Гавриил Левинзон - Мы вернёмся на Землю
Я разменял двадцать копеек в магазине, где продают соки и фрукты. Параскевич положил пятак в карман.
— И запомни, Водовоз, — сказал он, — когда речь идёт о принципах, мелочей не существует.
Потом Параскевич достал из кармана деньги и купил два стакана сока. Мы выпили сок, и Параскевич спросил:
— Ты понял?
Я кивнул, хоть ничего и не понял.
— Водовоз, — сказал Параскевич, — разреши мне угостить тебя ещё трубочкой с кремом?
Он повёл меня к тому углу, где продаются трубочки, и купил по одной себе и мне.
Он опять спросил:
— Ты понял?
— И опять я кивнул. Не мог же я сказать ему, что ничего не понял!
— Нет, ты не понял, — догадался Параскевич. — Я покупаю это всё для того, чтобы ты не подумал, будто я жадный.
Всё у Параскевича получается тонко, так загадочно, что ничего не поймёшь. Я заметил, что трубочку он ест не так, как я. Он сначала обгрызал её, обдирал слой за слоем, а когда оставался всего один слой вафли, начинал откусывать с конца. Это он здорово придумал! Под конец самое вкусное остаётся.
— Параскевич, — спросил я, — а как ты ешь бутерброд с колбасой?
— Я сначала откусываю с той стороны, где хлеб потолще, а колбаса потоньше.
— А когда ты ешь пирожки, ты на начинку смотришь? — спросил я.
— Конечно, — ответил Параскевич. — Только нелюбознательный человек может съесть пирожок, не поинтересовавшись, как выглядит начинка.
— А сосиски? — спросил я. — По какому принципу ты ешь сосиски?
— Я их чищу постепенно, — ответил Параскевич. — Если сразу очистить, неудобно держать и сок течёт по пальцам.
— И я, Параскевич! Я точно так же! — крикнул я. — А кожицу отдаю собаке…
— Не кричи, — поморщился Параскевич. — Я кожицу кошке отдаю. По-моему, нет смысла отдавать кожицу собаке: для неё это слишком мало.
Мы ещё долго с Параскевичем говорили. Мы обсудили, как лучше есть манную кашу и яйца всмятку, потом, как лучше начинать купаться — сразу нырять или постепенно входить в воду. Всё у Параскевича было продумано. Не встречал ещё такого человека!..
Мы пошли прогуляться по парку, и, когда проходили мимо детской площадки, Параскевич меня удивил: уселся в лодочку для самых маленьких и меня пригласил:
— Ну-ка, Водовоз, давай развлекаться.
Мне неудобно было — кругом малыши с мамами и бабушками, но я всё же сел. Мы стали раскачиваться.
— Сильней! Сильней! — приговаривал Параскевич.
Да он ли это? Можно было подумать, что это какой-то первачок резвится. Две девчушки смотрели на нас: одна держала палец во рту, а другая смеялась и подпрыгивала, наверно представляла, что и она с нами раскачивается. Вот уж неловко было мне! Я несколько раз говорил «хватит», но Параскевич приговаривал: «Ещё, Водовоз! Ещё!» Наконец он накатался.
— Хорошее занятие, — сказал он. — Отвлекает от забот.
Параскевич мне всё больше нравился. Я подумал: хорошо бы подружиться с ним.
— Хочешь, будем вместе строить штаб? — предложил я. — Мы с Толиком Сергиенко в прошлом году построили, но он уже завалился.
— Что? — спросил Параскевич. — Штаб?
— Штаб, — сказал я. — Яма, а сверху доски.
— Водовоз, — спросил Параскевич, — у тебя что, есть пушки?
Я ответил, что нет у меня пушек.
— Тогда, может, у тебя есть войско? — спросил Параскевич. — Может, ты полководец?
Я ответил, что я не полководец.
— Вот видишь, — сказал Параскевич. — Так зачем же тебе штаб? Сразу видно, что ты не подумал как следует. Это же бессмысленное занятие.
Я вздохнул. Толик Сергиенко умный парень, но ни ему, ни мне не приходило в голову, что строить штаб бессмысленно. Нам интересно было. Мы долго копали яму, потом доски для крыши доставали. Некоторые во дворе стащили, некоторые от забора отодрали. А какое у нас настроение было, когда мы штаб покрыли и начали лазить в него через узенький люк! Мы чуть ли не обнимались от восторга. Скоро мы сами сделали стереотрубу. Мы высовывали её и смотрели, что творится на земле. Ходили люди, бродили собаки, куры совсем близко подходили к нашему штабу. Мы были почти что невидимками.
— Ну, до свиданья, Водовоз, — сказал Параскевич. — Приходи ко мне в гости. Кстати, два пятака для тебя передал Родионов, а ещё один Лапушкин.
Вот тебе на — ушёл! А я-то думал, что мы подружились.
Я смотрел вслед Параскевичу. Легко ему, наверно, живётся. Всё он знает: как надо поступить, а как не надо, что имеет смысл, а что бессмысленно. Счастливый Параскевич!
