончился, зато появился ветер. Он холодный, зимний, но облака разорвал в клочки, и они теперь по всему небу, полупрозрачные, по цвету — всех оттенков: и розового, и серого, и небесно-голубого. А над ними — чистое небо. Сразу просторно так стало и легко, когда я это небо увидел, и захотелось мне вместе с ветром подняться и полетать! Вообще, осенью как-то просторнее, чем в другие времена года: летом всё в зелени, зимой — в снегу, а осенью листья облетают, деревьев почти не видно, а вот дома, дороги и, главное, небо — сразу становятся очень открытыми. И когда небо синее, то так хорошо на душе становится!
Юра идёт молча, видно думает о чём-то. Я шагаю рядом и тоже молчу — зачем лишние слова говорить? В последнее время я и так очень болтливый стал, как девчонка. Сейчас приедем, и всё сразу станет ясно, что же за человек такой — старший Юрин брат.
Едем мы долго. Автобус пустой, старенький, пыхтит, поскрипывает. Под сиденьем — печка. Кто их придумал? Пока едешь, так нагреваешься — сам не рад, что уселся. Я встаю у окна, придерживаясь за поручень… За окном — город, обычный осенний город, невысокие дома, деревьев на тротуаре мало, мамы с колясками гуляют, несколько мальчишек с большими рюкзаками за спиной, кто-то с собакой идёт, кто-то по делам спешит. Юра здесь вырос. А для меня он чужой пока, этот город, хоть и излазил я его летом вдоль и поперёк.
