Александр Дорофеев - Звезда корабельная
А Петр ходит среди бревен. Чуть ли не каждое измеряет, оглаживает, даже простукивает… Самое гладкое, длинное да ровное бревно нужно для начала. Наконец выбрал. Быть ему основанием корабля — килем.
Теперь-то уж ясно — пойдет дело! Киль у корабля все равно, что хребет у рыбы. С виду-то простое бревно, а пройдет время, и целый корабль на нем вырастет.
— Видите, теперь уж не одни только ягоды на островах растут, — усмехается Петр.
Вдруг услыхал позади знакомый голос.
— Ну, государь, лихой ты киль заложил. По многим морям ему борозды прокладывать!
Обернулся — а это Антипка Тимофеев, лоцман с Мудьюгского острова. Обрадовался ему Петр, как старому, доброму товарищу.
— Вот Антипка, беру тебя кормщиком на этот корабль. Выведешь в море первое судно под русским флагом! Когдла тут реки ото льда освобождаются? Так готовься в мае кораблем править.
Осень — время дорожное
Растет корабль на Соломбальской верфи. Вот уж и кормщик для него найден. Да ведь нужна и команда умелая — не хуже, чем на заморских кораблях. Здешние мореходы, хоть и опытны, а военного дела не знают.
Решил Петр выучить своих солдат корабельной науке. Чтобы была настоящая морская гвардия, способная русские моря защищать.
Но для такого дела одного корабля, конечно, мало. Видно, придется за границей покупать.
И не откладывая, заказал Петр построить в Голландии фрегат сорокачетырехпушечный. К следующей весне будут два корабля во флоте русском. Да яхта впридачу. Можно и маневры учинить для солдатского обучения.
Вообще-то ох, как не по душе Петру начатые дела на потом оставлять. Да уж больно погода в здешних местах неприветлива. В августе уже утренники морозные. Ветры с моря туманы нагоняют — конец весла не разглядеть. Дожди долгие, холодные. А то вдруг ветер-полуночник дождь на снег переменит. И затихает строительство на верфи.
Гагары да гуси, утки да лебеди двинулись стаями на юг. Звери норы ищут. Совсем замирает жизнь осенью. Люди-то, конечно, не помирают дружно, как причитал Ермолай-да-Тимофей. Однако солнце все реже и реже показывается. Будто и впрямь при смерти. Ночи стоят длинные, черные. Дни — серые, коротенькие.
Собрался Петр с товарищами в обратную дорогу. Перед самым отъездом заглянул на Соломбалу, попрощался с кораблем до будущей весны.
Отошли карбасы царские от Архангельска. Быстро исчез Город в тумане. Только на башне крепостной посверкивал огонь — маяк корабельный. Шевелился огонек, как живой, пробиваясь сквозь туман, подмигивая. И Петр, сам от себя не ожидая, низко вдруг ему поклонился.
Часть 2
Путь наш далек
Телегу готовят зимой
В Москве Петр сразу же принялся готовить новый поход к Белому морю.
Вроде бы достаточно времени до весны. Да ведь как много успеть нужно!
Собирался теперь Петр не просто поглядеть на море, а начатое дело закончить. Оснастить, вооружить первые русские корабли, на воду спустить.
Для начала провел смотр всем полкам. Отбирал лучших солдат для морской гвардии.
— Ни о чем другом, кроме кораблестроения, и думать не могу, — говорил он. — Одна и есть на сей день забота! Хочу, чтобы и вы, товарищи мои, полюбили море да службу корабельную, чтобы к водному пути смелыми были. А путь, нами избранный, долог!
Назначил Петр и командующих флотом. Ромодановский — адмирал. Бутурлин — вице-адмирал. Гордон — контр-адмирал.
Себе тоже взял звание — шкипер, то есть просто капитан корабельный. И велел только так и величать отныне.
— По умению и знаниям своим — шкипер я. Не более. Ну да, может, еще выучусь флотом управлять…
Действительно, много Петр читал книг о воинской и морской науке, об артиллерии, карты морские постигал. Немало времени просиживал шкипер за бумагами. Придумывал и сам морские сигналы, чтобы корабли могли в пути переговариваться, чтоб понимали друг друга капитаны на расстоянии во время похода или битвы с неприятелем. Строго определил, когда в барабаны бить, когда флаг поднимать, когда и сколько раз из пушек палить.
Потом устроил допрос своим адмиралам.
— Что будешь делать, Федор Юрьевич, — спрашивал Ромодановского, — если ночью надобно с якоря сниматься? Какой сигнал подашь остальным судам?
— В барабаны велю ударить, господин шкипер. На фок-мачте фонарь с огнем выставлю.
— А пушки будут стрелять? — прищурился Петр.
— Нет, господин шкипер, пушки в таком случае молчаливы, — отвечал Ромодановский.
