Зинаида Шишова - Джек-Соломинка
— Пенч! — крикнул малый изо всех сил, и осел так же оглушительно отозвался из конюшни: «Йо-о-ооо!»
— Немедленно убирайся отсюда! — сказал сквайр тихо. — Ты слышишь!
…Малый шел по дороге, покачивая головой и разводя в недоумении руками. Видать по всему, что его дела повернулись в плохую сторону. У него и пенса не было за душой, в пути он оборвался, и сейчас ему и впрямь никто не поверит, что только вчера он был в услужении у богатого купца. Что ему теперь делать? Просить помощи у кузнеца, у которого он ночевал? Так с виду тот — человек не злой, но народ сейчас запуганный, и люди думают только о себе. Однако больше малому податься было некуда, и он свернул к деревенской кузнице.
Под навесом толпилось несколько человек, но уже прозвонили к обедне, и кузнец больше не раздувал огня.
— Вот, соседи узнали, что ты проехал четыре графства, — сказал, увидев его, кузнец, — и допытываются, что ты рассказал нового. А что мне им ответить, если ты всю ночь проспал, как сурок, а мы ушли на рассвете… Но отчего ты вернулся? Где твой купец?
Добрые люди только покачивали головами, слушая рассказ о злоключениях бедняги. Да-да, такие теперь, времена… А попробуй так поступить слуга с господином, его тотчас забьют в колодки, да еще на два-три дня выставят у позорного столба на главной площади города…
Солнце уже поднялось высоко в небе, а малый все говорил и говорил без умолку:
— Плохие настали времена. Французы бьют наших на той стороне пролива. Война пожирает все деньги, и не успевают люди оправиться от одного налога, как король и парламент придумывают второй и третий.
— Слыхали? — сказал кузнец, поднимаясь и оглядывая собравшихся. — Наш судья[22] назначил на это полугодие для косарей плату в два пенса на своих харчах!
— Ну, теперь его зятек, сэр Маркус Осборн, будет нанимать не восемь человек поденщиков, а двенадцать! — пробормотал кто-то со злостью.
— Или вот придумали это клеймение бродяг. А разве я бродяга, если не хочу работать за гроши? Теперь даже богомольцу приходится брать от своего священника свидетельство о том, что он идет именно на богомолье.
— Да, много денежек перейдет сейчас в карманы писцов и стряпчих[23]… В своих местах ты еще всегда найдешь двух поручителей, а в чужом графстве ты ни за что ни про что сядешь в тюрьму или заплатишь штраф!
Малый с досады бросал шапку об пол и хлопал себя руками по ляжкам, и те, которые его слушали, тоже бросали шапки об пол и хлопали себя по бокам, потому что в течение сотен лет они не научились иначе выражать свою досаду.
— На ярмарках ходят бедные попы, они рассказывают истории из библии, и нигде в священном писании не говорится о том, что одни должны всю жизнь, не разгибая спины, работать до смертного пота, а другие — пользоваться их трудами.
— Богатые приходские священники ездят на охоту, как лорды, и держат ливрейных слуг, им некогда выполнять требы. Они нанимают бедных попов, и те за гроши работают на них, как поденщики. В Эссексе бедные попы в пост просят милостыню.
— И у нас в Кенте тоже. Вот сын Джима Строу сложил про них песенку… Да ты не бойся, спой нам, Джек!
Упирающегося мальчика вытащили к самому горну.
— Ну-ну, Джек, не ломай дурака! — строго прикрикнул кузнец.
За полпенни бедный поп,
— запел Джек, опасливо озираясь на кочергу, которой отец обычно мешал угли,
Ладно выстругает гроб,
За полмерки овсеца
Закопает мертвеца…
— Ловко! — заявил малый, с любопытством поглядывая на Джека. — Неужто это ты сам сложил такую песенку?
— Сам! Да и что здесь такого? — ответил смущенно Джек. — Когда мы тут сидим по воскресеньям, один начнет, другой прибавит слово, и пойдет, и пойдет…
— Сам, сам сложил, — перебил мальчика отец, с гордостью хлопая его по плечу. — Это он пошел в свою бабку — мою покойную тещу. Та, бывало, как заведет сказку или песню, тут тебе и о короле Артуре, и о рыцарях, и о феях…
— Что там феи и рыцаря! — сказал малый с пренебрежением. — Вот про попа — это нужно было уметь придумать! Да, он у тебя парень хоть куда. И чем только ты его кормишь? Смотри, какой он у тебя статный и румяный! Можно подумать, что он получает по воскресеньям молоко и мясо…
И все, даже дети, засмеялись его шутке.
