А. Зорин - Мудьюг
Как-то он пришел в сознание и решительно потребовал, чтобы мы оставили его, а сами спасались бы от белых.
Вот какое сознание у человека было! Ради общего дела жизнью пожертвовал.
И мы оставили его одного: сделали ему шалаш, положили около него кучу грибов, поставили ведерко с водой.
Ушли…
Конечно, ребятишки, он умер. Крестьяне потом рассказывали, что нашли его труп.
А мы все шли и шли… Много было опасных моментов, часто нам грозила смерть. Мы разбились на две части, пошли разными дорогами. Через болота ползли на животах. Восток, запад — узнавали по сучьям сосны…
Еще один умер.
У меня стала болеть нога, но я об этом никому не говорил…
И шли мы так, ребятки,— сколько времени вы думаете неожиданно спросил дядя Саша.
— Ну, сколько,— взялся ответить пионер Сережа,— по-моему, дней пять или шесть…
— Нет, не угадал, Сережа: с 16 сентября мы шли по 15 октября — без одного дня месяц, и прошли по прямой линии 600 килолометров, а исколесили мы, наверное, больше тысячи.
Последние два дня меня вели под руки. Нога моя сильно болела, я не мог итти.
Когда мы пришли к к красным — нас нельзя было признать за людей.
Как только красноармейцы узнали, кто мы, откуда — взвыли они от радости: один ругает белых и готов хоть сейчас итти в наступление, другой, глядя на нас, чуть не плачет, третий несет еду,четвертый что-то готовит.
Когда мы пришли к красным, нас нельзя было признать за людей.
И надо вам, ребятишки, сознаться,—я плакал, как малый ребенок.
Раньше, когда меня били белогвардейские солдаты,— я не плакал. Когда замерзал в карцере,— я не плакал. Когда чистил уборные, ел тухлятину, не раз был при смерти на этом проклятом Острове Смерти,— я не морщился, я не плакал. Ногу отрезали — тоже не плакал. Лет двадцать, а то и больше, я не плакал. А вот когда я увидел на палочке красное знамя, увидел красноармейцев наших да их заботу о нас — не утерпел, выл, как теленок. Ничего не поделаешь — был случай, надо сознаться.
— Все, папа?
— Нет, не все, милок! Скоро мы подкормились, окрепли и все как один пошли в Красную армию,— на фронт! И надо вам сказать,— и от нас потом попадало белогвардейцам так, что они, наверное, помнят до сего времени.
— Так им и надо! — с чувством удовлетворения заявили ребята.
Было девять часов вечера, когда мальчики разошлись по домам, каждый по своему переживая рассказ дяди Саши об Острове Смерти.
Опять Юрику полезли в голову мысли о пионер-отряде, но спросить отца он почему-то стеснялся. И только, когда у него стали слипаться глаза, когда он почувствовал, что скоро уснет,— он неожиданно для себя спросил:
— Папа, а мне можно записаться в отряд?
— Конечно, можно!—ответил ему отец.— Даже нужно. Непременно запишись! И чем скорее запишется, тем лучше. Я ведь тебе уж давно об этом говорил.
— Я завтра… — проговорил Юрик. — В эту ночь он видел, как пионеры атаковали белогвардейцев. Стреляли пушки, летали аэропланы, а они пионеры — все шли и шли вперед… Потом Юрику стало казаться, что он попал в густой, большой лес. У него в руках была карта, но он в ней ничего не понял. У него был компас, но он забыл спросить в отряде, почему дрожит стрелка…
Чувствует Юрик во сне, что голоден. Стал собирать грибы, но вспомнил, что среди грибов есть много ядовитых, а какие — забыл спросить учителя.
А лес все темнее и темнее…
Скоро в голове Юрика все смешалось… На следующее утро Юрик никак не мог вспомнить, чем же дело кончилось: победил он или нет?
За чаем хотел спросить папу,— отчего у людей бывают сны, но увидел, что родители торопятся на работу, и не стал их тревожить.
— Ну, до свиданья, милок!— сказал отец, прощаясь с Юриком.
— Сегодня я приду поздно. У меня — заседание.
Не забудь сходить и записаться в пионерский отряд!
Примечания
1
Гидроплан — морской самолет, который поднимается с воды.
2
Крейсер — большой военный корабль, миноносцы — небольшие, но очень быстроходные корабли. Транспорт служит для перевозки войск, припасов и т.п.
3
Колонии — страны, которые захвачены капиталистами. В колониях установлен самый каторжный режим для рабочих.
4
Это были т. Лохов и т. Иванов Георгий.
