Евгений Рысс - Приключения во дворе
Девочки убежали, Катя продолжала разговаривать с вожатыми, но сразу прибежал взволнованный мальчик. Оказалось, что цветы, которые упрямо не хотели распускаться, несмотря на строго научные методы, применявшиеся местными садоводами, наконец распустились.
Видимо, это было важное сообщение. Катя сама заволновалась и вместе с вожатыми пошла смотреть цветы.
Видимо, это было даже очень важное сообщение, потому что со всех концов лагеря мчались ребята, обсуждая событие, и минут двадцать весь лагерь занимался только цветами.
Наконец все убедились, что цветы действительно распустились, и успокоились. Катя повела вожатых дальше по лагерю. О лагере она рассказывала со вкусом и увлечением. Видно было, что всё ей самой интересно не меньше, может быть, чем ребятам.
Заканчивая обход, Катя остановила пионервожатых перед нарисованным на фанере и приколоченным к дереву портретом очень приятного на вид, вихрастого, улыбающегося мальчика.
— Это Паша Севчук! — сказала Катя торжественно. — Один из лучших наших пионеров! Он активный и умелый парень. Наш радиоузел создан при его ближайшем участии. Это мальчик, с которого следует брать пример всем ребятам.
Гости с уважением смотрели на портрет замечательного мальчика.
Анюта оглянулась, чтобы посмотреть, где Миша, и увидела, что Миша стоит в хвосте делегации, так же уважительно глядя на портрет.
А рядом с Мишей, держа его за руку, стоит, можете себе представить, сам оригинал — замечательный мальчик Паша Севчук!
И у Анюты стало радостно на душе. В самом деле, как удачно, что к Мише хорошо относится сам Паша Севчук, что в случае чего он его защитит, да, наконец, просто покажет пример, и, может быть, кто знает, к соседнему дереву будет приколочен второй портрет: портрет Миши Лотышева. Может быть, когда приедет ещё одна группа пионервожатых, Катя скажет и о Мише такие же хорошие слова, как те, которые говорит сейчас, и, может быть, она, Анюта, будет стоять незаметно сзади и слушать, как говорят о её младшем брате.
Вожатые, их было человек пять, но очереди пожали Кате руку, поблагодарили её и уехали. Им очень понравился лагерь. Они хотели бы, чтобы у них были такие же хорошие лагеря. Их немного только огорчало одно обстоятельство, о котором они считали неудобным говорить. У них всё было трудно и сложно. Им приходилось бороться со многими из ребят, преодолевать у некоторых скверные навыки, привитые в семье, выручать ребят из трудных положений, в которые те попадали по легкомыслию или в результате стечения обстоятельств, переживать вместе с мальчиками и девочками их ошибки и неудачи, иногда ерундовые, а иногда и очень серьёзные.
Катин лагерь не научил их тому, как легче преодолеть эти трудности, но они не были за это в обиде на Катю: по-видимому, у неё в лагере таких неприятностей не бывало. Вожатые уехали с чувством благодарности, чуть испорченным лёгким оттенком зависти к вожатой, у которой всё так хорошо получается.
Простившись с Мишей, довольная и спокойная, ушла из лагеря и Анюта. Перед уходом она сказала Паше Севчуку:
— Паша, ты последишь за Мишей?
Паша усмехнулся так, что было ясно, — это праздный вопрос.
— Я часто опекаю новеньких, — сказал он уверенно и спокойно. — У меня в лагере две нагрузки: радио и новенькие.
Анюта ушла, потому что ей пора было ехать в больницу к матери.
Мише очень понравилось в лагере. Здесь действительно было интересно и весело. Можно было поиграть в волейбол, не сейчас, конечно, а потом, когда обживёшься. Можно было попросить, чтобы тебя научили играть в шахматы, а это, говорят, очень интересная игра. Можно было почитать книжку в читальне, конечно, потом, когда обживёшься.
Но самое главное то, что обживаться оказалось совсем не трудно. Лагерь встретил Мишу приветливо и дружелюбно. Катя подвела его к группе ребят и сказала:
— Вот, ребята, наш новый мальчик, Миша Лотышев. Паша, познакомь его с нашими порядками, объясни всё, что следует, и помоги ему стать у нас своим человеком.
Паша молча кивнул головой, взял Мишу за руку и повёл его по лагерю. В ту минуту Миша ещё не предполагал, с каким удивительным, прямо-таки необыкновенным мальчиком он имеет дело. Он думал, что это мальчик как мальчик, разве что несколько лучше и приятнее других.
