Павел Карпов - Черная Пасть
- Передайте, Нина Алексеевна, мое высокое благодарение, и пусть Сергей Денисович не сомневается в достойной оценке его труда и похвальной жертвенности! - Не упустив случая еще раз напомнить Нине о ее мягкости и уступчивости, Метанов присовокупил великодушно: - Серьезно, Нина Алексеевна, с ним не связывайтесь, если что - попросите меня. Авторитетов Брагин побаивается. Мой гость и друг - Игорь Маркович, не очень одобряет зубодробительные методы Брагина, но на этот раз он, пожалуй, не против вмешательства в конструктивные тонкости установки "кипящего слоя". Наш обожаемый Игорь Маркович делает уступки этому практику...
В этом месте телефонного разговора Нина чуть было не крикнула в трубку: "Брагин ваши химические тонкости ломом выворачивает, и считает, что лом - инструмент слишком деликатный для печи, а кочегар Шабасан в качестве опахала к этим тонкостям приподобил мельничный вентилятор; а жена шорника Степанида Маркеловна приволокла новенькую деревянную кувалду для бункера!.." Слов этих Нина не сказала, но неосторожно засмеялась.
Ответа она не расслышала, кажется, Метанов ничего не понял и тоже рассмеялся... над неудачником Брагиным. После этого, нарушив всякий этикет и думая только о Сергее, о себе и этой разломной ночи, Нина слушала "Эгмонта" - бетховенского титана. А когда рядом титан - ничего не страшно. Только надо честно поступать с титанами!..
...Вернувшись на площадку, она проверила вентилятор, который помогал прямо-таки здорово. Шабасан успевал не только следить за всеми вспомогательными работами, но и выполнял роль автогенщика. Сварка срочно потребовалась внутри поврежденного аппарата, и Брагин, обрядив Шабасана в свою дубленую шубу, взял его в удушливое, огневое царство. В раскаленном котле, похожем на опасную бомбу, скопились горячие газы, копоть, едкий пар от смешения самых различных химикатов, вдобавок к этому внутри аппарата начались взрывы и дьявольские вспышки электросварки. Ослепительный свет ручных молний в спертой мгле терял свою яркость. Он едва пробивался сквозь дымную, бурлящую толщу, и при каждой новой вспышке из отдушины котла газы вырывались, словно из ствола крепостной пушки. Мрачный световой эффект давал возможность представить, в каком аду находились ребята.
Занятая подготовкой смены, выдерживая установленный режим, Нина сначала не придала значения тому, что Сергей позвал с собой Шабасана и отдал ему шубу, а сам юркнул в парильню в одном свитере и лыжных брюках. Ребята через небольшие интервалы по очереди выбирались на свет, и всякий раз в шутку и всерьез удивлялись после своего "небытия", что свет еще есть и что его небесные опоры не рухнули и не собираются падать, лишь бы самим выстоять и уцелеть.
Выходить наружу стали чаще. Окатывались водой, без разбору с жадностью пили все, что попадалось под руку: холодный чай, воду, сюзме-чал из кислого молока и недоброженный квас бабки Степаниды. Курить никого не тянуло, да и говорили мало. Выбравшись на волю, сидели на ветерке, в сторонке, надсадно дыша ночным воздухом, уронив руки и понуро глядя перед собой на то, что первым попадало в поле зрения. Фомку, блудливого чертенка с черной манишкой, никто не обходил вниманием. Одни старательно вытирали ему нос и мордочку платком и подолом рубахи, а другие также заботливо... пачкали ему шубку потными ладонями. Он не обижался, доверчиво заглядывал в глаза и порывался потрогать лапкой набрякшие, побелевщие брови и ресницы у своих нянек. Не упуская случая, Нина разговаривала с каждым из ребят и хотела знать, что делается с решетками. Их очистка опять затягивалась. Каждый уверял, что дело уже сделано: разок наведаться в пекло к Брагину, подлатать уголок решетки, забрать инструмент и можно не на побывку, а насовсем выходить к звездам, на вольный ветер. Один Сергей ничего не обещал и уже столько времени не появлялся на площадке. Ребята говорили, что они с Шабасаном в душегубке по очереди меняются шубой и даже спор затевают: кому она больше в тягость, а без нее каждого кондрашка бьет...
... На часах скоро одиннадцать. Условленный срок. Звонил несколько раз директор Чары Акмурадов и просил сообщить... о погоде. Он понимал всю сложность операции. Чары Акмурадов не торопил ребят - героев и мучеников норовистой печи; он по-настоящему беспокоился о судьбе людей и обещал приехать. Через несколько минут Нина будет держать ответ. Ну и что ж, ведь давно известно, что солдат на ветру - левофланговый, за весь строй в ответе. Нина не боялась предстоящего доклада: если решетки исправят, то не будет причины тревожиться. Пусть утром мотовоз подтягивает вереницу платформ. Гранулированный сульфат пойдет. А если поднятый шум окажется пустой брехней и ничего с ремонтом без остановки печи не получится, то Сергей Брагин будет сам обмениваться любезностями с руководством комбината. Будет... если выберется из парильни по добру и по здорову, если не сварится в своем дубленом полушубке, как безвестный шелкопряд, сварившись в котле, навсегда остается в шелковом саване, сотканном им самим... Нина почувствовала недоброе в той заботливой осторожности и медлительности, с какой Феликс Лимонов прилепил ей к вязаной кофточке на груди живую брошь - Фомку-царапку. Феликс не торопился говорить, потискал котенка, подготовил Нину молчанием.
- Поспешить надо, Нина Алексеевна!..
- Тебе дурно? - сказала Нина совсем не то, что подумала, и так сжала в руках котенка, что тот запищал и квакнул лягушонком. - Миленький, тебе тяжело?..
- До слез "миленький", - вздохнул Феликс. - Не может даже ругаться путем! Значит хана!.. Атаман не крикнет больше: "Сарынь - на кичку!.."
- Умолк?.. - не сразу поняла Нина словоблудного Феликса.
- Героев кладут на щит или плащ-палатку, а у нас- верблюжья колючка! - Феликс прибил рукой раздерганное гнездо сторожихи Маркеловны. - Здесь и упокоим, как говорит Фалалей Кийко, уложим своего гегемона. - Феликс удивительно умел скрывать в таком словословии свои истинные мысли и переживания, делал это так искусно, что никогда не казался фигляром; он говорил- о чем думали и остальные, только своими словами, отборными, до предела напряженными, имеющими крепкий заряд. Он не любил как бы залежалые слова, которые можно было назвать и "калиброванными", годящимися на все случаи, для любого разговора. Про себя Феликс жалел людей, пробавляющихся карманным, кухонным запасцем слов. Слушая его сейчас, Нина знала, что главный смысл этой очень условной речи где-то еще впереди, а может - уже в прошлом... Так и случилось. Феликс добавил всего несколько слов к сказанному. - Нина, прими его в свои руки. Тебе одной доверяем. И ему будет полегче...
Так и не поняла Нина - для чего Феликс Лимонов раньше всех выскочил из огнеупорного колокола, в котором находились ребята: или хотел подготовить ее к дурному известию, или самому стало невмоготу и он поспешил выбрать местечко для заплошавшего вожака.
В клубах пара, неузнаваемым, одряхлевшим появился Сергей. Трудно было уразуметь, каким способом двигался Брагин: вели его или несли. Шуба на нем раскисла и висела грязной дерюгой, лицо казалось маслянистым и побитым, с кровоподтеками. Подшитые, с кожаными задниками, губастые валенки Сергей потерял и щеголял в бордовых безразмерных носках со стрелками. Ноги у бедняги из-под шубы едва выглядывали, краснели гусиными лапками. Поравнявшись с Ниной, смешной и жалкий в своем скоморошьем наряде, Сергей вдруг осклабился, показав редкие и крупные зубы. Пожалуй, ему нехватало сейчас только тех чёток, с которыми Брагин стал бы главным сатиром этой Вальпургиевой ночи. Опасаясь смотреть на Сергея, опечаленная Нина пошла рядом и показала Мамразу, где лучше приохотить горемыку. Уложили его на травяное ложе Маркеловны. Старуха в это время играла бахчевой трещоткой где-то внизу, около завалочной ямы. Потом послышался "сверчок". Посвистывала бабка лихо, выделывая милицейским свистком замысловатые соловьиные коленца. Распластавшись на подстилке и загадочно улыбаясь, Сергей пытался поймать рукой серебристые бабкины трели, и показывал на них пальцем.
- Какое у Маркеловны тонкое шитьё! Можно тюбетейки вышивать.
- С решеткой покончим и тогда займемся тюбетейками или гюльяка девушкам будем чеканить, - ответил Феликс тихоголосому Сергею. - А не получится, можно и в золотари податься. Вон сколько добра мы выгребли! Передовую технику вполне освоили! - Феликс Лимонов в этом диалоге блестяще доказал, что он может быть собеседником любому человеку и при всяких обстоятельствах, даже... если тот в бреду. Страстный словолюб верил в лекарственную силу слов, и рад был придти на помощь дорогому существу или же, в крайнем случае, пособоровать. Но сейчас Феликс говорил не ради утешения. - Давайте, други, итоги... Как сказал поэт: тогда считать мы стали раны, товарищей считать...
-Чтобы во всем разобраться, сначала перекусить бы!- приободрился после молчания Назар Чичибабин.
