Владислав Бахревский - Хранительница меридиана
Глаза у нее как пиалы. Большие, совсем непонятные.
Грустишь, Халида? Придумай, Халида, веселое!
Научиться бы ходить так же быстро, как видят глаза. Открыл глаза и увидел горы. По земной дороге до самой ближней вершины нужно идти целый день. А тут открыл глаза — и увидел. Встать бы на такой луч и покатиться по нему, как по ледяной дорожке. Открыл глаза — и на горе, посмотрел на город — и вот уже на базаре, возле развалин Биби-Ханум, и, может быть, даже на звездах.
Смеется Халида! Она сидит на каменном дувале, на зачарованной горе Кухак. Говорят, эта гора прилетела из Сирии и раздавила вражеское войско.
Петухи орут. Ослы ревут. Мычат коровы. Куда ни глянешь, розовые руки цветущих деревьев.
Скоро прибежит Мухера. Играть в куклы. Потом придут посетители. Халида продаст им билеты и будет смотреть, как бродят они возле стен дувала, фотографируют Самарканд, лезут на каменный футляр секстанта. Этот секстант — огромная каменная дуга, уходящая в землю. Археологи, чтобы сохранить единственный инструмент из обсерватории Улугбека, возвели над ним кирпичную крышу, и получился глубокий погреб. По каменным ступеням посетители идут вниз, щупают любопытными руками обтесанные камни секстанта, забираются внутрь дуги, стоят, печалятся, смеются.
Удивительно ходить по самой ниточке меридиана. По одной из тех черных полос, которые пересекают карты и глобусы.
Халида смотрит на посетителей и жалеет их. Она может каждый день бегать по меридиану вверх и вниз. Она подметает меридиан. Она бросает на него цветы. Она охраняет его. Тот самый меридиан, часть огромного астрономического прибора, который помог Улугбеку закрепить на небе тысячу звезд.
Халида знает про Улугбека не меньше настоящего ученого. Его звали Мухаммед-Тарагаем. Он родился в походе и всю жизнь воевал. Он был неудачный полководец и великий ученый. Вычисления его были точны и удивляют современных астрономов. Улугбек измерял расстояния «газами». Это была странная мера. «Один газ равен ширине 24 пальцев, — гласит арабская рукопись, — ширина одного пальца равна толщине шести зерен ячменя, а каждое зерно ячменя равно толщине семи волосков из хвоста лошади».
Халида знает про Улугбека, даже, может быть, больше ученых. Она знает, что ему не хватало счастья. Зачем человеку смотреть на небо, если он счастлив на земле?
Халида так и сказала тому посетителю. Он смеялся, когда покупал у нее билет. Он крикнул ей «ку-ку», стоя на меридиане. Он целился в нее из фотоаппарата и смеялся. Халида закрыла лицо рукавом и убежала, а когда заглянула обратно, он сидел на секстанте, и лицо у него было совсем грустное.
Халида поняла, что этому человеку очень нужно счастье. Когда он уходил, она сказала ему:
— Приходи еще! Я бесплатно тебя пущу.
Он засмеялся и нацелился в нее аппаратом. Халида не стала закрывать лицо руками. Пусть снимает. Может, ему будет легче.
Он сказал ей:
— Спасибо тебе, духтар бача! Я постараюсь быть.
Прошло три дня, а его — нет. Халида каждый день приходит сюда вместо дедушки, а того посетителя нет. Здесь всегда так. Люди приходят один раз. Даже очень хорошие люди. Они приходят один раз, и больше их никогда не увидишь.
Халида, по дороге бежит голубой автобус! Халида, ты помнишь, тот человек с блестящими глазами смотрел на каменные цветы, которые ты нашла возле Шах-и-Зинды. Ты поняла меня, Халида?
— Здравствуй! — сказал он и засмеялся.
Она так обрадовалась, что заговорила по-таджикски.
Он пожал плечами.
Она раскрыла руки и повела по сторонам.
— Смотри, сколько хочешь.
Он сел на кирпичный футляр секстанта и стал играть ее куклами. Потом взял пластилин, потискал его в руках, и она увидела смешного старичка с козлиной бородой.
— Я знаю, — сказала она. — Ты художник.
— Не угадала. Но я успел научиться многому. Хочешь, я свистну, как малиновка. — И он свистнул. — Я умею стоять на руках. — И он выжал стойку.
Она смотрела на него во все глаза.
— Я не сумел главного, — сказал он. — Вот и все.
И опять засмеялся.
— Держись, Халида. Не плачь. Ты замани его на свой меридиан, и пусть он отыщет тайник.
Человек разгреб руками камни. Под ними лежали золотые цветы тимуровских усыпален.
— Возьми! — сказала она. — Ты нашел. Они твои.
— Спасибо! — сказал он серьезно. Лицо у него стало больным и постаревшим. — Закрой глаза!
