Ганс Фаллада - Фридолин, нахальный барсучок
Три дня у него ушло на это, но зато потом он знал здесь всё до последнего муравейника. На самом деле этот прекрасный буковый лес не велик и человек проходит его в длину за полчаса, а поперёк — за четверть. Ну, а такое расстояние как раз очень подходило лисёнку. Не учуял Изолайн здесь ни одной другой лисы, да и люди, кажется, здесь редко показывались. Зато всякого корма было вдоволь.
«Теперь надо найти жильё», — подумал Изолайн. Не хотелось ему больше ночевать в противных кроличьих норах, а то и просто под кустом. Хорошо бы найти настоящую лисью нору со многими ходами и выходами, из которой легко удрать, если подойдут люди или собаки! Изолайн и сам мог бы вырыть себе нору, лапы у него были достаточно сильные, но ведь, во-первых, мама никогда не показывала ему, как надо рыть нору, а во-вторых, он был слишком ленив. В Большом буковом лесу он сразу же нашёл три лисьих норы и по дерзости своей решил, что вполне может выбрать себе одну из них. Нору у кроличьего обрыва, в которой жила когда-то молодая барсучиха Фридерика, он сразу отверг и по той же самой причине, по какой она не понравилась матушке Фридезинхен: чересчур уж открыто она была расположена, а стало быть, и не безопасна. Старую лисью нору, в которой теперь устроилась матушка Фридезинхен, он тоже не одобрил — слишком уж сыро и гнило было в ней.
Значит, оставалась нора под высокими светлыми буками на южном берегу Цансенского озера, где теперь в одиночестве обитал Фридолин. К ней-то и стал присматриваться Изолайн. Разумеется, о том, чтобы овладеть столь желанной квартирой силою, не могло быть и речи — исхудавший лис был чересчур слаб. Он, шпионя, уже не раз видел, как нежился на солнышке упитанный и клыкастый барсук. Но это не отпугнуло Изолайна: с тех пор как он покинул Меховский лес, он стал уверенней в себе; здесь, в Буковом лесу, счастье должно ему улыбнуться, и он непременно добудет себе хорошую нору. Изолайн даже решил, что барсук охотно примет его к себе в жильцы, хотя первая попытка подъехать к Фридолину потерпела неудачу.
Когда в яркий летний полдень барсук, тихо похрюкивая от удовольствия, грел на солнышке своё брюшко, Изолайн, волоча от подобострастия тощее пузо чуть не по самой земле, подобрался к нему и улёгся рядышком. Так они и лежали некоторое время: один на спине, другой на животе, один — сонный от сытости, другой — притаившись, с хитро поблёскивавшими глазками.
Фридолин, потревоженный столь необычным образом среди самых сладких сновидений, от неожиданности так и застыл. Лишь время от времени он осторожно косился в сторону нежданного гостя. Ни разу в жизни не видел он лисы, и эта показалась ему чем-то похожим на ненавистных собак. К тому же от неё ужасно пахло, а для чувствительного барсучьего носа подобная вонь была просто невыносима.
Вообще-то Фридолин отнюдь не отличался прыткостью, но вонь заставила даже этого тугодума соображать побыстрей. Он решительно повернулся и хватанул Изолайна зубами. Взвизгнув, лис вскочил и приударил в кусты. Фридолин же, разгневанный столь наглым нарушением своего одиночества, удалился в нору, где всегда царил приятный мрак, и в полудремоте стал размышлять о несправедливости такого мироустройства, когда даже самый добропорядочный барсук лишён возможности мирно погреть своё брюшко на солнышке.
Целых два дня выжидал Изолайн, прежде чем вновь решиться подойти к зубастому отшельнику. Но на этот раз он поступил хитрей. Смиренно расположившись на почтительном расстоянии от барсука, прямо в пыли, он притащил в зубах подарок — большого ужа, не проглотить которого стоило немалых усилий: от голода у Изолайна урчало в животе.
Фридолин покосился раз, покосился два… Жирный, почти в метр длиной у́ж — недурной обед!
Тем временем Изолайн, прижимаясь животом к земле и всем своим видом выражая почтительность и смирение, подбирался всё ближе и ближе к барсуку и под конец выплюнул ужа прямо ворчуну под нос. Фридолин не заставил себя просить и тут же уплёл поднесённый ему дар. А Изолайн, сидя на задних лапах, добродушно поводя правилом то вправо, то влево, жадными от голода глазами следил за тем, как уж исчезал в пасти барсука. От зависти у лисёнка слюни капали.
Однако когда Изолайн, после того как барсук закончил трапезу, попытался покорно-ласково придвинуться к своему нахлебнику, тот опять щёлкнул зубами. Лис от страха подскочил сразу на всех четырёх лапах и пустился наутёк. А Фридолин снова побрёл в нору, думая только об одном: неужели эти бесконечные тревоги так никогда и не кончатся?
