Виктор Кава - Трое и весна
Притаились, ждём.
Едва слышный шёпот лезет в уши, словно сухая листва под ветром шуршит. Чудится, что ли, от напряжённого волнения? Встряхиваю головой, однако шёпот не прекращается, уже и слова можно разобрать:
— Таточку, родненький, не ходи с ними. Советские солдаты добрые, они меня к столу пригласили, по голове погладили…
Так ведь это Емелькин голос! Что он бормочет?
Хватаю мальчишку за плечо, резко поворачиваю к себе.
— Так где ж твой отец, признавайся!
Он задрожал как в лихорадке, на мою руку закапали горячие слезы.
— Он там… с этими… против вас… Отец Парфентий говорил. Я знаю… я очень хорошо знаю, что татко не хотел к ним. Это поп его заставил. Татко у меня добрый. Он тогда учительницу хотел защитить, но не смог…
Я ошеломлённо тряхнул головой. Правда, в здешних местах ничего не поймёшь. Учительницу хотел защитить и пошёл к бандеровцам?.. А сын этого бандеровца спас нас. Что, и здесь какое-то коварство?
А Емельяна словно прорвало, хотя шаги неумолимо приближались.
— Вы не верите мне, дядя, не верите, а так было. В один день какие-то бородатые чужие дядьки вошли в наш класс и, ни слова не говоря, схватили Александру Петровну за руки и потащили из класса, мы все бросились вслед за ней. На улице гляжу, мой татусь идёт. Я как закричал, он сразу подбежал, бросился защищать учительницу. А они его — сапогами в живот. Татунь упал, а Александру Петровну посадили на телегу и увезли куда-то…
Вот оно что… И хотя сейчас не до расспросов, я допытываюсь:
— Так как же твой отец мог к ним попасть? Его же не насильно забрали?
Емельян глубоко вздыхает:
— Забрали. Вечером. Вьюга так выла под окнами, что голосов не слышно было. Вдруг стекло в окне кто-то высадил. Мы с мамой сразу к окну. Три морды просунулись в хату, спрашивают: «Где Петро Климчук?»
И винтовки нацелили. Мама открыла им. Ворвались они в хату, глаза злые. Увидели татуся: «Собирайся, поедем», — говорит один в белом кожухе. Мы кинулись к нему, за полы хватаем: «Куда вы нашего тата забираете? Он же больной, какие-то лиходеи избили его днём». Где уж там, стащили татуся с печки и вытолкали из хаты. Мама за ним, я тоже, но меня отпихнули. Вернулась мама нескоро, слезы в два ручья текут, за грудь держится. Гляжу, а она вся избитая.
— Все, все, — закрываю ему рот. — Потом расскажешь, сейчас не до этого.
А сам чувствую, как у меня холодные мурашки поползли по спине. Вот ведь как все непросто оборачивается…
— Нет, я все-таки вам доскажу, — шепчет Емельян. — Я быстро. Чтоб вы знали и плохо не думали про татуся. После того как маму избили, она только до весны дотянула и умерла. Тогда я пошёл в село Зелёное к попу наниматься. Все рассказал ему, как сейчас вам, а он ответил, что, если буду служить ему хорошо, татусин след постарается разыскать. А через какое-то время сказал мне, где татусь, только заставил сперва поклясться перед иконой, что никому не проговорюсь, привет от него мне передал.
Емельян вдруг схватил меня за руку, с мольбой в голосе проговорил:
— Пане товарищу, я сейчас, разрешите, поговорю с татусем, он меня послушается, не пойдёт против вас, он их тоже завернёт.
Я молчу, не до него мне сейчас. Совсем рядом шаги. Кто-то вошёл во двор.
— Если не послушается, — шепчет с отчаянной горечью мне на ухо Емельян, — так я выскочу… выхвачу у него винтовку и стрельну в отца Парфентия.
— Сиди, не дёргайся. Дадут по тебе очередь, двух шагов не сделаешь.
Хоть и ждали мы, вглядывались в темноту до боли в глазах, но когда во дворе появились тёмные фигуры, вздрогнули. Я прицелился.
Неожиданно Емельян юрко проскользнул мимо меня, открыл дверь риги и бросился к воротам.
— Куда? — вырвалось у меня. — Убьют!
— Не убьют! — послышался звонкий голос. — Это оборонцы!
Однако я лишь тогда поверил, когда из толпы отозвался Прокопчук. Вздохнули мы с облегчением, выбрались из риги, радостно жмём руки мужчинам. Как будто гора с плеч свалилась. Не менее двадцати человек подошли, все вооружены.
Не беспокойтесь, товарищи, — сказал прокуренным басом высокий крепкий мужчина, припадая на одну ногу, — не дадим вас в обиду. Хорошо, что вы сюда пробрались, на хуторе плохо бы вам пришлось. Давайте знакомиться. Я старший самооборонец. Маркияном зовут. — И стал решительно командовать: — Свирид, бери троих хлопцев и айда в конец дороги, к снежной стене, смотрите там в оба. Ты, Степан, тоже бери троих и устрой засаду у оврага. А мы займём круговую оборону во дворе и возле машины. Одобряешь, сержант? — обернулся он ко мне.
