Анастасия Перфильева - Во что бы то ни стало
Алешка не мог ни простить, ни забыть Лену, хоть и старался отчаянно вырвать ее после той ссоры из головы и сердца. Но ненависти, такой лютой и острой, какой он никогда не мог в себе предполагать, он к ней больше не чувствовал. От ненависти до любви ведь правда недалеко, особенно когда первая — родная сестра ревности. Только всеми силами запрещал себе Алешка думать о Лене, вспоминать, слушать о ней хоть что-нибудь. Даже то, что она живет теперь почему-то не в стахеевской квартире, а у Динки…
Надо было сохранять дорогостоящее равнодушие, чтобы ни Кузьминишна, ни Андрей Николаевич не заподозрили чего-нибудь. Особенно Кузьминишна, которая, после того как у нее дважды побывала Дина, все приглядывалась к Алешке жалостными глазами.
А потом вдруг произошло странное. В один прекрасный день сердечные дела и тревоги сами собой не то чтобы отпали, а стушевались, спрятались куда-то, уступив место новому невероятному и неодолимому увлечению, охватившему Алешку и Васю одновременно.
Дело было так.
В ночь на двадцать первое января на территории завода АМО был взорван бывший монастырь для закладки будущего колоссального Дворца культуры. Вскоре в клубе завода «Красный пролетарий» появилось объявление. Комсомольцев призывали помочь амовцам в расчистке монастырских руин для ускорения стройки.
Васька, громадный счастливый Васька, отмытый в душевой, в отутюженной заботливыми руками Найле рубашке, спешивший с завода к себе за фанерную перегородку, сперва отказался участвовать в воскреснике.
— Братцы, меня же дома ждут. Понимаете, жду-ут!
— Федосеев от семейной жизни разлагается, — съязвил кто-то. — Скоро до герани докатится!
— А герань цветок неплохой… — отшучивался Васька.
Алешка был тоже нагружен до предела. Три раза в неделю мчался с завода на рабфак, в остальные вечера чертил, занимался, читал. Их группу в ударном порядке готовили к поступлению в машиностроительный институт… И все же он решил идти с ребятами мехцеха и уговорить Ваську.
В свободный день с утра Алешка прибежал за ним в общежитие. Отмахал длиннющий коридор, постучался, вошел в комнату, второй раз стукнул уже в знакомую фанерную перегородку. Как умудрилась Найле в короткий срок придать отгороженному за ней углу домашний и уютный вид, уму непостижимо! Васька стоял посреди своей «семейно-бытовой ячейки» в одних трусах и тапочках. Страшно выкатывая глаза и пыхтя от усердия, выжимал обеими руками по здоровенной черной гире. Найле стояла перед ним и громко считала:
— И семь, и восемь, и девять…
— Вы это что? — опешил Алешка.
— Здравствуйте, Леша, садитесь, пожалуйста, — приветливо показала Найле на единственную табуретку у окна, на котором и правда горел язычком пламени цветок герани. — Василий Федорович сейчас освободится. Можешь кончать! Это он тренируется… — объяснила, покраснев.
Васька отдулся и пробасил:
— Что я, не знал, ты за мной все равно прилетишь?
— И прилетел. Вон мускулищи отрастил. Одевайся, едем! — скомандовал Алешка.
Найле поддержала его. Даже пристыдила Ваську, что вздумал отказываться. И, напихав обоим в карманы бутербродов, выпроводила из-за перегородки, строго наказав возвращаться сюда вместе, так как испечет пирог. А после можно пойти в клуб на Бестера Кейтона.
— Слыхал, как распоряжается? — подмигнул довольный Васька. — У, без надзора шагу не ступить. Я ее так и зову «Госконтроль»!
— Леша, Еленочку не видели? Как она? — прокричала вдогонку Найле, грозя Ваське пальцем.
Алешка, помрачнев, пробубнил что-то невнятное…
Вскоре они присоединились к собравшимся у заводских ворот своим ребятам. А полчаса спустя грузовик высадил всех на занесенном снегом, заваленном дубовыми бревнами, ржавыми балками и битым кирпичом пустыре. Пустырь кишел людьми, двигался, как живой…
Ребятам раздали лопаты, ломы, они разбрелись по развалинам. Найле догадалась сунуть вместе с бутербродами по паре брезентовых рукавиц. Работали до сумерек. Свежий морозный воздух бодрил, солнце и снег веселили, все кругом было таким звучным, красочным.
Васька, ворочая облепленные снегом, в обхват толщиной бревна, разглагольствовал что-то о будущем очаге культуры, а потом вдруг начинал нести такую восторженную чепуху о своей с Найле жизни, что Алешка швырялся в него снегом и хохотал.
— Нет, Алеха, тебе же не понять! — кричал во все горло Васька.
И вдруг ни с того ни с сего:
— Алешка, как ты думаешь, этот Ленкин дядька, Найлин старый хозяин, мотоцикл, что мы с тобой чинили, куда подевал? Найле говорила, Ольга Веньяминовна его кому-то торговала. Верно, и продала по дешевке! Вот бы нам, а?
— Я б у нее и задаром не взял, — спокойно отвечал Алешка и с силой, так, что искры брызнули от лопаты, вывернул из-под снега кусок кирпичной кладки.
— Нет, а здорово б получилось! К мотоциклу еще коляску, знаешь, и — фьють! Куда хочешь на своем драндулете. Назвали б так: «цеховой молодежный»!
Работавший по соседству с ребятами парень-амовец спросил дружелюбно:
— Мотоциклами интересуетесь? Говорят, скоро свой завод в Ижевске будем строить… Опытные-то машины уже есть.
Вот с этого все и началось.
Вскоре Алешка с Васей знали уже от парня, что он точно так же недавно сгорал от желания завести мотоцикл; что за городом есть кладбище вело- и мотоинвалидов; что там ему удалось найти нечто разбитое, устаревшее, остов машины какой-то иностранной марки… Что, получив разрешение порыться на складе заводских отходов, выуживая на специальной барахолке отдельные части, он привел в порядок, смазал, собрал и вернул жизнь страшноватому сооружению, которое фыркало, тарахтело и двигалось, то есть стало опять мотоциклом.
В этом очарованные Алешка с Васькой убедились уже лично. Кончился воскресник, и они проторчали во дворе амовского парня возле машины до позднего вечера, после чего ее гордый хозяин с шиком и треском развез гостей по домам.
Ох, попало же Ваське от Найле за то, что задержался и не привел на пирог Алешку!
А вот Алешке не попало. Взбудораженный и разгоряченный, вернулся он домой (давно уже чувствовал он себя у Андрея Николаевича с Марьей Антоновной «дома», никто и речи не заводил о его возвращении в общежитие). Алешка ворвался в комнатушку Андрея Николаевича. Тот последние дни прихварывал и сейчас лежал в кровати, обвязанный теплым платком Кузьминишны, напоенный липовым чаем.
— Андрей Николаевич! — с ходу спросил Алешка, швыряя на стул ватник и ушанку. — У вас когда-нибудь была цель в жизни?
— Была, — спокойно отвечал тот.
— Настоящая?
— Настоящая.
— Какая?
Андрей Николаевич облокотился о подушку, протер углом простыни пенсне, надел и сказал:
— Всю жизнь быть порядочным человеком.
— Нет, я не про то! — Алешка стоял перед ним с восторженными глазами, на худой шее билась голубая жилка. — Я про конкретное. Хотели вы чего-нибудь больше всего на свете?
— Всегда разного и всегда больше всего на свете. В детстве купить граммофон, позднее — стать машинистом, еще позднее — собрать своими руками приемник и ловить…
— Во-во! — обрадовался Алешка. — Андрей Николаевич, мы с Васькой сегодня таскали кирпичи от монастыря…
— Постой, постой, голубчик. Что за кирпичи, от какого монастыря?
— Ну, его взорвали, рабочий Дворец культуры будут строить… Там, знаете, один чудесный парень был! И мы с Васькой решили своих ребят подговорить… — Алешка с воодушевлением рассказал о запавшей обоим мечте повторить опыт амовца.
Нет, Андрей Николаевич не расхолодил его! Согласился, что это вполне достижимо, интересно, хоть и нелегко. Что, если надо, поможет деньгами… А сейчас пусть Алешка умоется, поест, достанет из чемодана старый справочник… И скоро оба, забыв все на свете, уже склонились над истрепанным каталогом, обсуждая достоинства и недостатки машин разных систем. Зашедшая Кузьминишна была ошарашена непонятными и бессмысленными, как ей показалось, выкриками:
— ИЖ в прошлом году выдержал, выдержал!
— Да, но число цилиндров?
— Во-во! А рама? И вилка? А задняя передача?..
Едва дождался Алешка следующего утра. Встретившись с Васькой в проходной, по дороге в мехцех успел выложить свой план приобретения и сборки общественного «драндулета». Васька звучно поддакивал. В план посвятили еще нескольких комсомольцев.
Не было теперь у ребят заветнее цели, чем скорее осуществить задуманное! Все остальное — работа, учеба, даже у Васьки его Найле, а у Алешки не его Лена — отошло на второй план. И что же?
Через неделю во двор заводского общежития был торжественно доставлен на попутном грузовике с барахолки из-за города скелет будущего чуда техники. Еще через неделю сарайчик, где помещалась когда-то душевая, переехавшая в новый корпус, превратился: в мотосборочную. А уж когда мастер мехцеха обещал достать некоторые детали через своего дружка, механика того же АМО, Алешка с Васей ног под собой от радости не почуяли!
