Марина Москвина - Моя собака любит джаз
— Бескрылые личности! — сердито сказал папа. — Наш современник на утлых судах бороздит океаны, бросает вызов пикам и отрогам, летает на воздушных шарах, а вы сидите и не знаете, чем вам заняться.
— Я знаю, — сказала мама. — Ты, Михаил, будешь только рад, если я улечу на воздушном шаре.
— Необязательно великие свершения, — возразил папа. — Можно выбрать простое хобби — охота или рыбалка… Что-то доступное, легкое, чему радовалась бы душа.
Охота. Когда я закрываю глаза, мне снится не сон, а представление, как я бегу по поляне с Китом за оленями. У меня лассо, Мой пес — такса Кит — загоняет их в кучу. Я набрасываю одному на рога лассо и веду его домой — жить!..
Но и рыбалка увлекает меня. Я только не знаю, куда идти? С кем? Хорошо бы с папой!
— Итак, рыбалка! — сказал папа, потираяруки. — Вполне достойное хобби. Но, милые мои, хобби надо заниматься всерьез. Это работой можно заниматься шутя. А хобби требуетсерьезного отношения. Слушайте меня внимательно. Возьмем с собой воду. Пресную! Спички не забудь. Рюкзак. Мать пойдет с нами обязательно — запекать в глине лещей. Хотя неизвестно, — добавил папа, — будет у нас — нет удачная рыбалка. Надо бы опарышей!
— А их полно везде, — сказал я беззаботно.
— Городишь чепуху, — сердито сказал папа. — Опарыш — крайне редкий червь. А рыбы его любят — он белый и приятный.
— Встань пораньше, — сказала мама, — побрейся, спрыснись английским одеколоном — и на рынок за опарышем!
— Надо рано встать, — согласился папа. — Встанем часов в девять.
— Что?! — вскричал я. — В пять надо вставать!
— Мы — рыбаки начинающие, — сказал папа. — Имеем право встать попозже.
Я говорю:
— Попозже — это в семь тридцать!
— Какой, а? — обиделся папа. — Ему хобби выдумывают, а он вон какой!
И тут я заплакал. Я держался еле-еле. А они уже начали.
— Не хочу я никуда идти! — сказал я. — Все уже. Испортили все.
— Друзья! — сказал папа. — Не будем тратить драгоценное время общения на ссоры. Потому что жизнь есть радость! И отошел ко сну.
Какой-то ветер пустынный дул нам навстречу, когда мы выбрались на рыбалку, — ни жаркий, ни холодный. Такой в пустыне Гоби в порядке вещей.
Папа все утро был не в духе. Потому что не выспался. Он у нас когда выспится-то, производит впечатление человека, не спавшего дня два-три, а так — просто караул!
— Где пакет? — угрюмо говорит папа.
— Зачем тебе пакет? — ледяным голосом спрашивает мама.
— Плох тот рыбак, — сурово отвечает папа, — который, идя на рыбалку, даже не берет с собой пакет.
Пакет взяли, опарышей забыли. Глядим: на дороге лежит полбатона хорошей вареной колбасы. А неподалеку — большой батон хлеба. Наш дом издавна славится выбрасыванием продуктов из окна.
— Вот и наживка, — сказал папа. — Батонами будем манить.
Хорошо иметь хобби! Разве мы шли бы вместе — плечом к плечу — по оврагу, кишащему улитками! Мы так часто ссоримся. Даже опасность возникает, что мы все когда-нибудь станем по отдельности.
Два дня назад мне приснился карлик. Забегал вокруг меня, забегал, поднял с дороги часы, деревянные, нарисованные на палке, и говорит:
«Андрюха, пора!»
А еще спрашивает:
«Какого цвета?»
«Синий!» — говорю.
Он подхватил меня и понес — в синее небо, над синими горами. А папа, мааленький, с маленькой мамой стоят у подъезда и не знают, как быть…
В нашем овраге электрическая зона. Столбы-высоковольтки. К каждому столбу примыкает садовый участок. Но к этим садоводам опасно подходить. Их основная особенность — ток. За руку здороваются, и всех ударяет током.
Зато у нас — тех, кто ест их укроп и петрушку, — основная особенность — магнетизм. Ложку на грудь положим, и не падает.
— Не отставать! — кричит папа. — Не отставать! Если отстанете, то неизвестно, что с вами может случиться! — И он исчез в черном дыме горящей свалки.
— Папа! — кричу я.
— Твой папа не слышит тебя, — отвечает мне мама. — Ему дует ветер в уши, и шапка на нем надета.
Сколько разных вещей держит на себе Земля! Дома, разные горшочки, люстры, подушки, зеркала — даже невозможно перечислить! А океан!!! Какой он тяжелый! Но иногда ей становится легче, потому что в небо поднимаются самолеты.
— Люся! Люся! — Папа вынырнул из клубов дыма. — Я тебе платочек нашел!
— В платочках, Михаил, — отвечает мама, — ходят одни мули.
В этом — вся мама. Ей лишь бы поперечить! Сказала бы спасибо. А не хочешь сама носить платок, который тебе муж с такой любовью преподнес, подари его бабушке!..
Мы шли вспотевшие, замерзшие, дым свалки ел глаза. Я хотел подобрать бидон для рыбы, но папа не разрешил.
— Может быть, в нем яд был, — сказал папа.
— Очень у нас хобби опасное для жизни, — говорит мама. — Давайте лучше марки собирать…
— Поздно, Люся, — отвечал папа. — Хобби человеком выбирается один раз.
Было полпервого дня, когда мы достигли воды. Кит влез в реку с головой и начал нюхать дно. А мы стали искать удилище. Нашли, да кривое.
— Это не подходит, — говорит папа. — Рыбы испугаются, когда увидят.
— А это слишком тонкое, — сказал он. — Оно крупную рыбу не выдержит.
— Леска запуталась, — говорит папа. — Извечная проблема рыбака. Вместо того чтобы уже забрасывать удочки и таскать рыбу одну за другой, он сидит и распутывает самые невероятные узлы два часа. Еще у рыбака больной вопрос: это крючок обязательно в него должен впиться.
— Та-ак! — сказал папа. — Не будем ходить вдоль побережья — искать счастья рыбацкого, пусть счастье ищет нас. Главное, — сказал он, — поплевать на наживку. Главное в рыбалке — терпение, — сказал папа.
Сморщив лоб, он около часа простоял и просмотрел вдаль. Вдалеке плыла лодка, похожая на стручок гороха, и люди — две горошины.
— Главное, место поменять вовремя, — сказал папа. — Несчастливое на счастливое.
Сапоги чьи-то надеты на колы в реке — как будто человек упал, а брызг нету.
— Люся, Люся! — говорит папа. — Рыбалка у меня не вытанцовывается. А ведь я мужчина в расцвете лет. Что будет с нами в старости?
— Не беспокойся, папа, — говорю я. — Я буду вам помогать.
— А что ты будешь делать, сынок? — спрашивает мама.
— Улиток буду продавать. «Продаются хорошие, сочные улитки». На баночке напишу: «Улитка Умная». Ее обязательно купят. Что это, подумают, за такая Умная улитка. Придут домой и спросят: «Ну, чего ты там умеешь?» А она рожки вытянет, посмотрит и опять их втянет. А ночью — шебурш! шебурш!
— Ты куда пришел? — кричит мне папа. — Ты на рыбалку пришел! «Не насаживается хлеб!..» Это потому, что он черствый. А на бутербродах, — кричит он, — есть свежий хлебушек?
— На бутербродах есть, — отвечает мама.
— Тогда давайте есть бутерброды!.. — говорит папа.
— Вот это хобби — рыбалка! — говорит он, уписывая бутербродики. — Пришли, сели. Это какая река? Москва? А это кто? Утка или чайка?
Вот такой он у меня: живет одной ногой на земле, другой — в небе.
Мы устроились на бревнышке; волны, водоросли, прибой, водяные мухи, сейчас прямо раздевайся, ныряй да плыви.
Садилось солнце. На солнечном диске папиной рукой было нацарапано:
ЛЮСЯ + МИШAИ у нас был такой вид у всех, особенно у Кита, как будто мы разгадали смысл своей жизни.
Все мы инопланетяне на этой земле
Каждую субботу с воскресеньем я надеялся, что папа побудет дома. Мы будем болтаться по улицам, сходим в тир, покатаемся на водном велосипеде…
Но мой папа ничего этого не мог. Все воскресные дни напролет он ходил на курсы изучать летающие тарелки.
Случилось это так. Однажды он выбежал из комнаты и в своих черных кожаных шлепанцах заметался по квартире.
— Люся! — закричал он. — Люся! Где моитуристские ботинки?
— А что за спешка? — спрашивает мама.
— Я уезжаю!
— Куда?
— На Шамбалу! — говорит папа. — Это далекий горный край. Там живут космические пришельцы. Шамбала зовет меня.
— Ты в своем уме? — спрашивает мама.
— Я поливал цветок, — сказал папа. — И я его спросил: «Скажи, есть на свете Шамбала, люди не врут?» — И ОН НАКЛОНИЛСЯ! «А Шамбала меня зовет?» — Наклонился!!!
— Я сейчас врача вызову, — сказала мама.
— Не веришь?! — вскричал папа. — Идем, я тебе покажу!
Мы зашли в комнату, а из папиного шкафа все вынуто, и он на кучки раскладывает ледоруб нержавеющий, наш общий карманный фонарик, термос, чай, кипятильник, зубную пасту и зубную щетку.
Папа близко подвел нас к цветку — к ваньке мокрому на подоконнике, и он спрашивает у ваньки:
— Ваня, Шамбала меня зовет?
Тот не шелохнулся.
— Ну ответь мне, ответь, — стал упрашивать папа. — Ты же мне говорил…
