Наринэ Абгарян - Манюня, юбилей Ба и прочие треволнения
На самом деле Берд жил своей обычной жизнью, по крайней мере, очень старался не выбиваться из привычной колеи. Удавалось это с большим трудом – сообщение с внешним миром было прервано, спал аэропорт, и даже автовокзал не работал – через заваленный снегом горный серпантин не мог пробиться ни один автобус. Пустовал колхозный рынок – перевал к Красносельску был засыпан по макушку сошедшими лавинами, а дорога в Азербайджан утопала в снежных заносах.
Но городок не унывал – он готовился к очередным новогодним праздникам. Новый год нужно встречать в кристальной чистоте, поэтому в домах проводилась генеральная уборка – перестирывались шторы, перемывались окна, выметалась из дальних углов паутина, а ковры обязательным образом выбивались на снегу. Счастью детворы не было предела – можно на санках с горок кататься, можно до одури в снежки играть, а можно, обманув внимание взрослых, воровато есть снег, зачерпывая его вспушенной и сосульчатой варежкой. Каждый раз почему-то надеешься, что он обернется сахарной ватой или ванильным мороженым, а снег на вкус остается неизменно холодным, немного колючим и пахнет горным ручьем. Если очень повезет с занятостью взрослых, можно построить невысокую, но вполне вместительную снежную хижину – налепил комьев, сложил в три стены, накрыл стыренным со стройки куском брезента, еще один кусок брезента приспособил под дверь… Жаль, в нашем городе живут исключительно зловредные мальчики, при виде очередной снежной постройки они превращаются в настоящих варваров и разваливают ее в считаные секунды.
Зима – счастливое время года. Счастливое и беззаботное. Мы не очень понимаем, почему взрослые не очень ее жалуют. Кивают на холод, на количество одежды, в которую непременно приходится кутаться, на короткие дни и долгие ночи. Ну и что? Можно подумать! Зато зимой встречаешь Новый год, наряжаешь елку, накрываешь праздничный стол! Дома пахнет хвоей и мандаринами, в гостиной переливаются огоньки гирлянд, по телевизору показывают разные мультики и сказки. На столах стоит угощение – орехи, изюм, сухофрукты, конфеты, свежие фрукты. А на кухне хлопочут мама с Ба – готовят обязательное для новогоднего стола блюдо – толму в виноградных и капустных листьях, притом в толму из капустных листьев добавляют дольки айвы и чернослива – они удачно оттеняют вкус мяса и придают ему изысканный аромат. Запекается большой, фаршированный дольками чеснока, натертый крупной солью, специями и сепарированной сметаной окорок. Готовятся салаты на грецких орехах, обильно украшенные веточками свежей зелени и посыпанные зернышками граната – баклажанный, из красной фасоли, свекольный. Загодя закупается традиционная для наших столов обильная мясная закуска – домашняя ветчина и колбаса, бастурма, суджух. Обязательный сыр – грузинский сулугуни, армянский чанах, настоящая пахучая брынза, ехегнадзорский хорац панир. Пекутся ореховые рулеты и печенья, слоеный торт «Наполеон», эклеры с заварным кремом… Вкуснота!!!
Мы с Манькой рисуем новогодние открытки – папам, Ба, маме, сестрам. Каринка строчит стихи, которые потом вкладывает в открытки. Взрослые невероятно довольны нашими поделками – восхищенно цокают языком и цитируют неожиданные Каринкины рифмы.
«Новаго щастья, Новаго года, жылаем, чтобы всигда вас радовала пагода!» – строчит Каринка дяде Мише.
«Двашды два четыре, пятью семь – трицать пять. Если ты не вериш мне, можеш пощитать апять!» – внушает она Гаянэ.
«Старшая сестра, высокая и худая. Играиш на фортепьяно. Стакато играиш и форте, но чаще всево – пиано!»
«Манька, ты нам верный друк. И мировая девчёнка. Как хорошо, что ты девчёнка, а не какая-нибудь мальчёнка!»
«Мама, ты наша мама. Красивая и илигантныя. Любишь папу и нас, а еще любишь кантрабас!»
«Наш папа – настаящи врач и золатые руки. Любит лазить по диревьям и вырывать зубы».
«Ба, тибя зовут Розой низря. Ты пахожа на ароматную розу – большая и кучирявая!»
Каринкины стихи пользуются оглушительным успехом. Весь год взрослые цитируют их и склоняют на разные лады. Особенно усердствует Ба.
– Мойше, ты чего сегодня такой хмурый? Не радует погода? – допытывается она у сына.
– Юрик, успел полазить по деревьям или несолоно хлебавши вернулся домой?
– Красивая и илигантныя ты наша, как там твой контрабас? – вещает она в трубку маме.