Ни услужливая покорность, ни поднесённый дар ничуть не тронули ворчливого отшельника, и кто угодно тут потерял бы всякую надежду, но только не лиса! Лиса всегда остаётся лисой, даже если её и выкармливали из бутылочки в доме лесничего. И Изолайн после всех неудач вспомнил об одном своём качестве, куда более характерном для него, нежели покорность и смирение, а именно — о наглости.
Ночью, спрятавшись за стволом толстого бука, он дождался, когда барсук выполз из норы и отправился на охоту. Но Изолайну пришлось ещё довольно долго ждать, покуда этот увалень на четырёх лапах не отошел подальше от своего жилья. Видя, как толстяк неловко переворачивает каждый камешек, каждую гнилушку, Изолайн чуть не прыснул со смеху. За то время, какое понадобилось Фридолину, чтобы отойти на сто метров от норы, быстроногий Изолайн успел бы обежать весь Буковый лес.
Но как только Фридолин скрылся из виду, Изолайн юркнул в нору. О, она оказалась устроена ещё лучше, чем он ожидал! Сколько ходов, сколько отнорков, отдушин, а спальня, выстланная сухим камышом, травой и мхом, была просто восхитительна! Но одно лисёнка никак не устраивало в этом прекрасном жилище — в нём ничем не пахло, чистый воздух, и только, да и вообще повсюду было до неприличия чисто!
Будь это настоящая лисья нора, в ней можно было бы «топор вешать», так «приятно» пахло бы протухшим мясом, падалью, лисьим помётом: не ошибёшься — это лисье жильё, а не вольный лес! Ещё наверху у самого входа каждый бы заметил, кто хозяин норы: всюду валялись бы куриные перья, из земли то тут, то там торчали бы гниющие кости — лисий рай, да и только!
Стоило Изолайну так подумать, как он тут же перешёл к действиям. Он поднял хвост, выгнул спину, как кот, — и на мягкой барсучьей постели оказалась визитная карточка лисы.
Бедный Фридолин! Каково ему было вернуться домой после ночного похода! С отвращением вдыхая чужие запахи, Фридолин ещё у входа заподозрил неладное. А в котле он чуть не задохнулся и тут же, конечно, понял, кто ему устроил такую пакость. Но разве этим делу поможешь? Даже если бы барсук прикончил лису на месте, попадись она ему сейчас, от этого отвратительная вонь не сгинула бы. И пришлось Фридолину эту ночь провести под открытым небом. Но сколько он ни бродил по лесу, нигде не мог найти сухого местечка — всюду было сыро, с листьев капало, и поспать без помех ему так и не удалось. И если до этой встречи с Изолайном Фридолин, как и все барсуки, бывал угрюм, сторонился людей и зверей, то теперь он возненавидел весь мир и ничего другого не желал, как поскорей остаться в полном одиночестве.
А Изолайн, лёжа позади большого бука, видел, как Фридолин спустился в нору, но потом вылез из неё. Видел он и как барсук рыскал по лесу, но так и не нашёл тёплого местечка в эту дождливую ночь. Поняв, что добился своего, Изолайн решил и впредь действовать таким же образом.
С того дня у Фридолина не было ни минуты покоя: стоило ему только вычистить и хорошенько проветрить нору, выстлать новой подстилкой котёл и после трудового дня или ночи прилечь отдохнуть, как его опять будила ненавистная вонь. Где-нибудь, в каком-нибудь отнорке бессовестная лиса опять оставила свою визитную карточку!
Всё это делало барсука не только более замкнутым и ворчливым — он и с тела спал. Очаровательное брюшко его исчезло, слой сала под тусклой шубкой стаял. А вот лисёнок Изолайн чувствовал себя превосходно. Зелёные его глазки сверкали, рыжая шерсть так и пылала, а уж пышное прави́ло он носил теперь торжественно приподнятым. Вся робость, какая ещё оставалась у Изолайна, исчезла, и Буковый лес он, словно князь какой, считал своей вотчиной.
Мысль о том, чтобы настигнуть коварного врага и одолеть его в открытом бою, барсуку Фридолину не приходила на ум — для этого он был чересчур тяжёл на подъём да и ленив. Потому-то он никогда больше и не видел Изолайна. И однажды ночью, вернувшись из утомительного похода и почуяв, что вся нора его снова загажена, Фридолин поспешил выбраться на чистый ночной воздух, даже не подумав приступить к уборке.
Так-то лис Изолайн выкурил барсука из норы!
Сидя перед когда-то столь милым его сердцу жильём, Фридолин снова предался грустным размышлениям: как же дурно устроен этот мир, если в нём всякое миролюбивое существо беззащитно перед злыми врагами! Ему и в голову не приходило, что сейчас он очутился точно в таком же положении, в какое он так безжалостно поставил родную мать Фридезинхен. Нет, об этом он и не вспомнил. Он ненавидел всё! Он мечтал о таком мире, где не было бы собак, людей, а главное — не было бы лис! А водились бы всякие мелкие твари, которые не портили бы ему жизнь и которых он мог бы поедать — одним словом, Фридолин здесь, на земле, мечтал о барсучьем рае!
