Павел Петунин - Пограничное лето
Первой пострадала конфетная коллекции.
Однажды мать сказала:
— Вот что, дорогой товарищ коллекционер, я завтра собираюсь жечь твою конфетную ерунду. Мне некуда складывать тряпичные обрезки — заберу от тебя корзину. Так что соображай…
Обрезки эти она собирала для матери своей, которая ткала из них в деревне половики.
Костя не сдавался целую неделю. Но разве когда переспоришь взрослых? В конце концов пришлось всю конфетную коллекцию вынести во двор.
На это цветастое богатство сразу же налетела туча мальчишек. Костя выменял на эти фантики один медный пятак 1872 года, три значка — индийский, с изображением слона, и два спортивных, сожженный конденсатор и марку с небесными братьями — космонавтами.
Но самую главную страсть привил ему тезка-восьмиклассник из шестнадцатой квартиры, которому Костя давал читать из домашней библиотеки книжки про любовь и передавал его письма своей средней сестре. Костя-восьмиклассник был знаменитый на всю улицу радиолюбитель. С ним консультировались даже взрослые. Этот Костя самостоятельно собрал два больших радиоприемника, один из которых подарил школе.
Костя Шубин пропадал у своего тезки целыми вечерами. И не зря: научился читать сложные схемы, паять оловом, слесарничать.
Валентина Николаевна, скрепя сердце, снова уступила для сложного Костиного радиохозяйства грибную корзину. Двухведерная корзина эта через каких-то два-три месяца наполнилась до краев разноцветными обрезками проводов, текстолитовыми пластинками и радиодеталями. В Костином хозяйстве появились: электрический паяльник, янтарные куски канифоли, пузырек соляной кислоты, серебристые пластинки олова, радиолампы, диоды и триоды и разные панели и панельки.
Перед летними каникулами Костя из разноцветного металлического мусора, который по твердому убеждению Валентины Николаевны годился только для помойного бачка, соорудил хоть маленький, но настоящий радиоприемник. В нем что-то шипело и трещало, но можно было различить музыку и человеческие голоса.
Это была первая вещь, сделанная собственными руками.
Костя сиял, а Валентина Николаевна целый день ходила удивленная и озадаченная: оказывается, в Костиной голове, кроме ветра, и еще кое-что есть!
Теперь уже она не говорила о помойке и других обидных вещах, а с уважением поглядывала на грибную радиокорзину.
Отец одобрительно прогудел:
— Изобретатель и конструктор! Я вас начинаю уважать, дорогой Константин Сергеич.
Когда окончательно выяснилось, что Костя поедет с отцом к пограничникам, он два дня ковырялся в своей радиокорзине, отбирая цветные провода, выискивал необходимые детали и бережно укладывал все это в свой маленький чемоданчик. Костя решил в тайне от всех на заставе собрать радиоприемник и подарить его Саньке Чистову, о котором отец рассказывал только одно хорошее.
Приехав на погранзаставу, Костя это свое решение хранил от Саньки в строжайшей тайне. Свой секретный чемоданчик отнес в комнатку отца и спрятал под кроватью. Санька видел этот таинственный чемоданчик, но не знал, что в нем. А знать хотелось, и он спросил на второй же день, когда они возвращались после купания:
— Ты что-то скрываешь от меня? Да, Костя?
Тот улыбнулся и сказал загадочно:
— Узнаешь через пять дней.
Заграничные конфликты
Ефрейтор Постников собирался ехать за травой для кроликов часа через полтора. Санька с Костей, чтобы не терять зря дорогого времени, побежали в магазин за сахаром. Лосенок — вот ведь какой смекалистый зверюга! — увязался за ними. Труси́л себе, хотя Санька несколько раз останавливался и сердито махал руками, как бы отталкивая его. Лосенок отрицательно тряс своей горбоносой мордой и продолжал преследование, даже попытался протиснуться в ворота. Но часовой, пропустив ребят, закрыл ворота на замок и легонько шлепнул зверя ладонью по спине. Лосенок покосился на него обиженно и лег на дорогу перед воротами головой к городу. Да так и пролежал, пока Санька с Костей не вернулись из магазина.
Сразу же, как только увидел возвращающихся приятелей, лосенок резво вскочил на ноги и побежал к воротам. Пока часовой не спеша открывал замки на воротах, лосенок стоял возле него и нетерпеливо перебирал ногами. И старался, конечно, не зря: сразу же получил два куска сахару. Но этого ему показалось мало. Он тыкал Костю своей бархатной теплой мордой и дышал ему в ухо шумно и нетерпеливо. Костя не вытерпел, дал ему еще кусочек и предупредил:
— Больше можешь не приставать. Хватит. Еще захвораешь сахарной болезнью.
