Аделаида Котовщикова - Ох, уж эта Зойка
— Только год ему — и уже ветрянка, — посочувствовала Зойка. — У нас с Глебом давно была, но всё-таки не в год.
Потом подумала: «Павлик болен карантином, а я капризами». И сказала:
— Иди ко мне играть!
— А мне новые кубики подарили, — похвастался Павлик. — Ба-альшая такая коробка.
— Тащи в нашу комнату свои кубики! — велела Зойка.
Коробка и правда была большущая, но принёс её Павлик без труда: кубики оказались из картона, очень лёгкие.
— Да это буквенные! — обрадовалась Зойка. — Сейчас научу тебя читать.
На каждой грани кубика была написана буква и тут же нарисована картинка.
— Звуки обозначаются буквами, — объясняла Зойка. — Ты видишь, тут нарисован арбуз? Скажи: а-ар-буз!
— А-арбуз! — повторил Павлик.
— А-ар-буз начинается со звука «а» — и тут напечатана буква «А». С какого звука начинается слово, такая и буква напечатана, понял? Ну, какая это буква?
— «А», — сказал Павлик. — Я давно эту «А» знаю, безо всяких звуков.
— Но ты так и каждую букву сможешь понять. Ведь нарисовано. Вот, например, «с-с», потому что нарисована собака. Вот барабан нарисован. Какая это буква? Б-б-ба-ра-бан.
— «Б», — сказал Павлик.
— Молодец! А это какая буква? — Зойка показала на ящерицу.
— «И», — сказал Павлик.
— Почему «И»? Почему «И»?! — закричала Зойка.
— Конечно, «И», — упорствовал Павлик.
— Глупый какой! — возмутилась Зойка. — Ещё спорит! Ты что, не видишь, что здесь нарисовано?
— Идовитая животная нарисована, — решительно ответил Павлик. — Значит, «И»!
Зойка опешила, помолчала, потом проговорила недовольно:
— А может, эта ящерица вовсе и не идовитая, а простая?
— Давай лучше в войну играть, — сказал Павлик. — Или, или нет, давай в транспорт. Ты будешь автобус, а я такси грузовое.
— Не хочу я быть автобусом. Учи буквы! И сиди смирно, не скачи всё время. Ты же на уроке!
— Мне надоело. — Павлик потянулся.
— Ах, вот ты какой… — вдруг Зойка покраснела, секундочку подумала и выговорила торопливо и строго: — Если всем так сразу надоест и все уйдут, то что же это будет? Дети ничему не научатся.
Она решила насильно заставить Павлика учить буквы и даже прикинула мысленно, в какой угол его поставить, если не будет слушаться, но тут мама Павлика позвала его кушать.
Под вечер к ним зашёл детский врач.
— Митеньку мы помещаем в больницу, — сказала она бабушкам. — Павлик посидит на карантине. А тебе, Зоенька, можно уже выходить, ты здорова. Ветрянка у вас обоих была, так что карантина на вас нет.
Как только врач ушёл, Зойка спросила:
— Баба Люба, воротничок от формы у меня чистый?
— А что? — сказала баба Люба.
— Так ведь я же завтра в школу пойду.
Таким спокойным, даже равнодушным тоном Зойка это сказала, что бабушки переглянулись удивлённо. Баба Вера покачала головой:
— Ох, уж эта Зойка!
Отличница
В школу Зойка явилась с таким независимым видом, что, посмотрев на неё, Надежда Васильевна слегка приподняла брови. Зойка бросала косые взгляды на ребят, особенно на мальчишек, и на лице её было ясно написано: «Попробуйте меня тронуть — не обрадуетесь!»
Но никто и не думал над ней смеяться. Все давно забыли про бантики.
На уроках Зойка сидела теперь чинная, подтянутая. Андрюша Колотушкин спросил её о чём-то на арифметике. Не поворачивая головы, Зойка шепнула, еле пошевелив губами:
— На уроке не разговариваю.
Андрюша заморгал и вздохнул. Зойка на него и не взглянула.
Писала Зойка аккуратно-аккуратно, выводила каждую букву.
Через два дня Надежда Васильевна её похвалила:
— Вот как ты хорошо научилась писать. Молодец!
За классную работу Зойка получила пятёрку. А у Глеба за эту же работу стояла четвёрка.
— Я тебя научу хорошенько закруглять буквы, — снисходительно пообещала Зойка. — Они у тебя слишком острые.
Обе бабушки только диву давались, какая Зойка стала отличница. Мама с папой тоже радовались её пятёркам.
Не только учебники, но и все тетрадки Зойкины были завёрнуты в бумагу, на каждой тетрадке наклеена в левом углу красивая картинка. А внутри тетрадок не было ни одной помарочки, ни одной кляксочки. Промокашки вложены аккуратно, в учебники всунуты разрисованные закладки. Смотреть любо-дорого.
Всё-всё Зойка делала, как «велели». Если Глеб между примерами по арифметике пропустит одну строчку, а не две, Зойка его десять минут ругает. Вот до чего дошло!
