Екатерина Боронина - Таинственный подарок
— До свиданья, миленькая! Побегу скорей домой! Может, маляры подойдут!
— Стой! — шепнул мне Боб. — Нет, так нельзя, чтобы она ждала нас целых два дня. Необходимо оставить записку.
Мы сбежали вниз и в подворотне, при свете синей лампочки, написали на листке бумаги следующее:
„Гражданке М. П. Тумановой.
Ввиду срочного вызова нас на два дня для работы на другом объекте, сообщаем, что придем к вам через два дня, в восемь часов утра для окончания ремонта.
Маляры“
Опустив записку в почтовый ящик ненастоящей тетушки, мы вздохнули с облегчением.
Квартира Людмилы Ивановны была в четвертом этаже. Хотя мы отчетливо видели над дверью цифру „31“, но на этот раз мы решили быть очень осмотрительными. Боб, вскочив мне на плечи, самым внимательным образом обследовал квартирный номер. Только после этого мы позвонили.
Мария Николаевна оказалась малюсенькой, седенькой старушкой, с розовыми щеками и в больших круглых роговых очках. На ногах у нее были мягкие домашние туфли из оленьей кожи, обшитые красным кантиком. Туфли точь в точь такие же были и у Людмилы Ивановны в лагере. Людмила Ивановна рассказывала, что привезла их с Камчатки.
Тотчас Боб произнес краткую деловую речь насчет Совпомсефрона и всего прочего, то-есть: ремонта, сметы и так далее.
Настоящая тетушка ужасно обрадовалась, и повела нас осматривать квартиру.
Квартира Людмилы Ивановны была точно такая же, как и у ненастоящей тетушки: кухня и две комнаты. Но одна из комнат Людмиле Ивановне не принадлежала.
Произведя осмотр кухни, мы с Бобом сказали тетушке, что кухня требует обязательного косметического ремонта, то-есть побелки и окраски панелей. После этого она повела нас в комнату.
Едва войдя в нее, мы поняли, что в ней жила именно Людмила Ивановна. На полках стояли книги по географии, а на этажерке и на письменном столе были те самые интересные вещи, которые Людмила Ивановна привезла из своих путешествий.
Комната была удивительно уютная, особенно при свете настольной лампы. Кроватей в комнате не было, а стояли две тахты, покрытые пестрой материей.
— Ну, а теперь я вам свои горести и беды покажу! — сказала Мария Николаевна и щелкнула выключателем. В комнате стало очень светло.
Мы увидели закопченный потолок и обои. Потолок, видно, старались чем-то протереть, и от этого он стал похожим на бурное море, нарисованное тушью.
— Обои у меня есть, да ремонта вот из-за нее нельзя делать, — сказала старушка и с грустью посмотрела на угол, загороженный высокой ширмой. — Все из-за нее!..
В углу раздался странный шорох, материя на ширме зашевелилась, и из-за верхней перекладины ширмы, как Петрушка в кукольном театре, выглянула голова черной кошки с кисточками на ушах. Котенок мигом взобрался на перекладину и опять исчез. Что-то звякнуло, и ширма опрокинулась.
Мы увидели невысокую круглую печь, на макушке которой сидел котенок и с аппетитом что-то вылизывал. По железному каркасу печи стекали струйки густой жидкости.
— Тяпа разлила сгущенное молоко! — чуть не плача, закричала Мария Николаевна, и кинулась в угол. Она поспешно сняла с печи опрокинутую консервную банку.
Блудливый же котенок, как ни в чем не бывало, спрыгнул на пол и забился за печь.
Мы с Бобом никак не могли взять в толк, почему это из-за котенка нельзя ремонтировать комнату, и были несколько встревожены этим странным обстоятельством. Как только суматоха улеглась, я спросил Марию Николаевну:
— Скажите, пожалуйста, почему же из-за нее нельзя ремонтировать комнату? — и показал рукой на печку, за которой спряталась Тяпа.
— Боже мой! — сказала тетушка с дрожью в голосе. — Она чудовище! Она убивает наше здоровье. Мы просто плачем от нее. Не знаю, как мы переживем с ней эту зиму. Она неисправима. Нужна новая!.. Обязательно новая!..
Боб с горячностью воскликнул:
— Но уверяю вас, ее можно исправить! Мы отнесем ее в Зоосад! Там есть одна тетенька, которая дрессирует даже медведей…
При этих словах Боба тетушка немедленно села на тахту, залилась самым веселым смехом.
— Я про печку! Про печку говорю! Кошка Тяпа совершенно нормальная!..
Нас тоже разобрал такой смех, что Боб принужден был сесть на тахту, а я едва удерживался на ногах, вцепившись руками в спинку стула.
