Даир Славкович - Красобор
— Это, когда он только в отряд пришел. Зайчик, знаешь, какой был? — торопливо заговорила Аля. — Однажды он даже в гарнизон пробрался и расклеил листовки там: и на рынке, и на площади, и на многих домах, где фашисты жили. В другой раз шпика немецкого Зайчик выследил и поймал. А сколько врагов взорвал! Узнали однажды дедушка с Зайчиком, что фашисты идти по дороге колонною будут, а впереди женщин и детей погонят, чтобы те, если дорога заминирована, первые на партизанских минах подорвались. Узнали и заложили мины не на дороге, а на обочине, под кучами камней. Мирные люди прошли, и колонна немцев вплотную приблизилась к камням. Тут Зайчик за шнурок как дернет! Бух-тара-рах! Камнями по колонне так шибануло — половины фашистов как и не было.
— А почему его портрета на стенде нет? — спросил Алесик.
— Не нашли. И вообще никто ничего не знает, где он.
— А что с ним случилось?
— Дедушка рассказывал, что фашисты однажды снова на Красобор напали. Бомбы с самолетов бросали, из пушек палили, потом танки пустили, а сами, за танками прячась, шли. Крепко держались партизаны, долго бились, но пришлось им отступить. Тогда дедушку ранило. Потом партизан окружили у болота, и они маленькими группками прорывались. Зайчик был в одной из таких групп. Пропала та группа.
— Все?
— Кое-кто потом нашелся, другие нет. Решили, что остальные в плен попали и там погибли. А полгода назад в Бородовичи доктору Жирмонову письмо из Германии пришло. Курт в ГДР живет.
— А кто такой Курт? — полюбопытствовал Алесик.
— Эх ты… И про Курта ничего не знаешь? У нас про него все пионеры знают. Немец он. Антифашист. Курт его имя.
— Ну и что?
— А то. Курт в той же группе, что и Зайчик был. И дедушка сказал: «Коль уж Курт объявился, то и Зайчика следы отыщутся».
— Вот здорово было бы! А Курт в Красобор приедет?
— Дедушка мне говорил, что приглашение послали.
— Аля, — вдруг вспомнил Алесик, — а зачем ты дядьку Мечика просишь, чтобы он тебе привозил книги только про войну да про партизан?
— А тебе не все равно? — неожиданно задиристо вопросом на вопрос ответила она.
Но Алесик почувствовал, что Аля не ищет ссоры. Просто она чего-то стеснялась.
— Обещаю: никому ни слова.
— Никому-никому?
— Ну, разве только самому Зайчику, если встречу его где-либо.
— Не смейся. Слушай. Я думаю, что когда все книги про партизан перечитаю, то где-нибудь да найду и про Зайчика. Не может же быть, чтобы нигде про него написано не было, что с ним что-то случилось!
— А если найдешь, прочтешь, узнаешь, что тогда изменится?
— Тогда я пойду к красным следопытам нашей школы и скажу: «Вот он, Зайчик! Я нашла его. Принимайте меня в отряд».
— В какой отряд?
— В отряд красных следопытов. Там старшие пионеры. И то не все, а самые лучшие. А мне только в этом году галстук повязали. Доктор Жирмонов повязал… Если я найду следы Зайчика, узнаю о его судьбе, тогда меня обязательно в следопыты примут. И место на стенде пустовать не будет.
— Знаешь, Аля, — тихо и как-то торжественно произнес Алесик, — давай вместе Зайчика искать!
Портрет Максима
— Алесик! Алесик! — весь школьный коридор заполняет громкий голос отца. — Куда ты подевался?
«Наверное, папа идет сюда, в сторону пионерской комнаты, потому что голос его звучит уже где-то близко».
— Ты чего, оглох, что ли? — удивленно смотрит на Алесика Аля. — Тебя же зовут.
— Аля… а ты на празднике в Красоборе будешь? — почему-то робко спрашивает Алесик и чувствует, что краснеет.
Аля согласно кивает головою:
— Да. Дедушка обещал взять с собою. У него слово крепкое.
И Алесик неожиданно даже для самого себя звучно, но не больно шлепнул Алю по плечу ладошкой. Точно так же, как делал это, играя на переменках «в пятнашки» в своей школе.
— Носишь! — крикнул он и бросился в желтую дверь. Аля рванулась было за ним, чтобы, догнав, отдать «долг», но передумала и остановилась.
Алесик из коридора уже на бегу пропел:
Но-си
Ка-ра-си,
Че-рез год
Съест их кот!
— Ты где потерялся? — строго встретил его отец.
— Стенд про партизан в пионерской комнате рассматривал. А деда Лусты все равно нет и никто нас не ждет.
— Ошибаешься. Нас ожидает каменщик Борис. Он едет на мотоцикле домой в Бородовичи и нас прихватит.
Так и поехали Алесик с папой на трескучем голубом мотоцикле. Папа устроился позади дяди Бориса, а Алесик — в голубой коляске, похожей на ракету. И с натянутым брезентом.
Ветер холодком обдавал лицо и плечи Алесика, даже норовил сорвать с головы тюбетейку. Алесик снял ее и спрятал под брезент.
Дорога бежала вдоль полей, возле березовой рощи, у одинокой дикой груши.
— Папа, а почему, куда ни поворачиваем, ветер навстречу нам?
— А ты не лови его, а закрой лучше рот.
Алесик хотел еще о чем-то спросить, но не успел. Мотоцикл налетел на небольшой камушек, коляску слегка встряхнуло, и Алесик больно прикусил язык.
Поехали дорогою через клеверище, потом возле клина длиннющих картофельных грядок и еще чего-то, ровными рядами посеянного.
Ехали и лугом, и возле кустарника и вдруг оказались в деревне с надписью на дорожном указателе: «Углы».
По улице с высокими липами мотоцикл поехал медленнее.
Еще издали Алесик приметил старуху в белом, под бороду завязанном, платке и в длинной темной юбке. Она стояла возле колодца, смотрела на мотоцикл и протягивала вперед руку.
Дядя Борис остановил мотоцикл возле старого позеленевшего колодезного сруба.
— Добрый день, тетка Алена! В район собрались?
— Бориска, беда у меня: завалилась печь. От полдня тебя караулю. Может, сможешь помочь, отремонтируешь свод?
— Домой спешу… И людей прихватил, везу в Бородовичи.
— Вижу… Надо же такой беде случиться. Жил бы мой Максимка, давно печь перебрал бы. Он у меня на все руки мастер был.
— Вы на нас не обращайте внимания, Борис, — отец слез с мотоцикла. — Мы и подождать можем.
— А глина да кирпич найдутся?
— Глину я с утра замочила. И кирпичи у крыльца лежат.
Мотоцикл въехал во двор, на котором под высокой размашистой липой стояла небольшая хатка из старых, серых, будто поседевших, бревен-кругляшей в бесконечных трещинах. Маленькие окошечки как-то сиротливо смотрели на приехавших. Возле крыльца, рядом с врослым в землю большим камнем, лежала горка желтого и розового кирпича, стоял старый, давным-давно кем-то сбитый из досок не то ящик, не то корыто с намоченной глиной.
Дядя Борис достал из мотоцикла рабочий комбинезон и сумку с инструментом.
— Вы там разбирайте, а я глину замешаю, чтобы быстрее было, — предложил пана.
— Взглянуть бы сперва, — пробормотал мастер. — Да и вам, если помочь решили, не мешало бы переодеться.
Папа и дядя Борис вместе с бабушкой в хатку пошли, а Алесику — ну что делать?
Вылез из коляски мотоцикла, сел на водительское место, за руль ухватился.
Отец не задержался в хатке. Вышел в майке и в чьих-то чужих вылинявших старых штанах, с пустым ведром в руках.
— Был я здесь однажды, в годы войны, правда, ночью, — ответил он на удивленный взгляд Алесика. — И сына бабушки, Максима, хорошо помню. Смелый был партизан!.. Хорошо, что случилось сюда заскочить.
— Мы долго тут будем, папка?
— За час вдвоем с Борисом сделаем все. Я же с глиной да кирпичом также в дружбе.
Папа начал лопатой ловко перемешивать глину в ящике-корыте. Плескала вода, шуршала лопата да иногда постукивал о железо мелкий камушек.
— Мальчик, — послышался хрипловатый, словно надтреснутый голос бабушки, — иди, дитятко, помоги мне.
— Я враз! — Алесика в краску бросило. От того, что он сиднем сидит, склав на руле мотоцикла руки, когда все что-то делают, помогают матери партизана.
Бегом бросился в хатку, на голос. Там пыль, стук молотка о кирпич.
— Сюда, мой внучек, сюда, — голос бабушки слышен из боковочки. Алесик быстрей туда.
Вошел и оказался в небольшой комнатке на одно окошечко, светелке. Под окном скамейка и стол, а на столе яйца, хлеб, редиска красная с белыми хвостиками.
— Ч-что помочь? — Алесик проглотил слюну.
— Помоги мне мужикам перекусить приготовить. Чтобы после работы червячка заморили. Но сперва самим бы нам чего куснуть стоило бы, а? Потому как что мы за повара, если голодны будем?
Алесик полез за стол на широкую лавку. И пока уплетал за обе щеки яйца вареные и редиску, запивая молоком, бабушка Алена расспрашивала его, откуда и куда они едут, и в какой класс Алесик перешел, и как учится. А сама рассказала, что живет не худо, хотя болят спина и ноги. Рассказала, что к ней пионеры часто заходят, что к осени совхоз ей квартиру в новом доме обещает дать, а ей никуда с этой хатки идти вовсе не хочется. Потому как тут родилась, век свой прожила, в этой деревушке колхоз с людьми ладила. Тут, на памятнике, и имя Максима выбито. Так что со своей деревушки ей никак уезжать нельзя.