Паша повёл его по всему лагерю, рассказал, что у них много филателистов, это сложное слово означало собирателей марок, и у одного мальчика есть треугольная марка Гвинеи, такая редкая, что за ней гоняются настоящие, взрослые филателисты. Есть, оказывается, и настольный теннис. К этому виду спорта Паша Севчук относился иронически. Он, правда, ничего не сказал, но по его тону Миша понял, что это игра несерьёзная и что уважающий себя мальчик, несомненно, выберет более солидный вид спорта.
К волейболу Паша отнёсся более уважительно и объяснил, что их команда будет участвовать в каких-то соревнованиях, и хотя Миша не понял, в каких именно, но усвоил, что это соревнования важные и ответственные.
Самым главным, однако, было другое: Паша повёл его на радиоузел. В деревянной будке находился микрофон, и если его включить и говорить в него, то тебя услышит не только весь лагерь, а и жители соседних домов, потому что пионеры протянули провода по кварталу и установили репродукторы во дворах. Конечно, их лагерю повезло: над ними шефствовал завод. Завод подарил им оборудование. Оборудование, однако, это полдела, его надо установить, смонтировать, пустить в ход. Всё это сделали они сами, собственными руками, и главным в этом деле был Паша Севчук.
Впрочем, о своей роли Паша говорил скромно, о многом умалчивая и явно многое не договаривая, чтобы не создалось впечатление, будто он хвастает. Пашина скромность, бесспорно, убедила Мишу в значительности Пашиных заслуг.
Когда Паша говорил о радио, он по-настоящему увлекался. Он объяснил Мише разницу между халтурой, которую строили ребята в лагере соседнего района, и солидной работой их радиолюбительского кружка. Он говорил про радио так, что Мише стало ясно: это и есть то самое дело, которому уважающий себя мальчик должен отдавать свободное время.
Миша робко спросил, можно ли ему поступить в кружок любителей радио, и Паша Севчук сказал, что, конечно, можно, а если будут какие-нибудь затруднения, то он, Паша, ему поможет.
Паша произвёл на Мишу самое замечательное впечатление, и всё-таки Миша не понял всей значительности нового своего знакомого. Он понял это позже, когда совершенно случайно Паша подвёл его к группе вожатых, которые рассматривали в эту минуту его, Пашин, портрет и слушали Катино разъяснение о том, кто такой Паша и чем он замечателен.
Миша не поверил ни глазам своим, ни ушам. Он посмотрел на портрет, потом на Пашу, потом опять на портрет. Да, несомненно, это был он, тот, который держал Мишу за руку, тот, с которым, можно сказать, они были уже друзьями. Это был он, бесподобный, изумительный Паша. У Миши замерло сердце: такая необыкновенная удача! Ну хорошо, пионервожатая поручила его, Мишу, Севчуку, но ведь это одна только форма. А то, что Севчук разговаривал с ним так откровенно, по-товарищески, это тоже кое-что значит. Небось поручи вожатая Паше какого-нибудь парнишку, который бы ему не понравился, он бы провёл его кое как по лагерю, и всё. А тут намечалась взаимная симпатия, залог будущей дружбы. Было ясно, что он, Миша, понравился Севчуку. Значит, он тоже не лыком шит. Значит, он тоже кое-чего стоит. Миша был поражён. Он в себе раньше никаких особенных достоинств не замечал, а дело вон как оборачивалось.
Выслушав сообщение Кати, Паша, как и всегда, сделал вид, что ему это не очень-то интересно и даже чуточку поднадоело. А у Миши не было сил прикидываться равнодушным. Он смотрел на Пашу с восторгом, потрясённый выпавшей ему на долю удачей. Он смотрел на него восторженно до самого конца дня.
Раздался горн. Лагерь кончил свой весёлый, многообразный день, и мальчики и девочки, весело прощаясь с Катей, сговариваясь о завтрашних планах и делах, выбежали на улицу, а Паша Севчук и Миша всё ещё не расставались.
Миша чувствовал, что дружба завязывается всерьёз. Он был счастлив и горд. Вдвоём, взявшись за руки, они и вышли из лагеря.
Паша Севчук рукою провёл от лба к затылку по своим красивым вьющимся волосам.
— У тебя деньги есть? — спросил он.
— Нет, — сказал Миша, а что? Я могу пойти попросить у Анюты.
— Чудак, — сказал Паша, — Анюте про это незачем знать.
— Про что? — спросил Миша, чувствуя, что он начинает дышать воздухом удивительных тайн и невиданных происшествий.
— Довольно валять дурака, — сказал Паша, — ты на деньги играть умеешь?
— Не умею, — сказал Миша.
— Дурак, — сказал Паша, — а знаешь, сколько можно выиграть денег в разные игры!
— А я не умею, — сказал Миша.
— Научим, — сказал Паша, — игры не трудные. Хуже, что денег нет. Ну, да на первый раз поверим в долг. Только помни, долг за игру — долг чести. Отдавать надо точно. Понял?
