Иван Василенко - Общество трезвости
— Вот это порядки! — покрутил старик головой. — Настоящая бухгалтерия с канцелярией.
Пришел нищий на костылях и с котомкой за плечами. Он принес с собой селедку и потребовал тарелочку, «косушку» и пару чаю.
— Никаких «косушек», — сказал Никита. — Это тебе не трактир с музыкой, а обчество трезвости. Иди к буфету, плати деньги, а мне неси чек, тогда и чай получишь.
Нищий долго сидел и размышлял. Потом надел котомку и заковылял из чайной.
Долго никого не было. Никита опять начал дремать. Голова его опускалась все ниже и ниже. Но тут муха садилась ему на лицо, он вздрагивал, со злобой хлопал себя ладонью по щеке, а через минуту опять задремывал.
Наконец пришли сразу трое. Это были крестьяне. Они принесли с собой сало и черный хлеб. Боясь, что крестьяне тоже уйдут, отец не стал требовать деньги вперед. Они поели и принялись пить чай. Отец подошел к столу и, показав двумя руками на «тот» зал, спросил:
— Не угодно ли газетки почитать?
Крестьяне переглянулись.
— А чего в них? — спросил один. — Может, война?
— Нет, войны, слава богу, нету. Разные новости: местные, столичные, иностранные. Крестьяне опять переглянулись;
— А про землю ничего не пишут?
— Про какую землю? — не понял отец.
— Слух такой идет промежду мужиков: землю скоро делить будут.
Отец пугливо глянул на дверь и строго сказал:
— Это политика. Здесь политикой заниматься воспрещается. Здесь общество трезвости.
— Так, так, — закивали мужики. — Это правильно. Они молча допили чай, заплатили деньги и так же молча ушли.
Отец выписал чек и отдал его Никите. Тот долго держал листок в руке, видимо, размышлял, что с ним делать. И положил его перед отцом на стойку.
В полдень приехала старая барыня в матерчатых туфлях. Она повязала кружевной фартук и, переваливаясь с боку на бок, пошла по залам. Отец ходил за ней и пританцовывал. Барыня понюхала воздух, провела пальцем по столу — нет ли пыли — и уселась за буфетом.
— Разрешите доложить, мадам Капустина: посетители обижаются, что нужно деньги платить вперед. Некоторые даже уходят. Не привыкли-с, — сказал отец.
— Ничего, — прошамкала барыня, — привыкнут. Порядок есть порядок, а беспорядок есть беспорядок. Беспорядок всегда нарушает порядок, а порядок всегда пресекает беспорядок. Так им и скажите.
— Слушаюсь, — поклонился отец и шаркнул ногой. Барыня еще немного посидела и уехала.
— Черт бы их побрал, этих дам-патронесс! — сказал отец. — От них пользы как от козла молока.
— Это ее дом на Полицейской улице? — спросил Никита. — Огромадный такой!
— Ее. Что там дом! Муж ее председатель в банке, сорок восемь тысяч рублей в год огребает.
Никита даже пошатнулся.
— Сорок восемь тысяч?! Очуметь можно. Мне бы хоть тысячу! Хоть бы сто целковых!
Отец засмеялся:
— Ну и что б ты на них сделал?
— Что?.. Нашел бы что!.. Перво-наперво сапоги б себе купил. Домой бы на деревню уехал, оженился б… Корову купил бы, вола…
Подъехала коляска.
— Еще одна!.. — вздохнул отец и пошел из-за буфета навстречу барыньке с усиками.
Барынька ласково улыбнулась отцу, кивнула Никите, а мне опять сунула мятную лепешечку.
— Ну, как вы здесь? — защебетала она. — Да у вас никого нет! Что, дух трезвости гонит всех прочь? Мадам Капустина уже приезжала? Ужасно скучная старуха. А… — Она запнулась и порозовела. — А капитана Протопопова еще не было? Впрочем… — Тут она взглянула на золотые часики, висевшие у нее на груди. — Впрочем, еще без четверти час. Ну что ж, если у вас никто чай не пьет, выпью я. Можно?
Все столы у нас были покрыты клеенкой, но для дамы-патронессы отец бросился собственноручно накрывать стол скатертью. Никита с такой быстротой помчался в пекарню за печеньем, что на его плече захлопало полотенце.
Барынька пила чай, откусывала беленькими зубками печенье и рассказывала:
— Я больше люблю миндальное. Но его почему-то здесь не делают. У моего мужа свой пароход, он каждый месяц делает рейс в Марсель и обратно, и капитан всегда привозит мне свежее миндальное печенье. А вы любите миндальное?
Отец шаркнул подошвой.
— Так точно, мадам Прохорова, люблю.
— Вот видите, значит, мы во вкусах сходимся. А клико вам нравится?
— Как же-с, мадам Прохорова, как же-с! Печенье — высший сорт!
— Что вы! — Барынька расхохоталась. — Клико — это вино.
