Алексей Мусатов - Мамаев омут. Повести и рассказы
— Так по-честному пасти надо… Как вон дядя Павел из Владычина. А нашим привесам грош цена. Хуже воровства такое пасево.
— Ну ты… ещё чего скажешь! — Митька растерянно замахал руками. — Кто ж из пастухов посевов не прихватывает?
— А ты всё же доложи деду, как колхозные посевы травишь, — посоветовал Андрей. — Или нам с Петькой сказать?
— Давай, давай, — ухмыльнулся Митька. — Просветите деда.
Но «просветить» деда мы не успели.
К вечеру он заявился в лагерь хмельной, весёленький, оживлённый, с туго набитым рюкзаком за плечами и с корзиной в руке.
— Ну, помощники мои, пастушата верные, радуйтесь и веселитесь! Пришло времечко и нам попраздновать.
И он принялся извлекать из корзины угощение: кружки колбасы, сыр со слезой, сдобные булки, консервы «Мелкий частик» и несколько бутылок фруктовой воды. Потом Авдей развязал рюкзак и достал подарки. Каждый из подпасков получил по прозрачному пластмассовому плащу с капюшоном, по шофёрской кожаной фуражке с чёрным лаковым козырьком и по паре резиновых сапог на тёплой байковой подкладке, с рубчатой подошвой.
— Берите, примеряйте, — прикрикнул Авдей на растерявшихся подпасков. — Своё получаете, законное, заработанное!..
И он объяснил, что на днях в стадо приезжали зоотехник с завфермой, провели выборочное взвешивание телят и остались очень довольны — телята растут не по дням, а по часам. А сегодня в конторе пастухам за ударную работу выдали аванс и премию.
Часть денег Авдей уже вручил мамашам, чему они очень обрадовались, а часть потратил на угощение и экипировку.
— Теперь вам никакая непогода, никакая хлябь болотная не страшны, — заявил он, оглядывая Митьку и Вовку, облачившихся в прозрачные плащи и резиновые сапоги. — Ну как, угодил я вам?
— Спасибо, дедушка, — в один голос отозвались Митька с Вовкой. — Мы теперь как водолазы… Хоть на дно моря полезем.
— Ну, вот и славно… Значит, угодил… Носите на здоровье. А теперь давайте закусим.
Все расселись около костра и с аппетитом принялись за еду. Только Андрей всё ещё стоял в стороне и разглядывал обновки.
— Чего мешкаешь? — кивнул ему дед. — Или поговорку забыл: кто зевает, тот воду хлебает? Смотри, ребятки как наворачивают… Любо-дорого.
— А ему не до еды, — фыркнул Митька. — Он всё шукает да копает.
— И до чего же он докопался, Андрюха ваш?
— А вот до того. — Митька переглянулся с Вовкой. — Мы, дескать, такие-сякие, немазаные-сухие… телят пасём неправильно.
— Ну и ну, — перестав жевать, Авдей с любопытством уставился на Андрея. — Поучи нас, поучи, бывалый пастух… Послухаем…
— Чего мне вас учить, — густо покраснев, ответил Андрей. — Сами должны знать. По соседству с дядей Павлом работаем. А что у нас? Пастбище вытоптано, трава плохая. Вас в стаде почти не бывает, подкормки телятам не даём, соли не завезли. Теперь вот колхозные посевы стали травить.
— Это кто посевы травит? — прищурившись, Авдей зорко оглядел подпасков и вдруг, цепко ухватив Митьку за плечо, притянул к себе: — Твои штучки-дрючки?
— Дедушка, да всего один раз… — забормотал Митька. — Зазевались мы с Вовкой, Черныш телят и заманил. Разве за ним уследишь.
— Обормот! Олух царя небесного! — Авдей разразился бранью. — Я тебе что наказывал — с Черныша глаз не спускай! Да за потраву знаешь что бывает?.. Допрежь пастухов смертным боем били. Ещё раз про потраву узнаю — враз из подпасков выставлю. И кончики. — Он пребольно щёлкнул Митьку по затылку.
Скривившись, тот рванулся за кусты.
— Хватит, попировали. — Авдей раздражённо махнул рукой и велел нам ложиться спать.
Мы ушли в палатку. Было душно, парко, над ухом назойливо ныли комары, которых мы никак не могли выгнать из-под брезента. Тело покрывалось липкой испариной.
Чувствуя, что нам не заснуть, мы с Андреем вытащили матрацы из палатки и устроились под берёзой на поляне, куда с полей время от времени доносило прохладную свежесть.
— Зря ты деду про Митьку сказал, — шепнул я Андрею. — Видал, как он разъярился…
— Так я ж не про Митьку, — вслух принялся размышлять Андрей. — Я вроде про всех нас сказал: мол, колхозные посевы травим. А вот почему Авдей сразу на Митьку накинулся, понять не могу…
Мы замолчали. Ущербный ломтик месяца скатился за зубчатую стену ельника, ближние берёзовые перелески закрылись мглистой тьмой. В сухой траве тоненько пилили неугомонные кузнечики, в загоне дремотно вздыхали и посапывали телята. Стали задрёмывать и мы с Андрейкой.