Тетушка, успокоившись, принесла из кухни горячее кофе и налила всем по чашке, сдобрив его сгущенным молоком из банки, подвергшейся нападению кошки Тяпы.
За кофе мы вполне уяснили себе, почему невозможно провести ремонт комнаты. Печка настолько развалилась, что как только ее затапливали, весь дым валил наружу, и тетушка, и Людмила Ивановна совершенно задыхались. Уже в марте месяце они принуждены были прекратить топку и ужасно страдали от холода. Мы с Бобом вспомнили, что зимою Людмила Ивановна не раз приходила в школу совсем замерзшая и подолгу грела руки у классной печи.
Белить потолок и менять обои было бессмысленно, прежде чем не будет сложена новая печь.
И мы с Бобом решили во что бы то ни стало сложить новую печь. Но в кладке печей мы понимали очень мало.
Однако, Боб и тут не пал духом. Он решил обратиться за помощью к своей сестре Татьяне.
Доктор ледяных наук
Сестра Боба — аспирант Университета — географ, как и Людмила Ивановна. Больше всего из географии Татьяна интересуется вечной мерзлотой и движением ледников. Поэтому Боб прозвал ее „доктором ледяных наук“. „Доктор ледяных наук“ вообще-то молодчина! Она с начала войны была на фронте добровольцем-санинструктором и здорово отличилась.
Когда в Ленинград вернулся Университет, „доктор ледяных наук“ демобилизовалась. Об этом очень хлопотал ее главный профессор. Но до начала занятий Татьяна вместе со студентами работала по восстановлению Университета, как бригадир печников.
Домой Татьяна только ночевать приходила, да и то не всегда. Не вернулась она и в этот вечер.
Было еще раннее утро, когда я и Боб отправились на поиски „доктора ледяных наук“ в Университет.
В первый раз в жизни я увидел знаменитый коридор Университета. Ну, и длиннющий! Вот где гонки на самокатах хорошо бы устроить! По одну сторону в коридоре окна, а по другую двери. За дверями классы, то-есть аудитории, где учатся студенты.
Весь коридор был уставлен деревянными помостами, и человек пятьдесят студенток и студентов красили стены. Но Татьяны здесь не оказалось.
„Доктора ледяных наук“ мы нашли в маленьком флигеле, во дворе Университета. Она с двумя студентками складывала в одной из комнат печку. А у окон возился старичок в очках с золотой оправой. Одет он был в полинялый синий халат. На табурете около старичка лежала груда белой замазки, от которой шел приятный запах олифы. Старичок стеклил окна.
Увидев нас, „доктор ледяных наук“ сперва даже перепугалась:
— Что случилось? Почему вы здесь?
Боб начал невразумительно бормотать, что мы должны сложить печь в нашем классе, но „доктор ледяных наук“ сразу догадалась, что Боб хитрит, потому что во всех школах ремонт уже закончен. Тогда Боб чистосердечно признался, что мы должны сложить печь у нашей учительницы географии Людмилы Ивановны Шишовой и рассказал, какой подарок мы ей готовим.
— Да ты с ума сошел, Бобка! — сказала „доктор ледяных наук“. — Разве вам справиться? А когда вам нужно сложить?
— Самое позднее к вечеру!
Тут „доктор“ замахала руками и заявила, чтобы мы не морочили ей голову.
— Ну, вы, Татьяна Георгиевна, перескромничали! — вдруг заговорил старичок-стекольщик. — Вы за пять часов полнометражную печь складываете, а там печь карликовая, недомерок… Вы ее за три часа сделаете. Мальчики вам помогут.
Мы удивленно смотрели на нашего неожиданного защитника.
— Похвально, молодые люди, — сказал он, обращаясь к нам, — похвально, что вы такое горячее участие принимаете в Людмиле Ивановне. Она человек достойнейший!
— Как? Вы ее знаете?
— Отлично знаю. Людмила Ивановна моей ученицей была. Вот здесь, в Университете. Я тогда на четверть века моложе был. — И старичок превесело засмеялся.
— Ах, простите, Алексей Петрович, — спохватилась „доктор ледяных наук“, — я не представила вам этих юных ленинградцев. Пожалуйста, знакомьтесь: мой брат Бобка и его приятель Петя, Алексей Петрович, — Татьяна назвала фамилию знаменитого ученого географа и начала перечислять его степени и звания, — профессор Ленинградского Университета, член-корреспондент Академии Наук, действительный член Географического общества…
— Ну, довольно, довольно, Татьяна Георгиевна, — знаменитый ученый укоризненно покачал головой. — Вы их совсем запугаете.
В самом деле, мы ужасно растерялись. Мне и в голову не приходило, что профессор, да еще такой знаменитый, может вставлять стекла. Профессор будто угадал мои мысли.