Она все болтала и болтала. Потом опять глянула на часики и прошептала:
— Полное неуважение к даме…
Но тут зазвенели шпоры. Барынька бросилась- навстречу офицеру.
— Миль пардон, миль пардон! — весело сказал офицер — Задержался на маневрах. — Он повернулся к отцу и сделал строгое лицо: —Что же это у вас пусто? Нехорошо, нехорошо!
Отец растерянно молчал.
— Но я же говорила, что сюда нужен Поль де Кок — Барынька топнула ножкой. — Завтра же пришлите ко мне человека!
— Кок Коком, а вот без музыки тут не обойтись, — сказал офицер. Он ударил себя ладонью по лбу и крикнул;— Эврика! У директора кожевенного завода Клиснее есть фонограф. Замечательная штука! Клиснее привез его из Парижа. Едемте! Приступом возьмем!
— Не даст, — поморщилась барынька. — Я Клиснее знаю: скряга.
— Даст! Он привез себе уже другой фонограф, еще лучше этого.
Офицер подхватил барыньку под руку, и они укатили. Отец задумался. Думал, думал, вынул из кошелька две медные монеты и бросил в кассу.
— Черт с ней! — сказал он. — Пусть этот чай пойдет за мой счет. На, Никита, чек.
Никита подержал чек в руке и сам нанизал его на стальную наколку.
Появился еще один посетитель. Хотя это был тот красноносый бродяга, которого вчера выводил городовой, отец с Никитой и ему обрадовались.
Красноносый заказал чай, вынул из кармана бутылочку и ударил донышком по ладони. Пробка вылетела. Он с бульканьем выпил водку и крякнул.
Отец и Никита сделали вид, что ничего не замечают: побоялись, что и этот посетитель уйдет.
— В меру можно, в меру можно, — бормотал красноносый, прихлебывая из блюдца чай. — Утречком шкалик, в полдень шкалик, сейчас вот шкалик. К вечеру, даст бог, еще настреляю копеек двадцать, а то и полтинник, — тогда уже и полбутылочку на сон грядущий можно. Так-то… У каждого своя мера. Так-то…
Напившись чаю, он мирно пошел к выходу, но у самых дверей столкнулся с толстой барыней. Красноносый посторонился и вежливо сказал:
Просю, мадам. Только сразу не напивайтесь. Утром шкалик, в полдень шкалик, а на ночь можете и полбутылочку.
— Эт-та что такое? — накинулась барыня на отца и покраснела. — Поч-чему тут пьяный?
Отец испугался и затанцевал:
— Это-с природный алкоголик, мадам Медведева. Он, мадам Медведева, перейдет с водки на чай постепенно…
Отдышавшись, барыня начала проверять кассу. Она подсчитывала медяки и чеки и подозрительно посматривала на отца. А подсчитав, злорадно сказала:
— Восемь копеек недостает.
— Не может быть, — твердо ответил отец.
— А я вам говорю, недостает! Что же я, по-вашему, лгу?
— Вы ошиблись. Каждый человек может ошибиться, — настаивал на своем отец, совершенно забыв шаркать ногой. — Извольте пересчитать.
Барыня схватила чеки и начала пересчитывать.
— Правильно, — сказала она. — Я ошиблась по вашей вине: почему у вас нет счетов? Чтоб завтра же были счеты.
Отец развел руками:
— На счеты попечительство денег не выделило.
— Ну, так пришлите кого-нибудь ко мне. У нас в доме их сколько угодно.
Барыня уехала.
— Купчиха? — спросил Никита.
— А ты не видишь? — сердито ответил отец.
Когда стемнело, Никита зажег газовый рожок. Но на свет рожка так больше никто и не пришел.
Отец запер дверь на болт и сумрачно сказал: — Кажется, возчик верно напророчил: горим с первого же дня.
ПОПЕЧИТЕЛИ
На другой день отец послал Витю и меня к даме-патронессе Прохоровой за Поль де Коком. Витька сказал, чтоб я не зевал по сторонам.
— Попробуй только, потеряйся — сразу в будку попадешь.
Какой будкой он меня пугал, я не знал. Может, той, которая ездит по улицам с бродячими собаками? От страха я не спускал глаз с Витьки и ничего, кроме его синей рубашки, не видел, пока мы не подошли к дому Прохоровой. Вот это домик! Целых двенадцать окон! А над дверью железный навес, такой красивый, будто весь сделан из кружева. К двери прибита белая эмалированная дощечка, а на дощечке напечатано большими буквами:
АРКАДИИ ПЕТРОВИЧ ПРОХОРОВТут и Витька оробел. Надо было, как велел отец, придавить кнопочку, а Витька таращил на нее глаза и боялся поднять руку. Потом презрительно глянул на меня, будто не он, а я боялся, и ткнул в кнопку пальцем. За дверью что-то зазвенело. Витька отскочил как ошпаренный. Дверь открылась, и какая-то тетка в белом фартуке и кружевной наколке закричала на нас:
