Аркадий Минчковский - Десять дней одни втроем
Я сбегала и притащила чайник.
— Наполним его, — сказал папа. Но оказалось, что воды в ведре уже нет. Это папа и Валёнка вылили ее всю на себя, когда мылись. Папа взял ведро и, ни слова не говоря, опять отправился в детский сад к водникам. Но когда вернулся, сердито сказал:
— Всё-таки безобразие, что сломалась колонка и никого это не волнует. Придется поднять бучу.
Он наполнил чайник водой и хотел включить плитку, но мы объяснили, что электричество на даче с шести часов.
— Порядочки, — пожал плечами папа и стал разжигать керогаз. Но как разжигается керогаз, папа не знал.
— Вот странно, — сказал он. — С этими системами мне никогда не приходилось иметь дела. Вы не знаете, где инструкция?
Но где инструкция, мы не знали. Тогда в дело вмешался Валёнка. Но у Валёнки тоже ничего не получилось. Я, конечно, сто раз видела, как мама разжигала керогаз, и решила помочь. Мы все трое перемазались в саже и пропахли керосином, а противный керогаз всё не разжигался и лишь коптил черным, вонючим дымом, от которого Валёнка беспрерывно чихал.
— Вот если бы это был двигатель внутреннего сгорания или электропечь, я бы знал, в чем тут загвоздка, а так… Вероятно, он испортился, — печально заключил папа, в десятый раз со всех сторон осматривая керогаз.
— Давайте позовем бабу Нику, — посоветовала я.
— При чем тут баба Ника? Тут не твоя баба Ника, а механик нужен, — сказал папа. Но бабу Нику он всё-таки позвал. Папа хотел убедиться, что керогаз действительно сломался.
Баба Ника, как только явилась, сразу определила:
— Керосину мало, вот и не горит!
— Вы думаете? — удивился папа. — Всё может быть. А ну, Шурик, есть у нас керосин?
— Есть! — крикнул Валёнка и, опережая меня, кинулся в переднюю, где у нас стояла керосиновая банка, но вдруг застыл на месте, как статуя в парке. Он вспомнил, что вчера был четверг и ему следовало сходить за керосином, а он и не подумал это сделать.
— У нас керосин весь, — пробормотал Валёнка.
— Ладно, я одолжу, — жалеючи вздохнула баба Ника. Она сходила к себе и принесла огромную, дополна налитую керосином зеленую бутыль с пробкой, привязанной веревочкой к горлышку.
Скоро наш керогаз засветился синеньким ровным огоньком. Мы поставили на него чайник.
Когда вода вскипела, папа насыпал в чайник чуть ли не полпачки чая, чтоб чай был покрепче. Мы все уселись за стол, и тут выяснилось, что пить чай не из чего, так как во все кружки и чашки, какие были у нас, мы разлили молоко, чтобы из него вышла простокваша. Пришлось опять пойти к бабе Нике и принести от нее посуду.
Часам к двенадцати мы всё-таки напились чаю, и тогда папа сказал:
— Теперь следует заранее подумать и об обеде. Что бы нам такое приготовить на обед?
— Суп, — сказала я.
— Да, конечно, но какой?
— С мясом, — сказал Валёнка.
— Понятно, — кивнул папа. — Значит, нужно мясо. Ну, а на второе?
— Котлеты, — говорю я.
— Мясные! — кричит Валёнка. — Есть мясорубка.
— Предположим. Значит, опять-таки требуется мясо. Нужно пойти и купить его. Ты что-нибудь понимаешь в мясе, Шурик?
— Я ничего не понимаю, — заявил Валёнка, хотя его и не спрашивали. — Я лучше пойду, папа. Меня ждет Нолька.
Папа махнул рукой, и Валёнка сразу исчез, а мы с папой остались вдвоем.
— Что вы тут делали с утра? — спросил папа.
— Мама ходила на базар.
— Вот и мы пойдем. Где сумка?
Я отыскала мамину базарную сумку, и мы пошли.
Мы готовим обед
— Ничего, Валёнку мы тоже заставим вносить свою лепту. Кто не работает — тот не ест, — сказал папа. — А вы как, Шурик, много помогали маме?
Я стала вспоминать, как мы помогали маме, и подумала, что мы не очень-то ей помогали. Иногда я ходила за хлебом, а Валёнка за керосином. Это когда он не успевал убежать сразу после завтрака. Но мама не особенно-то и требовала, чтобы мы ей помогали. Она только заставляла нас побольше есть и пить молоко. Вот и всё.
— Это не по-товарищески, — сказал папа. — Теперь мы заведем другие порядки. — Он взглянул на часы. — Скажи, Шурик, а на базаре сейчас не перерыв?
— На базаре перерыва не бывает.
— Хотя да, тем лучше. Минуточку, Шурик! Необходимо знать, что творится на свете.
На стене клуба папа увидел газету, запертую в ящик с сеткой, как у крольчатника, устремился к ней и впился глазами.
— Смотри, пожалуйста! — радостно вскричал он, разглядывая первую страницу. — Давно ли начали строить эту гигантскую станцию?! Ты помнишь, ну каких-нибудь лет шесть назад? И вот она уже дала ток Москве. Здорово, верно?
Я кивнула головой, хотя шесть лет назад мне было четыре года и мы с Валёнкой еще и в детский сад не ходили. Я уже сто раз пересмотрела карикатуру, на которой какой-то длинный противный дядька в темных очках ехал, как на тройке, на трех маленьких человечках в цилиндрах, а папа подвинулся только к середине ящика.
— Ну и типы же еще у нас имеются! — покачал он головой и добавил: — Извини, я сейчас, дочитаю фельетон.
Он читал и чему-то посмеивался, а я терпеливо ждала. Но, дочитав фельетон до конца, папа еще принялся за длиннющую статью и медленно, как улитка, стал двигаться вдоль газеты, а я всё жарилась на солнце.
— Минуточку, сейчас… Минутку, Шурик. — И вдруг папу будто укололи. — Ну, посмотри! Во Франции опять правительственный кризис. Как тебе это понравится?!
Мне это нисколько не нравилось. Я была уже готова заплакать от скуки, только крепилась. А папа вдруг принялся оглядывать всю газету сверху вниз. Наконец, он заглянул в самый крайний угол ящика, пробурчал: «Так, понятно, «Зенит» опять продул», — и, взяв меня за руку, пошел прочь от газеты.
Когда мы пришли на базар, папа спросил:
— Ну, что нам надо? Что покупала мама?
— Она всегда покупала на два дня.
— Мы будем перенимать опыт. Прежде всего, нам нужна, я думаю, картошка.
— Картошечки, картошечки, хозяин! — приглашала дочерна загорелая женщина, перед которой лежала куча землистого картофеля.
— По-моему, мелковата, как ты думаешь? — Папа посмотрел на меня.
Но толстуху уже перебивал маленький седенький старичок в военной фуражке без звезды.
— Ах, хороша, ах, хороша! Не картошка — яблочко сам бы ел, да деньги нужны. Берите, гражданин, — приглашал он папу.
— Пожалуй, слишком крупна, а? — задумался папа.
Старичок обиделся и сразу стал называть папу на «ты».
— Ну, иди, иди, найди лучше, — ворчал он.
Мы купили картошки и еще три связки кореньев. Папа очень удивился, до чего дешевы коренья, и потому мы их купили сразу три связки.
— Теперь мяса, — сказал папа.
Мы пошли в магазин. Там на прилавке под стеклом лежали куски мяса, но почему-то никто из хозяек, которые были в магазине, его не брал.
— Что, неважное мясо? — спросил, папа у одной старушки.
— Это не мясо. Это свинина, — ответила старушка.
— Понятно, — кивнул головой папа. Но, по-моему, он не очень-то понял, почему это свинина — не мясо. И вдруг папа воскликнул:
— Шурик, идея! Давай возьмем гуся. Смотри, какие симпатичные гуси! Купим гуся, соорудим рассольник, а на второе — гусь с картошкой… Чем плохо? Приличные ли гуси, дорогой товарищ? — спросил он у продавца.
— Выдающиеся гуси. Гуси первой категории, — отвечал он. — Вам покрупнее?
— Да так, нормального. Вы, как специалист, лучше разберетесь.
— Вот видный гусак, — продавец выхватил из кучи самого большого гуся, звонко похлопал его ладонью по пузу и, не дожидаясь папиного согласия, бросил на весы. — Всего — ничего… Без малого четыре килограммчика. — Он вынул из-за уха карандашик и стал считать, сколько нам нужно платить.
— М-да… — задумчиво промычал папа, но было уже поздно. Не мог же папа заставлять продавца вешать ему другого гуся. Он отправился платить в кассу, и вскоре мы, с трудом затолкав гуся в сумку, двинулись к дому.
Дома я надела мамин прозрачный фартучек, а папа разделся до пояса, и мы стали готовить обед. Сперва мы решили начистить картошки. Пока мы ее чистили, папа рассказывал про то, как у них на войне был солдат, который замечательно чистил картошку. Потом он еще рассказал про кашевара, который варил для их роты такую удивительную пшенную кашу, что казалось, будто она с мясом. Папа увлекся, и я заслушалась, потому что было очень интересно слушать разные истории про войну. Но когда мы посмотрели, то увидели, что шелухи набрался полный таз, а картошки — едва кастрюлька.
— М-да, — покачал головой папа. — Потери великоваты. — Он, как редкий камень, со всех сторон оглядел очищенную им картофелину, от которой не осталось и половины. — Ничего. Зато качество отличное. В общем, нам хватит.
Мы покончили с картошкой и взялись за гуся. Папа отрезал ему голову с шеей и лапы и хотел их выбросить, но я сказала, что мама варит рассольник с лапами.