После ухода Параскевича я на него разозлился. Подумаешь, вундеркинд! Зря я ему позволил так разговаривать со мной, поучать, как маленького. Я вспомнил, что Параскевич ни разу ни с кем не подрался. А ещё воображает! В общем, я решил, что Параскевич хоть и вундеркинд, но всё же трус и воображала. Я подумал: надо будет ему завтра в школе это сказать.
Но долги свои Лапушкину и Родионову я решил сейчас же отнести. Я даже заторопился, и, пока шёл к Лапушкину, мне казалось, что и Лапушкин и Родионов в это время обо мне плохо думают и, может, даже дома говорят о том, какой я нечестный парень.
Лапушкина я увидел на улице. Он недалеко от своего дома стоял с друзьями.
— Лапушкин, привет! — сказал я. — Получай свой пятак.
Лапушкин посмотрел на пятак в моей руке.
— Ты чего? — спросил он. — Чего ты мне свои медяки суёшь?
— Лапушкин, — сказал я, — может, ты уже забыл, что передал с Корольковым пятак для меня?
— А! — вспомнил Лапушкин. — Ну давай.
Он взял пятак, положил в карман и отвернулся от меня. Зачем я ему был нужен? Рядом с ним стояли трое друзей. Лапушкин опять начал с ними разговаривать. Но не успел я отойти от них и на пять шагов, как Лапушкин окликнул меня.
— Водовоз, — сказал Лапушкин, — у нас к тебе дело есть. Понимаешь, собрались в кино, десять копеек не хватает.
— Видишь ли, Лапушкин, — ответил я, — у меня есть десять копеек, но я не могу их тебе дать, я должен их Родионову.
— Да брось ты! — сказал Лапушкин. — Подождёт Родионов. Да он уже забыл о них — чего тебе нести! Давай-ка нам.
— Нет, Лапушкин, — сказал я. — Как ты не понимаешь! Это же дело принципа, я должен отдать.
Лапушкин обиделся:
— Что ты за человек такой? Нужны позарез десять копеек, а ты не даёшь! Ты что, мелочный?
— Не мелочный, а не могу.
— Мелочный, — сказал Лапушкин. — Я сразу это понял, когда ты мне пятак принёс.
— Лапушкин, дело же в принципе, — сказал я.
— А ну тебя! — ответил Лапушкин. — Знал бы я, что ты такой мелочный, ни за что бы тебе пятак не передавал.
Лапушкин не стал больше слушать моих оправданий, пробормотал: «А иди ты!» — и отошёл. Кто-то из его друзей крикнул мне вслед: «Больше на нашей улице не появляйся, а то плохо будет!»
По дороге к Родионову я размышлял о принципах. Что же это получается? Параскевич бы похвалил меня, если бы я принёс ему пятак, а Лапушкин считает, что отдавать долг не обязательно. Путаница. Попробуй догадайся, какие у человека принципы.
Родионову я сказал:
— Я принес тебе два пятака, которые ты Королькову для меня дал. Хочешь — бери, хочешь — не бери, только ты на меня не обижайся.
Родионов с родителями пил чай в саду. Мать Родионова сказала:
— Как мило!
Отец Родионова засмеялся. Родионов ответил:
— Да ладно тебе. Садись с нами чай пить.
— Если тебе не нужны, то я их сейчас отнесу Лапушкину, — сказал я, — он у меня просил.
Родионов сказал, что пойдёт со мной к Лапушкину, вот только сбегает за курткой. Мне не очень-то хотелось брать его с собой, но не мог же я ему это сказать. Родионов побежал к дому. Ему трудно бегать: он хромает на правую ногу. Дом у Родионовых маленький, одноэтажный. В саду было слышно, как Родионов быстро ходит по комнате. Правая его нога стучит о пол не так, как левая.
Лапушкина с друзьями мы застали всё на том же месте. Я им сказал:
— Вот вам два пятака.
— Молодец! — сказал Лапушкин. — А то мы не любим мелочных. Дим, сколько ты мне должен?
— Тридцать копеек, — ответил Димка Чернов из пятого «В».
— Видишь? — сказал Лапушкин. — Дим, если не хочешь, то и не отдавай, я ни за что не попрошу.
— Ладно, — сказал Димка. — Что я, мелочный — отдавать тридцать копеек. Рубль я бы ещё отдал, а про эти тридцать копеек даже не помню.
Лапушкин с друзьями пошли в кино, а мы с Родионовым решили погулять. Родионов повёл меня через какие-то дворы, по каким-то улочкам — о них я даже не знал. С ним хорошо было гулять, вот только он всё время боялся, что я с ним не долго гулять буду. Он три раза говорил: «Лёня, ты ещё не уходи. Ладно?» Если 6 он этого не говорил, я бы с ним до вечера гулял. А так расхотелось. Я сказал Родионову:
— Идём, провожу тебя, домой.
Я на всякий случай предложил ему строить штаб. Родионов ответил, что он тоже любит строить, только, может, вместо штаба лучше ракету построить и слетать на ней куда-нибудь.
