Людвик Керн - Звери в отпуске
– Ну, может, не зверями, но какими-то такими существами…
Мы разлеглись на облюбованном нами местечке. Подставили спины под солнце и принялись всерьёз загорать. Однако краешком глаза всё время следили за тем, что происходит вокруг.
А происходило много чего всякого..
Ближайшими нашими соседями справа была семья ленивцев. Она состояла из папы-ленивца, мамы-ленивицы и двух детишек.
– Я их сразу узнал,- буркнул я жене, кивнув в их сторону.
– Кто такие?- спросила она шёпотом.
– Ленивцы.
– Ленивцы…- протянула она.- Вот не думала, что они так выглядят.
– Обычно они выглядят капельку по-другому. Висят целыми днями на ветке головой вниз. Ужасно ленивые…
– Чего ж они теперь не висят?
– Теперь они в отпуске. Могут позволить себе и побездельничать. Впрочем, это вполне естественно: во время отпуска никто ничего не делает.
– Так ты считаешь, висеть вниз головой – это что-то вроде серьёзного занятия?- удивилась жена.
– Точно такая же работа, как тебе сидеть целый день в учреждении.
– Но я не сижу в учреждении головой вниз, кроме того, у меня много всякого дела. Нет,- продолжала она с возмущением,- это уж, право, слишком: целый год бездельничать, да ещё приезжать сюда в отпуск…
– Каждому гарантировано право на отдых,- заметил я.
– Но у ленивцев такого права быть не должно…
– Имей хоть чуточку снисхождения,- сказал я вполголоса.- Впрочем, это выгодное соседство. Они будут дремать и ничем нас не потревожат. Смотри, как разлеглись…
На ленивцах были пёстрые купальные костюмы, и лежали они в самом деле без движения. Похоже было даже, не дышат. Но это, разумеется, только казалось.
Слева от нас расположилась семья верблюдов. Папа, мама и маленький верблюжонок. Малыш то и дело пробовал лечь на спину, чтоб загорел животик, но все попытки были безуспешны. Он перекатывался то на один, то на другой бок. Родители с улыбкой снисхождения наблюдали за малышом. Они знали: никакие усилия ему не помогут. Гордость верблюдов – их горб – приносит порой и затруднения. Верблюды, кстати, в отличие от людей очень любят, когда их дети горбятся, они твердят без устали: «Горбись! Горбись! Горбись! Не будешь горбиться, пропадёт вся осанка». И едва замечают, что кто-то из верблюдиков перестал горбиться, тут же тащат его к своему верблюжьему доктору на лечение.
За ними расположилась чета пантер. Муж подрёмывал, усыплённый горячими лучами солнца, а жена, облачённая в длинный зелёный халат, что-то вязала на спицах.
– Ты случайно не знаешь, почему она напялила на себя этот халат?- спросила жена.- Холодно ей, что ли?
– Не думаю. Прячется от солнца, опасается, наверно, веснушек.
– Веснушек?- удивилась жена.
– Да, веснушек… Сама знаешь, шкура у пантер в крапинку.
– Крапинки – ещё не веснушки.
– Некоторые учёные, представь себе,- ответил я жене,- склонны в свете новейших исследований считать крапинки веснушками.
– Вот уж никогда б не подумала, что у зверей бывают веснушки.
– Веснушки появляются только у зверей, которые подолгу бывают на солнце. Вот тебе доказательство: чёрная пантера, двоюродная сестра пятнистой, ведёт из-за цвета шкуры исключительно ночной образ жизни. Так вот веснушек у неё не наблюдается. От луны их не бывает.
– Тогда неудивительно, что она в халате. И тут мы перевели взгляд на другую группку
отдыхающих. Этих было не только видно, но и очень даже слышно. Группка состояла из молоденьких козочек и козликов. Козлики, желая выглядеть посолиднее, отпустили себе бородку. Они то и дело включали магнитофон с модными записями, дрыгали ногами в такт и выкидывали забавные коленца. Одна из песенок особенно мне понравилась, она то и дело повторялась, и припев гремел на весь пляж:
Сегодня знает свет
Об этой личной драме,
Мой лоб во цвете лет
Украшен был рогами.
Жена, у которой был абсолютный слух, тут же подхватила мотивчик и стала его напевать, хотя, в сущности, петь надлежало, может быть, нам обоим.
Но вернёмся к нашему рассказу, к описанию этого необычайного пляжа. Кроме тех, о ком я уже говорил, в отдалении разлеглись и другие семейства, каждое в своей берложке. Берложка – это такая яма в песке, которую иногда целыми днями роют со знанием дела, желая в ней затем удобно устроиться. Занимать чужую берложку неприлично. Конечно, бывает, что кто-то уедет, и тогда его берложка освободится, но в этом необходимо всякий раз удостовериться. Таков обычай на всех пляжах мира, и тот, кто им пренебрёг, совершил бестактность.
Внезапно произошло нечто непредвиденное. Все посрывались с мест. Одни в страшном волнении бросились в воду, другие стали разбегаться по берегу в поисках укрытия. В несколько секунд пляж опустел. Остались только мы двое.
Мы глядели друг на друга в недоумении. Что предпринять?
– Может, и нам бежать, а?- шёпотом спросила жена.
– Чтоб бежать,- возразил я,- надо знать, из-за чего бежишь. Ты вот, например, знаешь, из-за чего тебе бежать?
– Понятия не имею. Но раз все убегают…
– Это ещё не повод,- заметил я.- Они испугались, вот и убегают. Почему же должны пугаться мы?
– Самые храбрые убежали!- воскликнула жена.
– Какие самые храбрые?
– Ну вот, скажем, львы. Ты обратил внимание, лев первый дал тягу в кусты?
– Справедливо,- согласился я.- Давай понаблюдаем, может, и выясним, отчего весь этот переполох. Ты наблюдаешь?
– Наблюдаю.
– Ну и что?
– Ничего не вижу.
– Я тоже не вижу. Слушай, а вдруг – гроза и они почувствовали это заранее?
– Исключено,- заявила решительно жена.- Гроза отпадает. Посмотри: небо безоблачное.
Я пока ещё не слыхивала о грозах при чистом небе.
– Раз в жизни может случиться…
– Не думаю. Раз уж гроза, должен быть гром.
– А если это первая в истории Вселенной гроза без грома, что тогда, а?
– Придумал какую-то несуразицу.
– И всё же они чего-то испугались. Это несомненно.
– Смотри!- воскликнула жена и вцепилась мне в руку.- Что-то идёт по пляжу.
– Где?- спросил я, нервно озираясь.
– Да вот, выходит из лесу! Видишь?
– Ничего не вижу,- ответил я, вглядываясь в указанном мне направлении.- Не вижу, во всяком случае, чтоб что-то шло.
– Потому что оно вовсе даже и не идёт.
– Что же тогда делает?
– Да вроде как бы ползёт…
И тут я увидел странный предмет, который хоть и медленно, но все же продвигался в нашу сторону. Было это что-то не очень большое, но таинственное, и потому внушало ужас.
– Знаешь,- сказала жена,- оно вроде бы круглое.
– Вот и мне так кажется. Может, это летающая тарелка?
– Но ведь она ж не летит – ползёт.
– Тогда, может, ползучая?
– Не знаю, про ползучие тарелки ничего не слыхала.
– Я тоже. Но это ещё не значит, что они не существуют. Может, мы будем первыми, кто открыл ползучие тарелки?
– Не лучше ли нам спрятаться?
– Только где?
– Спрячемся вон за ту дюну, может, оно нас не найдёт… Кто знает, какая нам грозит опасность.
Три-четыре прыжка, и мы были уже за дюной и поглядывали из-за гребня, пытаясь выяснить, что же будет делать таинственный предмет, вызвавший на пляже такой переполох.
Стоило нам укрыться за дюной, как предмет замер на мгновение, словно соображая, кк ему дальше быть, а затем, движимый, может быть, каким-то сверхъестественным чутьём, развернулся в сторону дюны, то есть в сторону нашего укрытия, и стал понемногу приближаться.
– Придётся зарываться в песок,- сказал я.- Иного выхода нет. Кто знает, может, оно нас не заметит, пройдёт мимо, и мы спасёмся. Бежать всё равно поздно.
Песок был сыпучий, и мы без особого труда погрузились в него целиком. Остались только дырочки для носа, чтобы не задохнуться.
Так мы лежали три-четыре минуты, а может, и три-четыре часа. Известно, что в таких ситуациях время движется не так, как обычно. Мы ничего друг о друге не знали, потому что каждый из нас лежал отдельно, сам по себе, засыпанный с головы до ног песком. Мы надеялись, что ползучая тарелка нас не заметит и поползёт себе дальше.
Кто знает, может, я лежал бы до бесконечности, если бы не пронзительный крик моей жены, который заставил меня, пренебрегая опасностью, в одно мгновение разгрести груду песка и броситься ей на помощь.
– Он меня щекочет!- кричала с какими-то дрожащими нотками в голосе моя жена.- Он меня щекочет!
Я метнул в сторону полный ужаса взгляд и увидел у её ног свою старую соломенную шляпу, которую когда-то закинул на всякий случай в машину. Вот тебе и ползучая тарелка.
– Это шляпа,- сказал я, чтоб её успокоить.- Это всего лишь моя соломенная шляпа.
И нагнулся, чтобы поднять её, но в тот же момент в голове блеснула мысль: ног у шляпы не бывает. И протянутая рука замерла в нерешительности. Я принялся соображать: «Брать или не брать?» Это было таинственное и не очень чистое дело. Может, духи? Может, чёрная магия? С другой стороны, надо было принять какие-то меры, тем более что шляпа вновь пришла в движение. «Ничего не поделаешь,- сказал я сам себе,- будь что будет!» И рывком приподнял шляпу.