Мяса и молока Джим Строу не мог, понятно, предложить своему гостю, но его накормили славным, поджаренным на кирпичах ячменным хлебцем, и выпил парень с полпинты пива, не меньше. А теперь нужно было собираться в путь.
Долго совещались хозяева с гостем и под конец порешили, что в Эссекс парню возвращаться не с руки. Его возьмут на поденную работу, а в Эссексе платят еще меньше, чем в Кенте. Там у господ хватает и бесплатных рук… Если малый переночует здесь еще одну ночь, он сможет завтра отправиться с кузнецом в Кентербери. Поможет, кстати, старому Строу нести мешок с гвоздями и подковами. А в Кентербери собирается много народу, и там легко можно пристроиться. А не то придется податься еще дальше — к Дувру. Такого детину любой капитан наймет и заплатит за четыре месяца вперед!
К вечеру собралась гроза. В доме было душно, и Джек повел гостя ночевать с собой на сеновал.
Как только они легли, грянул гром. В конце сентября это не предвещало ничего доброго, и оба они стали креститься в испуге.
Они долго лежали молча, глядя, как белое и синее пламя шарит по стенам и крыше чердака. Сон развеялся, и они принялись толковать о том о сем. Их разговор разбудил старую Джейн Строу, она поднялась по лесенке, прислушалась и затем, покачав головой, стукнула в дверь.
То, что она услышала, могло бы ее испугать, если бы ей с детства не были знакомы такие разговоры. Но пока человек молод, он весь кипит от гнева, когда видит несправедливость, а потом, с годами, он постепенно остывает.
— Ну что же ты думаешь: мужики с одними палками да луками смогут одолеть лордов? — допытывался Джек у гостя.
— Ты еще молод, — важно ответил малый, — а не то ты слыхал бы о битве при Кресси[24]. Кто тогда обратил в бегство французских рыцарей? Пехота! А из кого состояла пехота? Из лучников! А кто такие лучники? Да такие же мужики, как мы с тобой!
Сердце Джека громко забилось в груди.
«Если б не йомен[25] в зеленой куртке…» — вспомнилась ему песня. Но нет, не следует слишком доверять песням и сказкам…
— А ты был при этом? — спросил он насмешливо.
— Я-то не был, — почесываясь, ответил малый, — но отец мой в ту пору возил песок…
— Сладки гусиные лапки! — перебил его Джек басом, поудобнее устраиваясь на сене.
Это была любимая поговорка его отца: «Сладки гусиные лапки!» — «А ты их едал?» — «Да я не едал, но наш дядька видал, как их бейлиф едал; говорит, что сладки».
Парня взорвало.
— Ты рыжий кентский дурак! — сказал он. — Эх, беда, что Брентвуд так далеко от моря! Мы на вашем месте захватили бы уже не один корабль и тогда ударили бы на господ с суши и с моря!
Вот в это-то время старая Джейн Строу и постучала в дверь.
Оба замолчали, и через несколько минут гость захрапел.
Джек лежал с закрытыми глазами, и сердце его билось так сильно, что казалось — в груди его не одно, а целая дюжина сердец.
Конечно, малый говорит правду. Разве это справедливо, что господа едят, пьют и живут в свое удовольствие, топчут мужицкий хлеб, загораживают реки, запрещают мужикам иметь свои мельницы, а когда к ним привезешь зерно, они половину берут за помол…
Время еще не пришло, говорит гость. Глупости! Вот сейчас как раз самое время заварить кашу. Дворяне сражаются во Франции; какой замок ни возьми там только дети, женщины и старики да горсточка слуг. О таком, как Друриком, и говорить не приходится — мост спускают и поднимают только для важности, а ров вокруг замка можно перейти вброд. Но даже в Рочестере, в Бёрли, в Ковенайте сейчас не больше десятка вооруженных людей. Какого же времени еще надо ждать? Да и где его искать, этого малого, когда пробьет час? Ведь никто даже не спросил его имени…
— Послушай-ка, — сказал Джек, расталкивая гостя, — а как тебя звать, а?
— Уолтер Тайлер, — ответил тот, моментально просыпаясь. — Так и спросишь Уота Тайлера[26], сына того кровельщика, что перекрывал церковь в Брентвуде.
— Ну, все-таки, как ты думаешь, много у вас в Эссексе найдется таких, что и сейчас пошли бы за тобой? — спросил Джек шепотом.
— Да и сейчас пошло бы человек тридцать, не меньше, — ответил тот, и в темноте глаза его блестели, как у рыси.
— Считай тридцать один, — важно сказал Джек. — В кожаной куртке, с луком, с четырьмя стрелами я явлюсь к тебе по первому твоему зову.
Глава IV
Как хорошо рано утром становиться за наковальню!
