Валя Стиблова - Дом возле больницы
— Тише, не расплескай! — потешаются над ней девушки.
Ирена несет судно на вытянутых руках, непроизвольно воротя от него нос. Ярмила Сваткова прямо-таки корчится от смеха.
— Она… она… — не в силах начать Ярмила, — она в следующий раз перчатки наденет…
Витя смеется вместе со всеми, почему-то высовывая при этом язык.
— Та-ак. Займемся перевязками, — утихомиривает пани Кубьясова развеселившихся девчат. — Начнем с повязки «шапка Гиппократа». На ком будем делать?
Девушки нерешительно поправляют волны взбитых волос, никому не хочется портить прическу. Витя тут как тут, опускается на стул и ждет.
— Начинаем вот отсюда, со лба.
Первых два тура сестра делает прямо над Витиными бровями, а затем накладывает бинт полосами через всю голову к затылку и обратно. Руки ее так и мелькают, и вскоре Витина голова исчезает под повязкой. Еще мгновение, и она сидит в настоящей чалме. Огромные глаза смеются.
— Как проклюнувшийся цыпленок, — громко говорит Павла, и девушки снова хохочут.
На уроках по уходу за больными не соскучишься. Одна Ирена томится, то и дело поглядывая на часы.
* * *Вечером Ирена с Павлой заявляются в Витину комнату: только здесь есть зеркало во весь рост. Витя пристроилась в углу, чтобы не мешать, на коленях у нее — раскрытый учебник анатомии. Она механически бубнит:
— Стенка желудка состоит из четырех слоев…
Изо всех сил старается Витя сосредоточиться. Надо представить себе желудок. Скажем, утиный. Она вспоминает, как мама разрезала его, а Витя выворачивала наизнанку и выковыривала песчинки, пока внутри не оставалась только блестящая пленка, под которой просвечивало темное мясо.
— Слизистая оболочка, подслизистая основа, мышечная оболочка, серозная…
Перед зеркалом вертится Ирена. Светло-зеленое платье, золотистые кудри волос — настоящая русалка! Оторвавшись от книги, Витя восхищенно разглядывает соседку: на танцах Ирена наверняка будет первой красавицей.
Павла натягивает через голову серо-голубое платье из тафты, пререкаясь с только что приехавшей матерью.
— Смотри, какая Ирена красивая! А ты? — отчитывает ее мать. — Не могла укладку сделать? На всех чертей похожа!
Павла расчесывает щеткой свою густую черную гриву, и Витя думает, что ее чистые гладкие волосы куда красивей без всякой укладки.
— Мама, сил нет два часа торчать в парикмахерской, — в который раз объясняет Павла, и мать беспомощно роняет руки, переплетая пальцы с ярко-красными ногтями:
— Ирена, хоть вы ей скажите!
Но Ирена молчит, сейчас ее волнует только собственное отражение.
— А ваша мама сегодня не приедет?
Ирена машет рукой:
— Какое там! Со мной тетя идет. Родители вообще были против школы танцев, хотели меня в следующем году отдать. Я уж им и так и сяк внушала, а потом взяла да сама заявление написала, — смеется она, красуясь перед зеркалом, а затем поворачивается к матери Павлы — Сами посудите: зачем год терять, раз принимают с пятнадцати? А Павлу я просто не понимаю. И чего ей там не нравится?
Мать только вздыхает:
— Не знаю. Это уж вы у нее спросите. Вот я была молодая… Разве мы так развлекались? Павла у нас чудачка. Представьте себе, она медицину эту сама выбрала. И о чем только девочка думает? Так и состарится за своими книжками. А ведь она у нас одна, мы ей добра желаем…
Задрав подбородок и прищурившись, Ирена придирчиво оглядывает себя в зеркало:
— Знаете, я певицей хотела быть. Или балериной… Что-нибудь в этом роде. А папа ни в какую. Сначала, говорит, делу научись. А разве петь — это не дело?
— Нет, Иренка, пение — это не профессия, — говорит мать Павлы рассудительным тоном, а Ирена тут же добавляет:
— Вот-вот, отец мой тоже так считает.
Витя уже давно рассеянно рисует на полях кружочки — заниматься все равно невозможно. «Схожу-ка к Лиде! — решает она. — Помогу ей на дежурстве, пока они тут собираются». Набросив пальто, она незаметно шмыгает в коридор.
— Господи, какая замухрышка! — сочувственно качает головой мать Павлы. — А учится как?
— Кошмар один, — отвечает Ирена. — Мало того, что я с ней живу в одной комнате, так еще и шефство над ней велено взять. Сегодня наша Чапка меня обрадовала. В общем, няньку из меня делают!
Павла укоризненно поворачивается к Ирене, а ее мать все шумит:
— И зачем только таких в училище принимают? Цацкайся тут с ними… Ну нет, это уж слишком! А учителя на что?