Халида крепко зажмурилась. Она хотела увидать его смеющимся. Только по-другому. Потому что он мог смеяться так, как никто на свете.
Она почувствовала на шее холодный обруч. Она испугалась и зажмурилась еще крепче. Раздались тихие шаги. Она открыла глаза и увидела, что веселый человек уходит по ступеням наверх.
Бусы! Он подарил ей бусы. Они были желтые, как смола. Они были веселые и прозрачные, как глаза ушедшего человека. Она стала вспоминать, как называется этот желтый камень. Она не побежала следом, потому что человек хотел уйти.
Потом ей захотелось помахать ему на прощанье рукой. Она выбежала к солнцу, поднялась на каменный футляр и увидела, что человек далеко.
Она стала ловить бусинкой солнце и вспомнила, что это янтарь.
— Янтарь, — сказала она.
И вдруг заплакала, потому что тот человек ушел от нее с неведомой болью. Она не сумела помочь ему и даже не поняла, какая это боль.
КАК ХОРОШО ДЕЛАТЬ ТАЙНЫ
— Скажи, зачем бывают такие люди? — Это потому, что бывает война.
— Все равно — зачем?
— А зачем твой Генка красивый, а Маруся некрасивая? Она без Генки жить не может, а он даже не здоровается.
— Не знаю…
— Но ты-то красивая! Когда я вырасту, ты будешь моей женой. Будешь?
— Буду. А почему у тебя такие круглые уши?
— А ты хочешь, чтобы они торчали, как у вашего Рекса?
— Все равно круглые. А вот было бы так: проснулся, а все люди красивые. Все, все.
— Тоже выдумала! Вот у нас на поселке: Нюрка — некрасивая, Наташка — некрасивая, а ты — красивая.
— Тихо! Он опять ничего не нашел.
Просветы в лесах и небо сквозное. Просека упирается в небо. Небо тоже как просека. Это все потому, что осень.
Оттуда, где обрывается просека, где синий кусок пустоты, каждый день — уже пятый день! — приезжает инвалидная коляска.
— Это все Дуняха! Она и поганки собирает.
— Она старая. Ей трудно далеко ходить.
— А ему совсем нельзя.
— Что же делать?
— Не знаю.
— И я не знаю.
Осенние грибы цветастые. Мухоморы как испанские гранды. Опенки бывают всякие. И рыжие бывают. Каждая как солнце. Конечно, они не похожи на солнце, но если захочешь, то похожи. Если бы только люди захотели… Они все могут. Могут построить целый лес домов. Высоких, облаков. До высоких белых облаков.
А вот пришить человеку новые ноги не могут.
Старая Дуняха грибы под метелку берет. Хорошие грибы растут далеко. А далеко не ходят ноги. Пухнут. Да ведь далеко можно и не ходить. Все, что нужно человеку, куда ближе, чем он думает. Только ведь то, что близко, — неинтересно.
Корзина у Дуняхи опять полна. Утром — полна, в обед — полна. И для себя грибы есть, а какие получше — продать можно.
Мочушки, чернушки, козлик на тонкой ножке, не ахти какой, а тоже есть можно.
— Дуняха идет!
Что-то запищало. Замахнулась палкой Дуняха.
— Бесстыдники! Бабку пугать выдумали.
Он опять ничего не нашел.
Ни одного грибочка.
— А ты видела, какое больное у него лицо?
Желтое-желтое.
— А ты бы стал жить, если бы весь больной — одни глаза смотрят?
— Стал.
— И я. Хорошо, когда видишь все.
— А если без глаз?
— Тогда слышать можно… Не найдет он грибов.
— Найдет!
Далекие леса только издали темные. В далеких лесах светло. В далеких лесах растут маленькие елочки, и березы растут, и красные осины, и большие грибы.
— Лисички! Как много!
— У меня восемь белых.
— А мы не заблудимся?
— Нет. Мы пойдем прямо-прямо и выйдем на поселок.
— А если не выйдем?
— Тогда нас сожрут волки.
— Не говори так. Я боюсь.
Это совсем нелегкое дело — поставить возле елочек грибы и так их закопать, чтобы стояли они, как взаправду.
— Сейчас будет наша первая елочка.
— Тише.
— Пропустил. Ну, что же он не смотрит?
— Он знает, что в этом лесу грибов нет.
— Опять пропустил. Нет, обернулся! Смотри, наклоняется!
— Тише. Он нашел груздь. Тот, помнишь, самый большой.
— Помню.
— Мы не покажемся ему. Правда? Пусть думает, что это все он сам нашел. Это будет наша тайна.
— Еще нашел!
— Он найдет сорок груздей, пятнадцать чернушек и три свинушки.
— Но он уже пропустил два гриба.
— Ну и пусть! Сегодня он все равно найдет много грибов.
— А мы ему не покажемся.