Слова свои Ба сопровождает приступами гомерического хохота. Слушать с постной миной, как она цитирует Каринку, категорически невозможно. Поэтому все следом за Ба срываются в истерический смех. В общем, сестра задает своими новогодними виршами настроение на целый год вперед.
Недавно в нашей семье случилось «прибавление». С очередных курсов повышения квалификации папа вернулся с большим подарком – раздобыл в ГУМе огромного, ростом с Сонечку, Деда Мороза. Шуба Деда Мороза отливает серебром, борода длинная, белая, пушистая и мягкая. В правой руке он держит ледяной посох, а в левой – мешок с подарками. Конечно, мы уже большие и понимаем, что мешок с подарками бутафорский, но отказать себе в удовольствии поковыряться в нем не смогли. В мешке оказалась банальная вата. Мы вытащили ее и затолкали туда орешков – теперь мешок рельефный, словно доверху набит взаправдашними подарками. Снегурочка у нас не новая, со времен маминого студенчества, но очень красивая – в высоком блескучем кокошнике и голубой накидке с настоящей меховой оторочкой на груди. На руках у нее крохотные варежки, вышитые снежинками.
Елку мы стараемся наряжать, когда Сонечка спит. Иначе она растаскивает по дому игрушки и, как заправская сорока, прячет в укромных уголках. А вот к нарядно переливающейся елке сестра относится с большим пиететом – ничего не выдирает, только, задержав дыхание, ходит кругами, на выдохе надувает щеки и восхищенно приседает:
– Ух ти-и-и, ух ти-и-и-и-и!
Когда Сонечка застала под елкой нового Деда Мороза, она сначала не поверила глазам своим. Заспанная и розовощекая, вся в бежевой пижаме с мишками, она замерла на секунду, потом, мелко приседая и чуть ли не бия челобитные, поползла к елке.
– Вот кто к нам пьисёл! – приговаривала она подобострастно. – Вот кто пьисёл. Пьивет!
– А кто пришел? – полюбопытствовали мы.
– Не видишь, што ли? – обернулась к нам Сонечка. – Пьисёл целовецек домовой! С мышком!
Человечек Домовой не подозревал, что его ждет. Когда в московском ГУМе его вручили высокому мужчине с характерным блеском победителя в глазах (еще бы, отстоять километровую очередь и уйти с покупкой – не это ли есть победа?), он сразу признал в нем хозяина. Представил тихую патриархальную семью, куда его приведут. В этой семье дети ходят по стеночке, жена хозяина, обмотав лицо от робости и прочей стеснительности платком, с утра до вечера готовит на кухне и выглядывает оттуда только с высочайшего позволения супруга.
«Еду в рай», – решил Человечек Домовой.
Семья на первый взгляд оказалась странной. По дому бегали склонные к разрушительной в особо крупных размерах деятельности девочки, жена хозяина щеголяла в коротком платье, выставив на всеобщее обозрение пусть и прекрасные, но голые колени, не говоря уже о прочих женских уловках в виде накрашенных километровых ресниц и пышных, обвязанных голубой шелковой лентой волос! Девочки первым делом распотрошили мешок с подарками, затолкали туда какой-то тяжеленной чепухи. Тут прискакала еще одна девочка, круглоглазая, с развевающейся надо лбом прядью непослушных волос, притащила ножницы и предложила подровнять ему бороду, а то тут она клокастая, а там вообще кучерявая! И если бы не хозяйка дома, которая налетела в последний миг, выдрала его их цепких рук девочек и убрала на антресоли – до лучших времен, то не факт, что он бы вообще дожил до новогодних праздников!
Потом его выставили под наряженной елкой, рядом стояла красавица Снегурочка, которую он сразу же полюбил всеми фибрами своей дедовской души, вроде жизнь засияла новыми манящими красками, и тут на тебе, в комнату вбегает пухлое розовощекое создание, лучится васильковыми глазами, падает ниц и называет его Человечек Домовой!
Человечек Домовой даже не подозревал, какие тяжелые для него наступили времена. Сонечка влюбилась в него раз и навсегда и отказывалась расставаться хоть на секунду – волокла за собой по квартире, драла бороду игрушечной расческой, пыталась накормить кашей и ежеминутно сажала на горшок. Человечек Домовой садиться на горшок отказывался, отплевывался кашей и крепко подозревал, что попал не в рай, а в какое-то другое, очень даже возможно, что противоположное от рая место.
Запретить Сонечке терзать Человечка Домового мы не могли – она тут же срывалась в свой фирменный плач.
– Ладно, играй с ним, только не ломай, хорошо? – увещевала мама.
– Хайясо! – мигом унимала рев Сончека и принималась терзать своего нового любимца с удвоенной силой.
