Лидия Чарская - Сибирочка
— Сибирочкой! — всхлипывая, прошептала девочка, которую весть о смерти деда поразила, как гром.
— Диковинно что-то! — захохотал грубым голосом старик.
— Дедушка так звал меня, — ответила девочка.
— Ну, а имя-то есть у тебя какое, христианское? — спросил опять старик.
— Имя мое Шура, только дедушка никогда меня так не называл, — еще тише роняла сквозь слезы девочка.
— Ну ладно! Шурка так Шурка! Так и будем звать. Ну, так помни же, Шурка, чтобы, как солнышко поднялось, значит, была бы у меня каша да щи разогреты, вот в том котелке! Да чтобы слез не было, а не то живо плеткой осушу!.. Эй, сынки, марш на работу, нечего вам лежебочничать, не праздник сегодня! — приоткрыв дверь из боковушки в горницу, крикнул старик, обращаясь к сыновьям.
— Идем, батюшка! — отозвались сиплые голоса оттуда.
И оба парня, которых Сибирочка при тусклом свете маленькой керосиновой лампы могла теперь разглядеть вполне, появились на пороге.
— Хорошенькая девочка, — произнес старший из них, коренастый и сильный, но некрасивый юноша лет двадцати семи.
— Такая-то много милостыни насбирает. Больно жалостлив народ к таким смазливеньким ребяткам, — подхватил его брат, такой же рыжий, весноватый, некрасивый, как и первый, только годом или двумя помоложе его.
— Ну, вот и пошлем, когда малость пообвыкнет с нами! Все же заработок лишний… Не даром же хлебом кормить эту дармоедку, — вставил свое замечание старик.
И все трое, переговариваясь и пересмеиваясь между собою, вышли из землянки, плотно закрыли за собою двери и два раза повернули за собою ключ в замке.
Сибирочка осталась одна-одинешенька в чужой и жуткой ей обстановке. Но ни страха, ни ужаса не было теперь в ее душе. Ее бедное маленькое сердце замирало от горя. Только сейчас она убедилась, поняла вполне, что ее дедушка умер, что его уже зарыли в могилку и что никогда, никогда не увидит она больше своего доброго старичка…
Слезы брызнули из ее глаз, и она глухо зарыдала, упав на лавку.
Глава VII
Голос из-под земли. — Тайна раскрывается
Долго плакала Сибирочка. Потом ее слезы стали стихать. Горе, вырвавшееся наружу, было слишком велико, чтобы было можно выплакать его слезами. К тому же девочка вспомнила вовремя, что ее дедушка не раз наказывал ей не плакать о нем после его смерти, а то ему было бы больно видеть горе Сибирочки оттуда, с небес, куда Бог взял теперь успокоившуюся душу старика.
— Лучше помолюсь за моего голубчика деду… Помолюсь Боженьке, чтобы Он помог мне поскорее соединиться с ним! — решила Сибирочка и, заметив крошечный образок в переднем углу землянки, быстро опустилась на колени перед ним. — Господи! Боженька! Добрый, ласковый Боженька, — шептала она, — возьми меня к себе тоже!.. Возьми, как деду! Не оставляй меня здесь одну со злым стариком и его детьми! Добрый, ласковый Боженька, пожалуйста, сделай так, чтобы я умерла и поскорее увидела дедушку у Тебя на небе!.. Пожалуйста, Боженька, миленький, дорогой!
Сибирочка молилась горячо. Слезы капали у нее из глаз, скатывались вниз и уходили в земляной пол избушки.
После молитвы она почувствовала себя много лучше и бодрее. Девочка уже не сомневалась, что Господь услышит ее просьбу и возьмет ее, как дедушку, на небо скоро-скоро…
Бодро поднялась она с коленей и принялась за работу. Работа не могла испугать девочку, которая привыкла хозяйничать в избушке деда. Прежде всего надо было растопить печь. Хворост лежал в углу темных маленьких сеней, которые она разглядела еще вчера ночью. Сибирочка храбро вступила в маленькие сени, широко раскрыв дверь землянки, и замерла от неожиданности и страха на пороге их.
Прямо из-под пола, из-под ног девочки, послышался стон, тихий и протяжный.
Стон прозвучал раз… другой… третий… Следом затем еще и еще…
Сибирочка, бледная как смерть, словно приросла к месту, боясь пошевелиться.
Опять простонал кто-то, еще внятнее на этот раз. Теперь уже Сибирочка не сомневалась больше: кто-то находится под ее ногами, под полом сеней. Голос выходил оттуда. Это был тихий, чуть слышный, жалобный голос, который точно молил о пощаде. Сибирочка, вся дрожа, бледная и взволнованная, кинулась обратно в землянку, схватила жестяную лампочку, горевшую там, и вернулась с нею обратно. Высоко подняв лампу над головой, она осветила сени. Прямо у ее ног находился четырехугольный квадрат из досок, как бы врытый в землю. Сибирочка нагнулась над этим дощатым квадратом и увидела приделанное к нему кольцо. Она схватилась за это кольцо своей слабой ручонкой и потянула его на себя изо всех сил. Неожиданно четырехугольный дощатый квадрат подался кверху, как крышка с ящика, образуя сбоку темное отверстие вниз.
В ту же минуту стоны раздались слышнее, и, прежде чем Сибирочка могла сообразить что-либо, перед ней откуда-то снизу появилось бледное лицо и большие впалые глаза, смотревшие на нее страдальческим взглядом.
Она узнала сразу и это лицо, и эти глаза. Перед ней был тот самый мальчик Андрей, который так заботливо отнесся к ней вчера ночью и которого она искала и не нашла сегодня утром в лесной норе.
— Ты ли это? Что с тобою? Почему ты стонешь, Андрюша? — с испугом и волнением спрашивала она его.
— Ах, они избили меня… за то… что я не позволил им сделать одно злое дело, — проговорил глухим голосом мальчик. — Ах, девочка, если бы ты знала только, как они били меня, как мучили!.. Если бы ты знала! Они требовали, чтобы я помог им в их гнусном поступке, а я не хотел, я спорил… отговаривал их, и вот… они приколотили меня и бросили сюда… в холодный подвал… Здесь темно, как в могиле… Здесь бегают крысы по моим коленям, и у меня нет сил даже прогнать их… У меня все тело болит и ноет… Ах, если бы можно было спастись отсюда, из лесной норы! Уйти совсем или умереть! — И Андрей снова застонал тяжелым страдальческим стоном.
— Выходи же, выходи отсюда! — торопила его Сибирочка. — Я посвечу в подполье… Ах, бедный, бедный ты мой!
— Но если я выйду, они изобьют меня до полусмерти. Я не вынесу больше этой муки. Мое тело и так все в ранах и рубцах. Во рту все пересохло… и нет больше сил у меня, — произнес тем же вымученным голосом несчастный.
— Они не скоро еще вернутся, — торопливо срывалось с губ Сибирочки. — Постой, я принесу тебе воды… Ты подкрепишься немного и потом вылезешь из этой ужасной дыры…
И, говоря это, она живо вернулась в землянку, почерпнула там из кадки, приютившейся в углу, ковшом воды и подала этот ковш мальчику. Тот с жадностью схватил его и выпил до дна.
Вода действительно подбодрила Андрюшу. Он сделал над собою усилие, поднялся во весь рост, причем его бледное личико очутилось наравне с полом сеней; затем, захватив края ямы руками, поднялся на них и через минуту сидел уже на полу подле Сибирочки.
— Знаешь ли ты, — начал он сразу, без всяких объяснений и расспросов, — куда ты попала?
— Не знаю! — тихо отвечала Сибирочка и подняла на мальчика широко раскрытый, вопрошающий взгляд.
— И я не знал тоже. До сегодняшней ночи не знал. Они никогда не говорили мне, кто они и откуда пришли и зачем скрываются в тайге. Они встретили меня как-то на опушке леса года два тому назад и предложили поселиться с ними. У меня только что умер тогда отец, оставивший меня круглым сиротою. Отец был лодочником, он перевозил людей на большой реке с берега на берег… А я учился в школе. Когда умер отец, пришлось бросить школу и идти искать работы. Вот они и предложили мне работу — сначала собирать милостыню для них по церквам в ближайших слободах и селениях да готовить им обед и чистить землянку. Такую работу еще можно было выносить, но сегодня ночью я узнал, кто они такие: они приказали мне помогать им в таком страшном деле, при одной мысли о котором можно сойти с ума… — дрожащим голосом закончил Андрюша.
— Что же они приказали тебе и кто они такие? — почти с ужасом прошептала Сибирочка, широко раскрывая свои и без того большие глаза.
— Они приказали мне, — прежним, чуть слышным шепотом продолжал Андрюша, и его тонкое личико стало совсем бледным, — они приказали мне идти с ними завтрашнюю ночь на работу…
— На какую работу? — так же тихо спросила Сибирочка.
Андрюша вздрогнул всем телом и, еще более бледнея и изменяясь в лице, проговорил чуть слышно:
— Здесь, видишь, далеко от железной дороги, очень далеко. И чтобы попасть на поезд близким путем из ближайшего имения купцов-лесопромышленников Гандуровых, надо ехать глухой тайгой. Вот они и узнали, что этой ночью сам купец Гандуров будет возвращаться с деньгами к себе в имение, и решили покончить с ним…
— Как покончить? — не поняла Сибирочка своего нового друга.
— Решили убить купца…
— Убить?!
— Да. Ведь эти люди не кто иные, как лесные бродяги, беглые каторжники, скрывшиеся из тюрьмы… Они не одного человека обворовали и убили на своем веку. Их поймали, судили и сослали сюда, в Сибирь, на каторжные работы, а они бежали в тайгу и поселились в ней… Их всюду ищут и не могут найти. Это отец с двумя сыновьями. Их зовут: старика — Иван Палец, старший его сын — по прозвищу Зуб, а младший — Косточка… Вот к каким злодеям забросила нас судьба, — дрожащим голосом закончил свой рассказ Андрюша.
