Валентина Осеева - Динка прощается с детством
«Да и к чему такие слова? Русский язык настолько богат, что можно любые чувства выразить иначе и гораздо сильнее», – говорила обычно Марина, но Динка никогда не была согласна с ней.
«Сволочь есть сволочь, и нечего придумывать для нее других, нежных слов», – упрямо повторяла она.
Но сегодня Марина не сделала замечания дочери: она была слишком поглощена своим рассказом и торопилась передать детям все, что было самым главным в воспоминаниях отца о тяжелом этапном пути.
А самое главное были люди.
– Везде, везде есть хорошие люди. Папа говорил, что когда их колонна входила в село, изо всех дворов выбегали ребятишки, стучали в окна: «Колодников ведут! Несчастненьких ведут!» И сразу, накинув на головы платки и полушубки, торопились на улицу женщины, старухи. И каждая старалась сунуть арестантам хлеб, лепешки, мороженую рыбу. Одна даже с кувшином горячего молока бежала за колонной. Папа считает, что и его просто спасли сибиряки.
– Папу? – с тревогой спросила Динка.
Марина кивнула головой и потянулась за кувшином с водой, быстрыми мелкими глотками выпила воду и поставила кувшин на ступеньку.
– Не убирай, мне все время пить хочется, – сказала она Лене и, вздохнув, снова начала свой рассказ: – Папа ведь шел в летнем пальтишке, а тут как раз поднялась метель. Ну, жандармские офицеры, видно, сами подмерзли; остановили колонну в одном селе, завели арестованных в постоялую избу, а там теснота, давка, гремят кандалы. Посредине пылает русская печь. И все лезут к огню. Папа рассказывал мне так: «Я сижу, дышать нечем, от мокрой одежды поднимается пар, махра душит… и в глазах сизый туман. Товарищи намочили какую-то тряпку, а голова горит. В дверь набились крестьяне, ругаются с конвойными… И в это время подъехал в своем возке какой-то старожил этих мест, крестьяне встретили его очень почтительно и называли „дохтур“… Явился этот „дохтур“ весь в снегу – метель разыгралась такая, что в двух шагах ничего не видно». Все это папе потом рассказали, он говорит, что тогда видел все как во сне. Этот самый «дохтур» показался ему какой-то снежной лавиной, которая с паром и грохотом ввалилась в дверь. Ну, товарищи, видно, сказали ему, а может, он сам увидел весь этот кошмар, только папа слышал, как этот самый «дохтур» кричал на конвойных:
«Мерзавцы! Куда же вы тащите больного человека! Как вы смеете в такую погоду людей, как скотину, гнать! Прогонные денежки в карман кладете! Я буду губернатору жаловаться! Я вам покажу, как позорить Россию! Снять со всех кандалы немедленно!»
Одним словом, дальнейший путь папа ехал уже в санях и в чьем-то тулупе. Товарищи говорили, что этот самый «дохтур» достал у кого-то из крестьян тулуп, валенки, шапку и велел жандармам сдать папу в тюремную больницу. Вот так в первый раз заболел папа и провалялся в тюремной больнице целый месяц. А мы об этом ничего не знали… – тихо закончила Марина.
– Бедный папа… Он такой терпеливый, никогда ни на что не жаловался, – вздохнула Мышка.
– Он и теперь не жаловался, хотя здоровье его очень подорвано. Сейчас мне удалось устроить его при самарской тюрьме в больницу. А там свои люди, товарищи носят обед, часто навещают рабочие. Он как-то окреп, немножко поправился. Не знаю, сколько удастся держать его в этой больнице, но будут держать как можно дольше. Папа просил всех вас крепко поцеловать. Я ему рассказывала про Леню, что он уже совсем взрослый и пользуется доверием партийных товарищей… – Марина с улыбкой посмотрела на сияющего от удовольствия Леню и неожиданно сказала: – Леня! Папа настолько сроднился с мыслью, что ты его сын, что просит тебя узаконить, он так и сказал – узаконить, и носить его фамилию: Леонид Арсеньев!
– Леонид Арсеньев! Леонид Арсеньев! Как красиво, правда, мама? – захлопала в ладоши Динка.
– А главное, у нас будет одинаковая фамилия! – с гордостью сказала Мышка.
Но Леня, бледный и растерянный, стоял молча. И все с удивлением смотрели на него.
– Ты знаешь, что это невозможно, мама! – наконец сказал он.
Марина, словно вспомнив о чем-то, улыбнулась.
– Мы не требуем от тебя ответа сейчас, – мягко сказала она.
– Как? – обиженно протянула Мышка. – Разве об этом еще надо думать?
Динка, морща лоб, напряженно вглядывалась в лица матери и Лени.
– Я могу ответить сейчас, мама! И тебе, и папе, и Мышке! – Леня поймал руку Динки. – Встань, Макака! Я могу говорить об этом только стоя!
Динка поняла и, вспыхнув, встала с ним рядом.
– Мама! Мы любим друг друга! – торжественно сказал Леня. Серые глаза его на бледном, но счастливом лице выражали такую радость, как будто сообщение, которое он только что сделал, являлось величайшим открытием для него самого.
– Господи ты боже мой… – сказала Марина. – Мне кажется, я это давно знаю…
– Конечно. Это ни для кого не тайна, – подтвердила озадаченная Мышка.
– Нет, тайна! Тайна! – неожиданно рассердилась Динка. – И мы вам первым об этом сказали! А больше никто не знает!
Мышка вдруг залилась своим серебристым смехом.
– Ой, не могу! – стонала она. – Да нет ни одной собаки и ни одного человека, который бы не знал!
– Собаки, может, и знают… – пожала плечами Динка, но Леня перебил ее.
– Так вот, мама! – весело сказал он. – Пусть знают все собаки и все люди, что отныне мы жених и невеста, а так как Арсеньев не может жениться на Арсеньевой, то я вынужден отказаться от большой чести для меня носить папину фамилию. Думаю, что он поймет и простит своего сына за этот отказ! Я сам напишу ему!
– Ну, Леня, тут уж я ничего не могу сказать, – улыбнулась Марина. – Может, это немножко и рано, особенно для Динки, но ничего лучшего для вас обоих я не желаю!
– Конечно, это самое лучшее, но все-таки какая Динка невеста! Надеюсь, вы не завтра побежите венчаться? – улыбнулась и Мышка.
– Нам все равно, – беспечно сказала Динка. – Но мне не нравится, что все вышло так обыкновенно. Лень! Становись перед мамой на колени! И я тоже! Вот так! Господи! Хоть бы какая-нибудь завалящая иконочка! Ничего в этом доме нет!
Динка бухнулась на колени рядом с Леней и, взяв его за руку, нараспев сказала:
– Поблагословить нас, мамо, на счастливую жизню до самой смерти и далее того!
Марина, смеясь, обняла обоих, она была очень растрогана.
– Благословляю вас за себя и за папу!
– А за себя я сама благословлю! – расшалилась вдруг Мышка и, схватив одной рукой Леню за прядь волос, а другой Динку за косу, грозно закричала: – Вы чего меня обманывали, а? Почему молчали?
Поднялся такой визг и хохот, что Марина сказала:
– Настоящая Динкина свадьба! Но хватит, хватит, а то из экономии прибегут! – Она шутливо поклонилась: – Благодарим вас за честь и доверие, мы, конечно, будем иметь в виду, что вы жених и невеста, но пока до главного события еще далеко…
– Почему далеко? – закричала Динка. – Мы можем когда угодно!
– Ну, ну! Раньше нужно кончить гимназию! – уже строго сказала Марина.
– Фью! – свистнула Динка. – Для свадьбы и семь классов довольно!
– Я больше не спрошу! – закричал развеселившийся Леня.
Но Марина вдруг внимательно посмотрела на Динку и, подозвав ее к себе, тихо спросила:
– А как же… Хохолок?
Лицо Динки мгновенно вытянулось.
– Потом, мамочка. Я все расскажу тебе потом, – тихо шепнула она.
– Подождите, – озабоченно сказала Мышка. – Ведь мы еще ни о чем не поговорили. Мамочка, Алина не писала тебе?
– От Алины было два письма… Жизнь ее налаживается, она ушла от мужа, – с удовлетворением кивнула головой Марина.
Дети удивленно и вопросительно смотрели на мать.
Леня пробормотал:
– Вот так налаживается…
– Как ты сказала, мама? – боясь ошибиться, быстро спросила Динка.
Марина улыбнулась:
– Я повторяю: жизнь Алины налаживается, она ушла от недостойного человека. Она работает, и я думаю, что мы с папой не ошиблись в ней!
– Но как же так… – начала Мышка.
Но Динка в бурной радости обхватила за шею своего Нерона и покатилась с ним на траву.
– Господи! Спасибо тебе за моих собак и за всю мою семью!
– Дина, не дурачься! Это была очень тяжелая ошибка в жизни твоей сестры, ей дорого стоил разрыв с мужем, – строго и печально сказала Марина.
– Она еще любила его? – тихо спросила Мышка.
– Она не уважала его, значит, и не любила. Но Алина ведь очень серьезный человек, ей надо было убедиться самой…
– Убедиться! – с горечью воскликнула Динка. – Да ведь его же сразу было видно!
– Это нам было видно, и то не совсем, – задумчиво сказала Марина. – Есть люди, которые умеют как-то незаметно уклоняться от серьезного разговора и в то же время держаться товарищества… Одним словом, Алина случайно узнала, что младший брат ее мужа – политический – вернулся из ссылки, а Виктор не захотел принять его… И Алина ушла.
Марина посмотрела на притихших сестер.
– Брат ее мужа оказался очень хорошим человеком, он устроил Алину в знакомую семью, нашел ей работу. Сейчас они оба ведут очень ответственную подпольную работу. Алина пишет, что наконец она нашла то, что ей было нужно…