Дядя Юра, когда приходил, от изумления стукал себя кулаком по коленям: — Неужто Зайка у нас педанткой стала? Никогда бы не подумал!
В октябрятской звёздочке Зойка была санитаркой.
— Уж теперь с грязными руками не походишь, — посмеивалась баба Вера. — Тому, кто у других руки проверяет, ходить грязнулей было бы совсем стыдно.
Какая там грязнуля — Зойка каждый палец отмывала.
Подружилась она с Ирой Козловой. Ира тоже была отличницей. Всегда чистенькая, аккуратная, она говорила тоненьким, вежливым голоском:
— Эти мальчишки так себя ведут! Смотреть невыносимо Я с мальчишками ни за что не играю.
— И я с мальчишками теперь не буду играть, — заявила Зойка, с завистью посматривая на ровный, как ниточка, пробор на Ириной голове. Вот уж этого Зойке не достигнуть. У Иры гладкие, волос к волоску, косички. А у Зойки целая копешка светлых кудрей. На самой макушке бант. Ниточный пробор на такой голове не приладишь, как ни старайся. Зато Зойка отводила душу, вслед за Ирой ругая и презирая мальчишек:
— Такие они — фу! Им бы всё драться и возиться. Вчера иду по коридору, а Тимошкин и Сковорода у меня под ногами валяются. Как глупые какие-то!
— Ужасно! — соглашалась Ира. — Правда, есть у нас в классе один мальчик очень хороший.
— Кто же это? — недоверчиво спрашивала Зойка.
— Твой брат, — почему-то со вздохом отвечала Ира. — Он очень славный.
— Чем же Глебка славный? — удивлялась Зойка. — Вообще-то он, конечно, ничего. Но чтобы славный — не замечала.
— Привыкла, потому и не замечаешь. А как он о тебе заботится, например. Прошлый раз ранец твой из школы нёс, я видела.
— Сунула ему в руки, вот и нёс. Не выбросить же ранец? У ранца лямка оторвалась, на спине не держался. Как я его потащу с оборванной лямкой?
Странно было Зойке, что Ира, такая аккуратница, хвалит Глеба. Ведь он частенько делает что-нибудь не так: то в тетрадке намажет, то забудет в ранец бумагу положить цветную, когда завтра урок труда, и Зойка должна ему напоминать.
Напоминать-то Зойка напоминала, но при этом «пилила» Глеба.
— Ты что это его пилишь? — спросила как-то баба Люба.
— Надо, вот и пилю, — непреклонно ответила Зойка.
Сказать по правде, Зойкины замечания так и сыпались на голову Глеба. Глеб Зойкины приказы исполнял, но, случалось, поглядывал на неё с недоумением.
Постепенно все в доме привыкли, что Зойка — круглая отличница, и перестали этому удивляться. Зойке приходило на ум, что не мешало бы иной раз и удивиться её пятёркам и чистеньким-пречистеньким тетрадкам. Но даже дядя Юра безо всякого удивления спрашивал:
— Ну, как поживаешь, педантка?
Вечно он придумывал какие-то глупые и непонятные слова и при этом хохотал.
Так длилось долго… трудно сказать, сколько времени. Во всяком случае, давно наступила поздняя осень, а потом зима. Несколько раз выпадал и таял снег. И опять белели крыши и тротуары. Прошли ноябрьские праздники, промелькнули коротенькие осенние каникулы. Почти все ребята в классе уже научились читать. Только Вова Сковорода и ещё четыре мальчика и три девочки еле-еле читали по складам. От собственной лени.
Так оно всё и шло. А потом…
Талисман
Где-то Зойка слышала, что понедельник считается тяжёлым, то есть, значит, трудным днём. Глупости какие! Гораздо хуже оказалась среда. Именно в среду, на уроке чтения, Зойка повернулась к Андрюше Колотушкину и спросила шёпотом:
— Тебе не хочется залезть под парту? И проползти под всеми партами? Будто ты лесной уж.
Андрюша польщённо улыбнулся: ещё бы, примерная Зойка заговорила с ним на уроке. Подумал и ответил:
— Застрянешь где-нибудь. Ног очень много, не протиснуться будет.
— Если постараться, то можно пролезть, — возразила Зойка и мысленно полезла под партами, ловко лавируя между ногами ребят.
От этого занятия ей стало легко и приятно. Точно она была связана невидимыми верёвками, а теперь её распутали. Она улыбнулась во весь рот. А на улице-то солнышко! После школы сразу побежим гулять.
В очень хорошем настроении, не подозревая, какие беды её подстерегают, Зойка прогуливалась по коридору. Ира Козлова позвала её, но Зойка, сама не зная почему, не подошла к Ире.
Только подмигнула ей и пошла в другую сторону.
Она ходила, чуть-чуть припрыгивая, и думала ни о чём. Ей просто было весело. Может быть, какая-нибудь определённая и даже особенная мысль и пришла бы Зойке на ум, но вдруг кто-то потянул её за рукав. Зойка глянула, а это Вова Сковорода собственной персоной со всеми своими кляксами на пальцах и на носу, со взъерошенными отросшими волосами, по которым уже недели две тоскуют парикмахерские.