— Верно запомнил, адмирал, — кивал Петр и обращался к Гордону, — А ты, Петр Иванович, что делать будешь, когда всех капитанов потребуется для совета на твой корабль созвать?
— От того зависит, господин шкипер, — улыбнулся Гордон, — идем ли мы по морю или на якоре стоим…
— Ну, пусть на ходу дело подоспело.
— Тогда белое знамя поднять велю и дважды из пушек выстрелить.
— Правильно говорите, начальники мои корабельные, — вздохнул Петр. — Верю — прикажете точно. А сможете, коли придется, из пушки выстрелить, огонь на грот-мачте зажечь, парус по ветру поставить? Адмирал на корабле все уметь должен!
Сам шкипер, похоже, со всяким делом управлялся. В селе Преображенском, в токарне, точил специальные блоки, чтобы канаты по ним ходили плавно, не перетирались. Таких блоков штук сто смастерил. Отливал и пушки корабельные — немало их нужно военному судну. Вычерчивал планы будущих маневров: куда кораблям идти, где якорь бросать, какие команды выполнять.
Меж тем беспокоило его, как там дела в Архангельске подвигаются. Письма отправлял, торопя корабельщиков.
«Чтоб к весне все готово было! — писал. — Ждите нас большой компанией — человек в триста!»
На всякий случай послал в Архангельск двух людей верных, в корабельном деле сведущих, — Николаса и Яна — чтобы приглядели, все ли споро, нет ли каких заминок, хватает ли железа да леса строевого. А вместе с ними переправил полтораста шапок меховых и столько же пар башмаков для команд корабельных.
Да, уже везли, везли к Белому морю по зимним дорогам всякое снаряжение. Шли подводы, груженные ружьями и порохом, блоками точеными и пушками литыми.
— Берегите пуще глаза своего добро корабельное, — наказывал Петр. — В нем теперь сила наша и слава.
В таких заботах быстро зима пролетела, и весна подошла. К концу апреля все успели подготовить к отъезду.
Путь лежал не близкий. Но дорога уже хорошо знакома. Торная дорога к славному Городу.
Петр собрался выехать раньше прочих.
— Мир тебе, господин шкипер, в дороге! — желали адмиралы.
— Спасибо, ваши превосходительства, государи милостивые, — усмехнулся Петр. — Да только по нашему пути вряд ли с миром пройдешь. Путь-то наш — не дорога! По местам нерасчищенным, по бездорожью лежит. Пожелайте лучше — не сбиться с него, в сторону не свернуть!
Двадцать два карбаса
Первого мая Петр отбыл из Москвы.
Под городом уже все леса зелены — весна в разгаре. Но чем дальше на север, тем скромнее весна глядела. Почки на деревьях едва начинали раскрываться, в оврагах снег белел.
Хотелось Петру озеро Плещеево навестить, на первые свои корабли поглядеть. Да ведь некогда! Нужно в Вологду спешить — все ли там приготовлено к речной дороге.
Не мешкая, добрался до Вологды. Придирчиво осматривал карбасы. Иные нужно было проконопатить, оснастку поправить, да и пушками вооружить, чтобы уже на реке подавать сигналы друг другу.
Наконец прибыли подводы. Даже Петр изумился — сколько набралось скарба, всяких вещей, необходимых для дела корабельного!
— Государь-то наш, похоже, на ярмарку едет, — переговаривались меж собой купцы. — Видно, торговать надумал…
Передали Петру эти разговоры.
— Да не бойтесь, торговые люди, не отобью у вас покупателей. Товар-то наш не на продажу, а на дело — большое и славное.
Начали грузить имущество — карбасов не хватает.
— Только дельные вещи возьмем в дорогу! — приказал Петр.
Но как же в путь далекий идти без кухни, без посуды, без хлебных запасов и аптеки? Как ни поджимались, а загрузили доверху целых двадцать два карбаса.
Готов караван к отплытию. Выстроились карбасы один за другим. Отсалютовали Вологде из пушек, и пошли чередой под парусами. Шкипер Петр на носу одиннадцатого карбаса стоит. Костюм на нем капитанский — синяя куртка-безрукавка с серебряными пуговицами и штаны черные бархатные. На плечи суконный кафтан накинут.
Идут карбасы к северу, и душа радуется, как прежде.
— Скучал я по городу Архангельску, по морю Белому, — говорит Петр. — Славные люди поморские. Да и заморские мореходы мне по душе. Многому можно у них научиться.
— Эх, государь-батюшко, — горестно вздохнул подвернувшийся тут Ермолай-да-Тимофей, — Сердце твое доверчиво к инородцам. А те хитры, как черти рогатые, так и норовят облапошить. Только свою корысть знают: чем нам хуже, тем им лучше! Не люби ты, государь, чужеземного племени. Да гони…