Да, — утвердительно киваю головой. Умно распоряжается, ничего не скажешь. Наверно, на фронте побывал, хромает. Впрочем, ему виднее, как получше расставить людей.
И тут Маркиян заметил Емельяна, прижавшегося ко мне.
— А ты чего здесь околачиваешься? — прикрикнул. — Уж не оставил ли тебя поп шпионить?
Мальчишка опустил голову, крепко прижался ко мне. — Не нужно так, товарищ, — сказал я. — Емеля сегодня здорово помог нам: предупредил, что поп подался к бандитам, свернул ломом замок и выпустил нас.
Маркиян взял меня под локоть, отвёл в сторону. Взглядом остановил Емельяна.
— А вы знаете, что его отец, говорят, в лесу с бандитами? — и пристально посмотрел на меня.
— Кто говорит? Вы его видели с ними? — в свою очередь спросил я.
— Ну, в селе говорят… Поп в проповеди намекал…
— Емеля мне про себя рассказал. А не кажется ли вам, что поп возвёл поклёп на Емелькиного отца, на самом же деле его, может, давно уже нет в живых? Так вот заполучил дармового и верного батрака! Мальчишка живёт хуже скотины: спит в риге, работает как вол, ест объедки с поповского стола. Может, я ошибаюсь, но Емеля — хороший парнишка. А с попом, думаю, вам теперь ясно.
— Да, ясно, — кивнул Маркиян головой. — Подозревали мы его в связях с бандитами, а поймать с поличным не могли. Теперь ему не отвертеться. А что касается Емельяна… Вы, наверно, правы. Возьмём мальчишку под свою опеку.
Один раз, второй хрипло кукарекнул петух.
— Это Степан из оврага подал сигнал, — встрепенулся Маркиян. Вполголоса скомандовал: — Иван, Пётр, Андрей, оставайтесь здесь. Остальные — за мною!
И когда мы тихонько пробрались вдоль плетня, шёпотом объяснил мне:
— Так же, как и на прошлой неделе, по оврагу подкрались. Боятся на открытом месте показаться. Ну прямо волки.
Мы подошли к оврагу, залегли на холмике. Вглядываюсь: где же бандиты? Вот они — вышли из оврага, согнувшись, цепочкой направились в нашу сторону. Переговариваются тихонько — должно быть, уверены, что нападут внезапно.
Ближе и ближе бандиты. Затаив дыхание, сжимаю автомат. Вдруг что-то прошуршало рядом со мной и скатилось с холмика.
— Тату, таточку, — отчаянно пронеслось над онемевшим селом, — не стреляй, это наши!
Емельян! Я резко оттолкнулся, в несколько прыжков догнал его, свалил в снег. И в это же мгновение над головой прошумела автоматная очередь. Даже ветерком подуло.
И тут же в ответ ударили самооборонцы и мои товарищи. Несколько бандитов упали, остальные бросились наутёк. Ещё двое не добежали до оврага. Прокопчук и шофёр бросились было преследовать бандитов. Маркиян остановил их строгим окриком:
— Куда? Хотите, чтобы перестреляли из оврага?
— Да уничтожить их нужно всех! — горячился Прокопчук, — Вот соберём самооборонцев со всего района в один кулак, тогда авось выкурим их всех из лесов.
Медленно возвращались к хате попа, возбуждённо обсуждали этот короткий бой.
Опять прижгли им пятки. Ведали, как бежали? Комья из-под сапог летели!
— Они смельчаки из-за угла нападать!
— Теперь долго не ткнутся!
Иду, жадно затягиваюсь самокруткой. Постепенно спадает напряжение, робкая, несмелая радость охватывает душу. И неловко стало за свои недавние мысли о здешних людях. Большинство из них — наши искренние друзья. Это только кучка выводков, мусор фашистский рассыпался по лесам и в бессильной злобе бесчинствует.
— Дядя, наклонитесь ко мне, что-то скажу, — слышу тихий мальчишеский голос. — Наклонитесь…
Емельян опять приник ко мне.
— Тато услышал меня! Я знаю! И он придёт из лесу, вот увидите! Только бороду сбреет, уж очень он страшный с бородой… — Помолчал и опять произнёс решительно: — А если ему и бритому стыдно будет на людях появляться, так я сам схожу за ним.
Я сдержал вздох. Ой, вряд ли, парень, увидишь ты своего отца! Обманул тебя поп. Невольно обернулся, поглядел на поле, где лежат неподвижные фигуры. А может, и он там… Ну и судьба досталась мальчишке.
— Ничего, не вешай носа, теперь у тебя новая жизнь начнётся, — хочу его подбодрить, а сам глажу ладонью мальчика по мокрому от слез лицу. — Дай срок, закончим войну и будем жить вместе.
— Спасибо, только я татуся найду.