Но эта болезнь, должно быть, не очень-то пугала лосенка, и он продолжал приставать. И даже тогда, когда ребята уселись к ефрейтору Постникову в телегу, он не захотел отставать от них и побежал рядом с лошадью — совсем как жеребенок. Бежал и оглядывался, как будто хотел удостовериться: а на месте ли хозяева сахара?
Костя взял с собой три кусочка, остальной запас оставил дома.
Они ехали по той самой дороге, по которой бегали сегодня утром на речку. Ехали к тем самым четырем домикам, которые стояли на территории уже другого, капиталистического, государства. Миновали тропинку, которая вела к тихому речному заливчику-купальне.
А телега катилась все дальше. Ефрейтор Постников беззаботно насвистывал что-то веселое, не натягивал вожжей, чтобы остановить или повернуть в сторону лошадь, — как будто ехал в гости к кому-то, проживающему в одном из этих четырех домов.
И Косте уже не верилось, что там заграница.
Оттуда доносились в точности такие же звуки, какие слышал Костя в деревне на даче: кто-то неторопливо тюкал топором, где-то сонно похрюкивала свинья. Возле конуры лохматая и крупная черно-белая собака позвякивала цепью. Деловито ходили по двору белые куры и с сосредоточенным видом разыскивали что-то на земле. Возле них строевым шагом маршировал важный, а в общем-то, обыкновенный петух. Да все тут было обыкновенным, как в самой обыкновенной деревне.
Вот сошел с крыльца в незагороженный двор пожилой мужчина в светлой рубашке и темной жилетке. Вслед за ним выбежала рыхлая и тоже пожилая женщина и стала говорить что-то ругательное на непонятном языке. Мужчина не отвечал ей, а только досадливо отмахивался, даже не оборачиваясь в сторону женщины.
— Второй день пилит мужика. Вчера он веселенький прикатил, — с усмешкой сообщил ефрейтор Постников. — И за границей некоторые мужики тоже любят наступать на пробку… Ух, и влетело ему вчера! Так и надо: вредный старик; сейчас пойдет зло срывать на работниках.
Постников натянул вожжу, лошадь послушно свернула направо и пошла по скошенной траве.
Наругавшись досыта, женщина скрылась в доме. Старик подошел к хлеву и стал выкрикивать в раскрытые ворота что-то бранчливое; не ошибся-таки Постников, старик действительно срывал зло. Из хлева вышли два молодых парня в серых помятых шляпах и с навозными вилами в руках. Парни покорно выслушивали хозяйскую брань.
— Это сыновья? — спросил Костя.
Постников махнул рукой:
— Какие там сыновья — батраки!
— Батраки? После Октябрьской революции?
— Так это у нас не стало. А у них же капитализм.
— Как же они терпят? — возмутился Костя. — Вон какие здоровые! Взяли бы да двинули в ухо этому богачу, чтоб не ругался!
— Чудак ты, парень! А он возьмет да и шугнет их с работы. Это же капитализм! — рассмеялся Постников. — У них же другие законы, вроде как в волчьей стае, — кто сильнее, тот и горло грызет ближнему. Ясно?
— Ничего не ясно! — запальчиво возразил Костя. — Неужели эти батраки не догадываются — надо же скинуть со своей шеи разных там богачей и кулаков и жить по-человечески, как у нас живут.
— Наверно, тебя ждут, чтобы пришел да растолковал.
— И приду!
— Придешь? Это уже будет пограничный конфликт и вмешательство во внутренние дела другого государства. А за это, брат, строго наказывают! — Постников дружелюбно потрепал Костю по плечу. — Ничего, батраки скоро сами догадаются что к чему и почему.
Старые окопы
Луг пересекала узкая — в три доски — деревянная дорожка. Строго прямая, она тянулась с севера на юг, утопая в густой траве. По ту сторону дорожки трава была высокой — по грудь Косте, легкий ветер гонял по ней зеленые шелковистые волны. По эту сторону дорожки часть луга была выкошена, и тут вместо травы торчала из земли жесткая светло-зеленая щетина.
На этой щетине и остановил Постников лошадь — метрах в четырех-пяти от дощатого настила. Он распряг лошадь, отвел ее в сторону, привязал на длинной веревке к стволу засохшей яблони.
Костю удивило это. Проще бы спутать лошадь — и пусть она прыгает, куда ей захочется. Так делают в деревне, куда Костя каждое лето ездит на дачу. Об этом он сказал Постникову. Тот усмехнулся: