Сергей Алексеев - Секретная просьба (Повести и рассказы)
Потом Пашка рассказал о заводских новостях: и о том, что на Путиловском есть заводской комитет из большевиков и рабочих, которого даже сам директор генерал Дроздов боится, что существует рабочий контроль — это чтобы следить за начальством — и что скоро на заводе и вообще в Питере будет такое, что и во сне не приснится.
— Это тебе не деревня! — заключил Пашка. — Тут, брат, рабочий класс!
ОПЯТЬ НА АПТЕЧНОЙ, СНОВА У ДАРЬИВ первый же воскресный день Лёшка решил сходить на Аптечную улицу, узнать про Золотушкина, навестить Дарью.
Аптека была открыта. Заглянул мальчик в окно — за той же конторкой стоит Золотушкин. В тех же очках, в пиджаке том же и та же палка с загнутой ручкой рядом с конторкой. Только ещё больше поседел и согнулся аптекарь.
Хотел было Лёшка зайти к Золотушкину, но потом передумал. «Не стоит. Значит, жив аптекарь, выходит, выпустили», — и успокоился.
Направился к Дарье.
— Сиротинушка, — увидев Лёшку, всплеснула руками генеральская прислуга. — Жив. Вернулся. — Она стала обнимать мальчика. — Значит, вернулся. Ты что же, опять у аптекаря?
— Нет, — проговорил Лёшка. — Я на Путиловском.
— На Путиловском?! Кем же ты?
— Слесарем, — приврал Лёшка.
— Ох, ох, — завздыхала Дарья. — Такой-то малый — и слесарем.
— Так я же не малый. Я на войне был, — ответил Лёшка.
— На войне?!
Дарья принялась допытывать Лёшку обо всём. Слушала, вздыхала, охала. Потом схватила мальчика за руку и, как в былые времена, потащила к себе на кухню.
— Да я не хочу. Я же сыт, — упирался Лёшка.
— Пошли, пошли, — не отставала Дарья. — Нынче у нас пирог с мясом. Нынче к нам генерал вернулся.
— Генерал?
— Ну да. Батюшка наш, Дмитрий Петрович. Радость-то в доме. Радость у нас какая!
— Какая же это радость? — произнёс Лёшка. — Генералы, они буржуи. Война из-за них не кончается. Да я вашего генерала ещё в феврале арестовать хотел. Скоро вашему генералу того, — провёл мальчик рукой по шее. — Скоро в Питере будет такое, — повторил Лёшка Пашкины слова, — что вам, тётка Дарья, и во сне не приснится.
Слушала Дарья и только хваталась за голову. «Ох, ох», — вздыхала прислуга и пялила на гостя удивлённые, расширенные от испуга глаза.
Лёшка ушёл, а Дарья долго ещё крестилась.
СОКРАЩЕНИЕДо тридцати тысяч человек работало на Путиловском заводе.
В одной только шрапнельной мастерской — более четырёх тысяч.
А были ещё мастерские: механическая, прокатная, прессовая, пушечная… Сорок девять разных мастерских и цехов насчитывал огромный завод. «Железным городом» называли его в Петрограде.
Путиловские рабочие — дружный народ. Ещё с весны они организовали свой заводской комитет и повели борьбу с заводским начальством.
Временное правительство боялось путиловцев. Не хотело оно, чтобы в одном месте работало столько людей.
И вот заводоуправление решило почти наполовину сократить число путиловских рабочих. Под сокращение попал и Лёшка.
Вот те раз: только устроился, а тут сокращение!
— Ничего, — успокаивал мальчика дядя Андрей. — Это мы ещё посмотрим.
А чего смотреть, когда Лёшке об этом мастер прямо сказал?
Весть о сокращении расползлась по баракам, по домам вокруг Нарвской заставы, по соседним сёлам, в которых жило много путиловцев.
— Как так? — возмущались рабочие. — Не имеют права!
— Эх, господа хорошие, видать, занозой у вас сидит завод наш.
— Пусть увольняют приписанных.
С приписанными была целая история. Приписанными называли тех, кто хотя и числился в составе путиловских рабочих, но не работал.
Было таких несколько тысяч: всякие купеческие сынки и сынки богатых чиновников — все те, кто скрывался от фронта. Путиловских рабочих не призывали в армию.
— Вот пусть сынков и отчисляют, — шумели рабочие.
Собрался заводской комитет.
— Сидоров? — спрашивал Васильев, председатель заводского комитета.
— Работает в механическом, — отвечали члены комитета.
— Оставить.
— Прохоров?
— В шрапнельной.
— Оставить.
— Золоторучкин?
Стали проверять, где работает Золоторучкин. Оказывается, нигде.
— На увольнение.
Проверив списки, члены заводского комитета явились к заводскому начальству.
— Согласны на сокращение, — проговорил Васильев. — Есть кого сокращать.
— Вот и хорошо, — ответил генерал Дроздов, директор завода. — С углём плохо. Нет нужды держать столько людей.
Положил Васильев перед директором списки. Поглядел Дроздов, а там всё — либо Золоторучкин, либо Богатеев, либо Толстосумов — сплошные купеческие и чиновничьи сынки. Поморщил Дроздов нос, понял, что рабочих не проведёшь. И отдал приказ отменить сокращение.
Обо всём этом Лёшка не знал. Пришёл дядя Андрей с ночной смены, смотрит — Лёшка спит и никуда не собирается.
— Ты что же, — спрашивает Зотов. — А завод?
— Так мастер сказал больше не приходить.
Дядя Андрей рассмеялся.
— Иди, иди, — проговорил. — За тебя уже всё решили. Рабочий класс за тебя своё слово сказал.
СЫН ВЕЛИКАНАК осени из Орловской губернии вернулась Зоя. Девушка часто стала бывать на Новоовсянниковской. Зоя признала Лёшку сразу. Мальчику она понравилась. Да и, видать, Зое Лёшка понравился.
Только вот одно нехорошо в Зое. С первых же дней она принялась говорить о том, что Лёшке надо учиться. Пусть не гоняет вечерами по улицам, а садится за грамматику и арифметику. Лёшка уж так и этак: мол, зачем мне арифметика и грамматика?!
— Сиди учи, — заставляла Зоя.
— Так я до наук неспособный, — пытался отвертеться мальчишка.
— Раз неспособный, — сказала Зоя, — значит, больше придётся сидеть за книгами.
Настырной оказалась Зоя: заставила всё же учиться.
И дядя Андрей стал в последнее время о многом беседовать с Лёшкой. Только не как Зоя, не о грамматике и арифметике, а по-мужски, о серьёзном. Рассказал о войне, о Временном правительстве, о партии большевиков.
Слушает Лёшка, а сам и без дяди Андрея многое уже понимает. Кто друг и кто враг, различит сразу. За большевиков Лёшка теперь горой.
Кто за «долой войну»? Большевики.
Кто за «землю крестьянам»? Большевики.
Кто за то, чтобы буржуям по шее? Тоже они, эти самые большевики.
А как-то Зотов заговорил о том времени, когда не будет ни капиталистов, ни помещиков и власть в стране будет принадлежать трудовому народу.
— Построим новые города, — говорил Зотов, — заводы, шахты, нетронутые земли распашем. Такую, брат, жизнь на земле наладим… В школу тебя отдадим, потом в институт, и станешь ты, — дядя Андрей задумался, станешь ты, Алексей, ну, скажем, директором Путиловского завода.
— Директором, — усмехнулся Лёшка: скажет же дядя Андрей.
— А что, станешь, — проговорил Зотов. — Или нет, лучше поедешь ты в своё Голодай-село и организуешь там, брат, такую жизнь, чтобы от этого самого слова «Голодай» и в помине ничего не осталось. Понял?
Много разного наговорил в этот день Зотов. И Лёшке наобещал многое: захочешь — становись машинистом, не нравятся паровозы — будь морским капитаном, не устраивает море — иди в шахтёры, учись на доктора или учителя.
— А почему так? — спрашивает Зотов. — Да потому, что трудовой народ станет хозяином всего на свете. Народ — великан, ему, брат, любые дела под силу. Понял, что такое народ?
— Великан, — проговорил Лёшка.
— Верно, — засмеялся дядя Андрей. — Великан. Ну, а ты кто?
— Я? — Лёшка задумался.
— Сын, — подсказывает Зотов.
— Сын Герасима Митина, — выпалил Лёшка.
— Верно, — ответил дядя Андрей. — И сын Герасима Митина и… Ну, чей ещё сын?
— Сын великана, — неуверенно произнёс мальчик.
— Правильно, — проговорил Зотов. — Сын великана. Ну, а теперь, закончил он разговор с мальчиком, — ступай садись за грамматику.
«Вот те и раз, — оторопел Лёшка, — сын великана — и вдруг за грамматику!»
УЧЕНИЯВсе эти месяцы завод жил какой-то особенной жизнью. Дядя Андрей почти не бывал дома. На завод приезжали представители партии большевиков. Васильев и другие заводские большевики сами уезжали несколько раз на какие-то совещания.
Генерал Дроздов и заводоуправление стали терять последнюю власть над рабочими. У многих рабочих появились винтовки…
К осени 1917 года на Путиловском заводе было организовано двенадцать красногвардейских отрядов. Назывались они «сотнями». А в действительности в каждой сотне по сто пятьдесят, а то и по двести рабочих. Сотни делились на десятки, а в каждом десятке тоже не десять, а человек двадцать.
Ежедневно после окончания смены рабочие отправлялись на учения. Винтовок не хватало. Строились так: у кого винтовка — в первые ряды. Остальные вооружались палками и становились в конец.
