Вероника Кунгурцева - Ведогони, или Новые похождения Вани Житного
— Не знаю как! Меня‑то как раз уверили, что ты сумеешь деньги достать…
— Я?! — Ваня оторопел. — Такие бешеные деньги?! Да где ж я их возьму?!
— Не знаю… Подумай… Но с твоей помощью, если только я правильно поняла, мы должны раздобыть эту сумму!!! Давай вместе думать…
Ваня зачесал в голове: эх! ведь была у него когда‑то хорошая деньжура… Верть–тыща называлась, сколько ни меняй ее, кому ни отдавай, всегда к хозяину верталась, умная такая денежка была, вот только… Вот только проиграл он ее, как последний дурак!.. Да и тысяча‑то была наша, никак не американская! Чтоб ее на доллары наменять, это долгая была бы история… Долгая‑то долгая, но зато верная, через какое‑то время, так ли, сяк ли, а имели бы они эти проклятые доллары. Ну, верть–тыщу теперь поминай как звали! О ней и речи нет! А как еще он сможет добыть денежки? Больше никак!.. Разве только с бабушкой Василисой Гордеевной посоветоваться, но ни в коем случае не говорить, зачем ему деньги… У бабушки в перине каких только купюр ведь нет! Но — всё это деньги старые, вышедшие из обращения, и опять, конечно, не доллары, свои деньги–те, родные. А может, у нее в перине еще одна верть–тыща припрятана? Она ведь ему эту денежку‑то вручила!
— Ну, чего ты молчишь? — прервала его размышления Стеша. — Чего‑нибудь надумал?
— Я попробую! — ляпнул тут Ваня, и разноцветные Стешины глаза радостно взблеснули:
— Правда? Ну, Ванька, ты даешь! — и бросилась ведь обнимать да целовать его. Ваня только моргал да локоть выставлял от великого смущения. А Стеша принялась тут выпытывать да выспрашивать, каким это образом он собирается добыть такую сумму… Но Ваня молчал, как карась, только глаза пучил. Надежда была у него ничтожная, слабенькая совсем надеждишка, что–то подсказывало ему, что нет на свете второй верть-тыщи…
За разговором как‑то незаметно стали двигаться в сторону Ваниного дома и тут как раз до ворот добрели — мальчик сказал, что ему до отбытия на Кавказ надо обязательно дрова переколоть да в поленницы сложить. Тоже ведь и на это время надо выделить, поэтому пошел, де, он дровами заниматься, а попутно будет думать, как деньги доставать. Но Стеша не торопилась прощаться, мялась–мялась, а потом и говорит:
— А… может, помочь тебе? Колоть дрова я, конечно, не умею, а вот складывать… попробовала бы! Быстрее дело‑то пойдет… До 1 августа, конечно, есть время, но всё равно поторапливаться нам надо, закругляться со всякими посторонними делишками!
Теперь Ваня замялся, — чего он бабушке про помощницу скажет, кто она такая, откуда взялась и зачем… Но у Стеши еще и вопрос не прозвучал, а уж готов был ответ. Дескать, скажут, что на каникулы приехала, в гости, на соседнюю Первомайскую улицу, да скучно, де, ей стало, товарищей нет, вот и задружила с Ваней Житным, и со скуки же решила подмогнуть ему с дровами. Ваня кивнул: и он ведь подумал, что Стеша каникулярная гостья — должна бабушка поверить, да и дармовую помощь Василиса Гордеевна, скорей всего, не отвергнет!..
Так и вышло.
— Ага, — бабушка гуторит. — Гостья, значит, с Первомайской улицы… А не желает ли дровокладка с нами поисти?
Оказалось, желает.
Знакомясь с Василисой Гордеевной, девочка имя свое назвала — бабушка имя похвалила, дескать, у нее свекровь Степанидой звали. А на вопрос про фамилию, — прежде чем ответить, — Стеша глянула почему‑то на печку, вроде от нее подсказки ждала, а после уж назвалась:
— Дымова. Степанида Дымова.
Бабушка Василиса Гордеевна и фамилию одобрила:
— От бабы дымом и должно пахнуть!
Но Стеша тут стала резво отнекиваться:
— Не, я не курю!
— А я рази говорю, что куришь?.. У тебя внутри дым. Чуть что — и дымову завесу пустишь…
Стеша тихонько фыркнула.
Бабушка к ужину напекла картофельных шанег. Оказалось, что Стеша, как и Ваня когда‑то, слыхом не слыхивала про шанежки, и на вкус они ей были незнакомые. Ваня со знанием дела объяснял, что это за печиво. Стеша уплетала так, что за ушами трещало. Василиса Гордеевна только головой покачивала:
— Ишь ведь! Знать, на Первомайской улице народ‑то голодует!.. Шаньги–те только пикнули!
После ужина Стеша поразглядывала фотографии в рамке, походила возле печки — дескать, ого, какая громадина! Похвалила, хорошо, де, у них в избе, уютно и березовым лесом пахнет… Но за окошками черный всадник проскакал, а за ним другой, после третий, и каждый последующий был чернее предыдущего, — и девочка, повздыхав, стала прощаться, дескать, а то дома, на Первомайской, потеряют. Сама же незаметно Ване подмигнула — в гостиницу, де, спешу, а то не пустят. Ваня понимающе прикрыл глаза.
Совсем уже в ночь Ваня вспомнил про то, что так ведь сегодня до магазина и не добрался, проболтал с девчонкой. Важные, конечно, дела обсуждали, но назавтра-то хлебушка нет, молока тоже, да и шаньги только пикнули — чем завтракать? Ох, бабушка‑то утром задаст ему… Не хочется идти — да надо!
Вышел за ворота — а и Мекеша за ним увязался. Ваня повернул в сторону проспекта: на той его стороне, за дорогой, круглосуточный магазин работал — а козел в другую совсем сторону заворачивает, к балке… Ваня и так его, и сяк погоняет, нет, упрямый козел не туда норовит, куда следует.
— И куда тебя нечистый несет?! — Ваня кричит, козла‑то ведь запереть надо на ночь, на свое место посадить, а то еще отморозок какой‑нибудь зарежет ночью!
Мекеша по улице — Ваня за ним. Козел вдоль балки — Ваня за ним. Козел рогами книзу на дно обрыва сиганул — и Ваня туда же. Тут Мекеша затормозил — в ивовый ствол рогами уперся, и Ваня встал, будто тоже на иву налетел. Глазам своим не поверил. Туг, на дне балки, в зарослях папоротника, подсвеченная только серебристым светом месяца, спала юная десантница Степанида Дымова. Руку под щеку подложила — и сопит, а под головой красный вещмешок! Мекеша мекает тихонько, чтоб спящую не разбудить, дескать, а ты идти за мной не хотел, не зря ведь я звал‑то тебя, эх, дурень, ты дурень, языка козьего не понимаешь, учить тебя надо — да некому, и мне некогда!..
— Ладно, ладно, — Ваня ему шепчет, — молодец! Дома папиросочку получишь!
И Мекеша тут на радостях‑то как заорет во всю глотку: б–бе–е–е!
Девочка от козлиного вопля подпрыгнула на своей зеленой перине так, что чуть из обрыва не выскочила. А когда на место опустилась — увидела Ваню и насупилась. Мигом поднялась, пригладила свои рыжие космы и говорит:
— Ты что — следил за мной?!
— Очень надо, — Ваня обиженно отвечает. — Меня Мекеша сюда привел, у него нюх лучше, чем у собаки… Тебя что — из гостиницы выперли?
— Не выперли… Не хотела сразу говорить тебе — я ведь ни в какой гостинице и не жила. Это тоже проверка была. — Увидав, что Ваня нахмурился, Стеша заторопилась: — Меня они проверяли! С тобой‑то всё ясно, тебя они знают… Забросили меня, значит, в чужой город, без сопровождения, без денег — хотели посмотреть, справлюсь ли я, уцелею, нет ли… Теперь увидели — справилась. Уцелела.
— Ага. — В Ванину душу опять закралось сомнение. — А ты не врешь?!
— Дурак! — Стеша закричала. — Для чего бы?
Действительно, для чего? Совершенно не для чего… А вдруг это какая‑то игра?.. Нет, не игра. Кто так станет играть: вон, завалилась на дно балки и дрыхнет. Он козла ночью боялся за воротами оставить, а тут не козел — девочка…
— Знаешь что… — Ваня сказал, — пошли–ко к нам!.. У нас на сеновале места много, мягко там и безопасно, один Мекеша внизу шебуршится, дак он не страшный, даром что рога, как кинжалища!
И Степанида Дымова, ни слова не сказав поперек, подхватила свой красный рюкзачок, повесила на одно плечо и потопала за Ваней Житным, а козел вприскочку следом побежал.
Две ночи, два дня скрывал Ваня новую знакомую на сеновале, а на третий день бабушка Василиса Гордеевна учуяла, что дело не ладно. Только девочка спустилась с долгой лестницы — глядь! а внизу ее не только друг Мекеша поджидает, а и Василиса Гордеевна, руки в боки:
— Та–ак! Знать, в городе Чудове еще одна Первомайска улица завелась — на нашем сеновале! Уж кто ее только строил — не крысы ли с мышами?!
Стеша тык, мык, а ничего сказать не может, кроме того, что она, де, хотела посмотреть, какие сеновалы бывают, никогда, де, не видывала. Но бабушка Василиса Гордеевна только головой покачала:
— Ох ведь! Уж ври, да не завирайся! Беспризорница, что ль, жить, что ль, тебе негде? — спрашивает.
Стеша насупилась и… кивнула! Ваня, стоявший в дверях, только глаза выпучил. А Стеша на него и не смотрит, рассказывает:
— Я ведь тоже с бабушкой жила, в Новгороде-на–Волхове, в коммуналке комната у нас была, а полгода назад бабушка возьми и умри! Соседка всю квартиру на себя переписала, на лапу дала кому надо — и всё, меня в детский дом отправили! А чего я там не видала!