Павла раздраженно обрывает ее:
— Мама, прекрати! Что она — дефективная? Ну, маленькая, худенькая, подумаешь! Не все же в рост идут. А вам бы только языками чесать…
Витя поднимает воротник, прикрывает шею. На улице моросит, дует пронизывающий ветер. Голые ветки деревьев покачиваются над лужами. Витя спускается в левый угол сада, к терапевтическому корпусу. Волосы висят мокрыми сосульками. Наконец она добирается до отделения, где работает ее старшая сестра.
Лида торопливо раскладывает на подносике таблетки, расставляет пузырьки с каплями, баночки с мазями, чтоб скорее разнести их по палатам.
— Можешь пока салфетки нарезать, — роняет она уже на ходу.
Витя берет большие ножницы и, пристроившись на кушетке, принимается за работу: нарезает лигнин на небольшие квадратики и аккуратно складывает их в широкую стеклянную банку.
В сестринскую вбегает Элишка, Лидина подружка, стройная, хорошенькая, в дождевике с поднятым капюшоном.
— Витя? Я на секундочку. А где Лида?
— По палатам пошла, сейчас вернется.
Элишка явно торопится.
— Спешу просто ужасно. Она мне сегодня последний укол должна сделать. Лекарство у меня тут, за окном. Подожди ка, сейчас в шприц наберу… — Сбросив плащ, она достает из стерилизатора иголку.
— Элишка, — спрашивает осторожно Витя, — тогда — помнишь? — это дядя был или не дядя?
— Ты про кого? — Лицо Элишки заливается краской.
— Про того, с кем девчонки тебя на остановке видели.
Элишка смущенно улыбается.
— Ты же говорила, дядя… — доверчиво моргает Витя.
Элишка даже сердится про себя. Пусть не лезет Витька не в свои дела, мала еще. Но деваться некуда, и она все-таки отвечает — нетвердо, отводя глаза в сторону:
— Не дядя. Дальше что?
— Значит, правильно девочки говорили… — Витя низко склоняется над работой, чуть не носом касаясь своих салфеточек. Обидно все-таки, что Элишка наврала.
Элишка наполняет шприц белой жидкостью.
— Ас девчонками о таких вещах нечего болтать! — бросает она и вручает Вите шприц: — Сделай мне укол. Времени нет ждать.
— Я? — удивляется Витя. — Я ни разу в жизни не делала!
Элишка протирает кожу спиртом:
— Вот и научишься! Давай скорее!
Витя сжимает шприц, а руки дрожат. Двумя пальцами левой руки она собирает кожу в подушечку (видела, как это делается) и решительно вонзает иглу. Сердце так и колотится. Чуть оттянуть поршень… так… а теперь медленно надавливать на него.
Лида приходит как раз в тот момент, когда шприц у Вити опустел.
— Боже, да ты с ума сошла! А если бы врач зашел?
Элишка смеется:
— Совсем не больно! Даже ты так не умеешь, Лида. В следующий раз колюсь только у Вити!
Она быстро застегивает чулок и, набросив плащ на плечи, вылетает из сестринской.
— Ты куда? — кричит ей вслед Лида.
— К дядюшке, — невозмутимо нарезая салфеточки, поясняет Витя.
— Куда, куда? — переспрашивает Лида, удивленно поворачиваясь к сестре.
— К дяде, говорю. — Витя поднимает смеющиеся глаза и как ни в чем не бывало интересуется: — Есть еще какая-нибудь работа?
— Сейчас еще две инъекции сделаю, белье сменю у старушки в маленькой палате, и все, свободна.
— Старушка-то пришла в сознание? — спрашивает Витя.
Наполняя шприцы, Лида отрицательно качает головой.
— Давай я понесу, — предлагает Витя, но сестра отказывается:
— Тебе в отделение нельзя! Здесь подожди.
Лида быстро выходит, а Витя, внезапно осененная какой-то идеей, берет в шкафу чистую простыню и, пересекая коридор, оказывается прямо в маленькой палате. Здесь только одна старушка — та, что без сознания. Витя сочувственно глядит на нее и совсем не к месту хихикает, ей вспоминается сегодняшний урок.
— Садитесь, бабушка, я вам помогу! — шепчет она, точно как Эва Шимачкова, но тут же берет себя в руки. Нет, эта старушка, пожалуй, сесть не сможет.
Как можно осторожней Витя поворачивает на бок теперь уже настоящую больную и меняет простыню вместе с клеенкой. Дыхание у старушки ровное. Здорово получилось! Витя с любовью поправляет на ее висках слипшиеся седые волосы, чуть взбивает подушку под головой.
— Так-то, бабуля, теперь полный порядок, во всяком случае, спина зудеть не будет.
В сестринскую входит Лида. А Витя все нарезает салфетки. Не замечая лукавых взглядов сестренки, Лида вынимает чистую простыню:
