Людмила Матвеева - Мы в пятом классе
— Мы с ними сами не хотим. Ябеды и плаксы.
— А Таня? — спрашиваю я. — Разве она ябеда?
Мне нравится Таня, я и не скрываю этого. Если хочешь откровенности, скрывать ничего не надо. А то получается нечестно: они откровенны со мной, а я с ними — нет. Мне нравится Таня. Мне кажется, я понимаю её, хотя ни разу не говорила с ней подробно — так, мимоходом. Я люблю таких людей — умных, тонких, немного печальных. Она всегда одна, но мне кажется, что такие, как Таня, умеют быть хорошими друзьями.
Мальчишки уставились на меня озадаченно. Почему это я спросила именно про Таню? Уж не она ли главная героиня повести? Эта тихоня? Пытаются отгадать. Мне хочется понять их, а им меня. Не столько меня, сколько мою будущую книгу. Но это пока невозможно: я и сама ещё многого не знаю. Что случится с героями? Кто как поступит? Не знаю, не вижу. Всё созревает постепенно, медленно. А пока я как перед глухой стеной. В такой период не верю ни в книгу, ни в себя. И кажется, что никогда в жизни не сумею написать ничего, ни одной стоящей строчки. Тревога, отчаянье, мученье, жуткое одиночество. Никто тебя не поймёт, никому не возможно объяснить это состояние. Правда, оно бывает у меня перед каждой новой работой. Но разве от этого легче?
А с ребятами разговаривать хорошо, тем более что разговор наш идёт легко, ничем мы друг друга не связываем, ничего друг на друга не нагружаем. Эта часть работы самая для меня приятная.
— Таня? А что Таня? — Володя поднимает брови домиком.
— Ничего. Пришло в голову, и спросила. Хорошая, по-моему, девочка.
— Новенькая, — туманно произносит Серёжа.
Это, видимо, следует понимать в том смысле, что пока она новенькая, ничего зловредного сделать не успела, но это вовсе не означает, что и в дальнейшем не сделает. Потому что она — девчонка, а с ними вечная история.
— Новенькая, — повторяет Володя. — Молчит пока.
— Может быть, стесняется? — не отступаю я.
Они молчат. Серёжа вертится на стуле. Володя неохотно говорит:
— Может быть.
Серёжа думает. Я довольна, что он задумался над моими словами. Всё-таки не зря я их сказала. Тут он произносит очень оживлённо:
— Она может прыгать со шкафа сразу на все четыре лапы! Представляете? Честное слово! Хотите, покажу, как прыгает?
И, не дожидаясь, пока я опомнюсь, он быстро залезает на шкаф. Маленький ловкий мальчик с тёмными кудрявыми волосами и быстрыми глазами.
— Смотрите!
Шкаф довольно высокий.
— Осторожно! — кричу я бесполезное слово. Бесполезное, конечно, но удержаться не могу.
Серёжа легко шлёпается со шкафа на четвереньки и смеётся.
— Видели?
— Видела, — вздыхаю я.
— Не так, — вдруг говорит обстоятельный Володя, — пусти-ка.
И тоже лезет на шкаф. Но он не такой проворный, как Серёжа, его я успеваю схватить за ногу.
— Всё, довольно, друзья дорогие. Вы устали, пора по домам.
— Нет! Мы не устали. Поговорим ещё!
— Ну, я устала. Мы ещё не раз поговорим с вами.
Мы вместе выходим на улицу. Вечер. Всё-таки светофоры похожи на новогодние ёлки. Особенно зимой.
На прощание Володя обещает:
— Мы вам ещё про серебро расскажем. Удивитесь.
А Серёжа говорит:
— В рыбный пойду, куплю хек для неё. Она умная, умнее всякой собаки, честное слово. Вот сейчас отопру дверь сидит в передней и в глаза смотрит.
В тот день мы ещё не знали, что Звёздочка не сидит в передней и не ждёт Серёжу.
Зачем нужен скелет змеи?
Максим походил по комнате из угла в угол, делая вид, что занят своими мыслями. Но на самом деле разговор, доносившийся из кухни, его очень заинтересовал.
— Я не успеваю заниматься сыном, своим собственным единственным сыном, — говорила мама. — Диссертация, наука — это прекрасно. Научные перспективы, великие свершения. А может быть, женщине всё это не нужно? Я думаю об этом по ночам. Позволила разыграться своему честолюбию, а сын у меня практически беспризорный.
Максим вытянул шею в сторону кухни.
Мамина подруга тётя Вера недовольно фыркнула. Максим понял, что тётя Вера за диссертацию, а не за Максима. Это ему понравилось — ещё не хватало, чтобы мама кинула все свои могучие силы на его воспитание. Нет уж, лучше быть бедным, неухоженным ребёнком. Тётя Вера фыркнула ещё раз. У неё нет своих детей, и она очень любит рассуждать о воспитании.
— У тебя нет детей, ты меня не понимаешь, — печально сказала мама.
Максиму показалось, что мама сказала это чуть ли не с завистью: мол, тебе хорошо, у тебя нет детей. Ему стало совсем неуютно. Значит, его мама, его собственная единственная мама, хотела бы, чтобы у неё тоже не было детей? Новенькое дело.
Максим нарочно громко затопал ногами и засвистел песенку Красной Шапочки. «Если долго-долго-долго, если долго по дорожке, если долго по тропинке…»
— Максим, не свисти, — сказала мама, не повышая голоса. Из кухни и так всё было слышно.
Потом тётя Вера произнесла очень уверенно:
— У меня нет детей, но голова у меня есть. Я умею думать в отличие от некоторых. И я тебе должна сказать: не родился на свет ещё пока тот ребёнок, ради которого стоило бы бросить диссертацию или любую работу. У него своя жизнь, а у тебя — своя. А дальше что будет? Когда он вовсе отойдёт от тебя? А он отойдёт — это закон природы. С чем тогда останешься?
— С диссертацией, — усмехнулась печально мама.
Максим подумал, что тётя Вера, хотя и уверенная, говорит ерунду. Куда это он отойдёт от своей мамы? Нет такого закона. У тёти Веры нет детей, вот она и городит чушь.
— Ну что ты из всего делаешь проблему? Сыт, одет, обут. Что ещё?
— Беспокоюсь. Ночами думаю. Вдруг он попадёт в плохую компанию? Собьётся с пути? Знаешь, что бывает? Мальчик активный, энергии много. Как подумаю об этом, ненавижу все эти бумаги.
Максим покосился на мамин письменный стол, заваленный чертежами, толстыми книгами. Потом поглядел на свой стол. Он не был завален ни книгами, ни бумагами. Совершенно пустой стол, а посреди стола лежит скелет змеи в застеклённой длинной коробке. Мама думает, что это учебное пособие. А Максим купил скелет змеи, чтобы девчонок пугать. Оля Савёлова очень громко визжит, когда перед ней оказывается длинный извилистый скелет змеи. Вчера так орала, что даже посинела немного. А Максим только вынул стеклянную коробку из портфеля и больше ничего не делал. Что же будет с Олей, если положить скелет перед её носом на парту? Непонятная девчонка — скелета боится. Чего его бояться? Не бросается, не кусается.
Максим стал думать об Оле и о себе.
Наверное, у него правда очень активный характер. Почему так бывает? Сидит Оля Савёлова позади Максима, он её не видит. Вдруг сам неожиданно для себя обернётся и стукнет её. Ну зачем ему стукать Олю? Он не знает. Вчера на литературе ни с того ни с сего ткнул Олю линейкой. Она пищит:
«Нина Алексеевна! Максим опять!»
Нина Алексеевна говорит:
«Максим! Опять?»
«Она ябеда», — бурчит Максим.
«Отвернись от ябеды и не поворачивайся к ябеде, — говорит Нина Алексеевна. — Её для тебя нет! Понятно?»
Оля ехидно улыбается.
Легко сказать — нет. Она есть. Сидит, улыбается, книгу листает. Стукнешь — жалуется. Скелет покажешь — орёт. Как же её нет?
А в кухне продолжается разговор.
— Ну запиши его ещё куда-нибудь, — говорит тётя Вера, — в кружок, в студию, в секцию.
Этой тёте Вере только бы отделаться от Максима.
— Он и так записан, — печально отзывается мама. — Музыкальная школа, кружок рисования, секция фехтования. Теперь ещё стал на станцию юных натуралистов ходить. Он там за гиеной ухаживает.
— Прелестное поручение. Гадость какая. — Тётя Вера опять фыркает, как будто плюётся.
Она, наверное, думает, что и в гиенах разбирается. А если бы Максим не боялся маму, он бы спросил:
«Тётя Вера, а вы когда-нибудь гиену видели? Ну какая она, гиена?»
Она бы тогда сразу захлопала глазами, зашлёпала губами. Советы давать каждый умеет. А ты попробуй с ребёнком справиться, тем более — с таким. А гиена, между прочим, вовсе не гадость.
Так он сказал бы, если бы мог. Но он ничего не говорит. Зачем? Дети взрослых не воспитывают.
— Мама! Я на фехтование! — говорит Максим и бежит гулять.
Мама записала его в шесть разных кружков. Максиму жалко маму. Она беспокоится, ей кажется, что самое главное — не оставить ему ни минуты свободного времени. Мама уверена: чем меньше у человека свободного времени, тем меньше у него возможности попасть в плохую компанию, сбиться с пути. Максим так не думает. Он думает, что совсем без свободного времени жить нельзя.
Оля рисует примулу
Оля пристроилась на подоконнике в коридоре и рисует цветок примулы в разрезе. Тычинки, пестик, лепестки — получается аккуратный цветочек. Перемена долгая, можно ещё и раскрасить эту примулу. Оля достаёт из кармана передника коробку с цветными карандашами. Но вдруг её чистенькая тетрадка по ботанике летит на пол.