Неожиданно совсем близко от нас зашуршали кусты, и на поляну вышел Митька, следом за ним Авдей. Они остановились у догорающего костра.
— Обиделся! — Авдей кивнул на разложенную на газете еду. — Поешь да на боковую…
Митька молча присел у костра, но есть не стал, только пошевелил палкой догорающие головешки.
Дед присел рядом.
— Ну, чего дуешься, как пузырь… Я же не со зла.
— А зачем обозвал при всех? — с трудом выдавил Митька. — Такой я, разэтакий… Да ещё по затылку… Ты же сам наставлял: пасти с умом надо, с разумением. Чтобы телята от пуза ели… А когда можно, и посевами подкормить.
Приподняв голову, я потряс Андрея за плечо — не спи, мол, слушай. Но он тоже был весь внимание.
— Дурачок! — услышали мы примирительный голос Авдея. — Так я ж для отвода глаз пошумел на тебя. Чтоб Андрюху с Петькой с толку сбить… Вот не было печали — черти накачали. И зачем я только связался с этими байстрюками глазастыми! Надо же… Учить меня собрались. Как телят пасти да как привесы нагуливать.
— Дедушка, — попросил Митька, — не посылай меня больше телят на посевах пасти… А вдруг попадёмся? Хуже будет!.. Помнишь, как мне в Кузьминках прошлым годом за потраву попало? И тебе чуть не досталось.
— Ах ты, праведник, ангел с крылышками! — язвительно зашипел Авдей. — Тогда зачем липнешь, собачонкой за мной бегаешь? Тебе что, мало от меня за усердие перепадает? Кто тебя обул-одел? Кто мамаше твоей деньжат подбрасывает? А теперь, значит, не угоден тебе дед Авдей. Ну что ж, могу и освободить от подпасков. Хоть завтра. Только чтоб мамаша твоя с поклонами да с просьбами ко мне больше не заявлялась.
Митька молчал.
— Ладно, оставайся пока, — смилостивился Авдей. — Вижу, тебя все эти доглядчики с толку сбивают — Андрюха с Петькой. — Он помолчал, вытащил из костра тлеющий уголек, прикурил «беломорину». — А может, их… домой отправить, к мамашам? А на их место других подпасков взять. Только свистни — от желающих отбоя не будет.
— Как же, отправишь их, — возразил Митька. — Андрюха так и говорит: я не к деду Авдею работать нанимался, а в колхоз. Ему и служить буду. Теперь про нас с Вовкой обязательно в боевой листок настрочит…
— Это ничего, — успокоил Авдей. — Вас-то я прикрою, в обиду не дам. А ты наперёд похитрее будь, поизворотливей. И ухо с этими праведниками востро держи. А пока давай-ка спать.
Они поднялись, потушили костёр и скрылись в палатке.
Поражённые всем слышанным, мы с Андреем долго молчали. Так вот какой он, дед Авдей! И надо же было доверить ему в этом году колхозных телят! Был Авдей Прошечкин когда-то сторожем на свиноферме, потом возчиком кормов, и всегда за ним плелась недобрая слава: беспечен, жуликоват, нечист на руку. Потом Авдей рассорился с колхозниками, выбыл из артели и стал шабашничать по деревням, нанимаясь каждое лето пасти частный скот. А вместе с собой, словно на привязи, он таскал и Митьку.
— Чего делать-то будем? — растерянно спросил Андрей.
Я сказал, что дело с потравой рано или поздно, но выплывет наружу. И тогда вина ляжет не только на Авдея, но и на всех его помощников. Так не лучше ли нам махнуть на всё рукой и, пока не поздно, уйти из подпасков.
— Значит, от ворот поворот? — бросил Андрей. — Бежим, смываемся…
— Почему смываемся? Мы прямо заявим: не желаем с дедом Авдеем работать. Не хотим, чтобы и нас «мелкими частиками» считали.
— Ну хорошо, уйдём из подпасков, — продолжал вслух раздумывать Андрей. — Смотрите, мол, люди, какие мы чистенькие да какие пригожие… А Митька куда? Опять с дедом останется. Не в нашем колхозе, так в другом. И опять он будет у деда на побегушках да в прислужниках. Ловчить, хитрить, жульничать. Как был «мелким частником» — так им и останется. Да как же он дальше жить станет? Нет, Петька, нельзя нам смываться отсюда, никак нельзя. Вытаскивать надо Митьку, клещами отдирать его от Авдея.
6
Утром над Пружанкой долго стоял молочный туман. Солнце уже окрасило верхушки берёз и елей, а туман стоял недвижимо, и кусты ольховника, лозняка, черёмухи, берега реки, дальний Епишкинский лес — всё было залито матовой белизной. Только к полудню стало проясняться.
Мы с Андреем уже собрались на пастбище, чтобы сменить Митьку и Вовку, как к лагерю верхом на пегой лошади подъехал рослый носатый парень из Владычинского колхоза.
