Ольга Русанова - Сестры
«Один я в ногу»…
Женя свернула в знакомый двор. Сколько раз она бывала у Тамары Петровны! А как-то давно, еще летом, тетя Настя здесь чистила ковер и ни за что не хотела ее пускать. Но теперь Женя знает, что тетя Настя добрая, веселая и только притворяется сердитой, а Тамара Петровна девочкам всегда рада. И уж сегодня ее никто не остановит!
Но напрасно Женя звонила на парадном — никто не отзывался. Она постучала в окно. Сначала тихонько, потом сильнее. Никто не отдернул занавеску. Окно так и осталось темным.
Женя побежала на черный ход. В кухне тетя Настя, окутанная клубами пара, гладила белье.
— Женечка, а Тамары Петровны нету! — проговорила она. Утюг так и бегал, так и скользил взад-вперед по влажной скатерти. Полотно сразу высыхало, становилось гладким и лоснящимся, точно лыжня под солнцем.
Как приятно было смотреть на сияющую, радостную тетю Настю! У Жени даже от сердца немного отлегло.
— Тетя Настя, а почему вы всегда веселая?
Тетя Настя потрогала мокрым пальцем зашипевший утюг.
— А когда ж мне скучать! — Она засмеялась, показывая свои крепкие, белые зубы. — За работой, небось, не соскучишься!
— Верно. А без работы ужасно скучно! — от души вырвалось у Жени. — Можно, я записку оставлю?
Она вытащила из кармана карандаш и написала на обороте расписания:
Тамара Петровна, посмотрите, как меня вычеркнули! Я не гостья, вы, пожалуйста, скажите им!
Тамара Петровна, пускай мне позволят убирать вестибюль. А двойку я исправлю.
Женя
Передала расписание тете Насте и ушла.
Она вышла на улицу. Все куда-то спешили. А ей спешить некуда. Все равно, пока она с Тамарой Петровной не поговорит, она домой не вернется. Пусть Тамара Петровна скажет девочкам, что Женя больше не в силах сидеть сложа руки и гостьей быть не хочет! Она поможет Жене помириться с девочками.
Но куда же ей сейчас пойти?
Как — куда? К Нине Андреевне, конечно! Она ведь беспокоится. Она еще вчера звала. И про письмо говорила. Это, наверное, от Наташи, из Игарки. Вчера Жене идти не хотелось, стыдно было. Что она могла рассказать своей учительнице! Жаловаться на девочек?
А сегодня все уже по-другому. И надо скорее рассказать Нине Андреевне, что с девочками она помирится. Да, попросит прощения и помирится!
И при этой мысли Жене сразу стало легко и радостно.
Вот и дом Нины Андреевны.
У ворот лежал лев. Это был добродушный, домашний лев. Он смотрел на Женю сквозь полуприкрытые веки, занятый своими мыслями, совсем как Котофеич.
Женя погладила его по холодной, каменной гриве и шепнула на ухо:
— Се лев, а не собака!
Эти слова она слышала однажды от Нины Андреевны.
Женя вошла в парадное. Лифт пополз вверх. Женя считала этажи: третий, четвертый…
— Нина Андреевна дома?
Старик-сосед впустил ее:
— Женя, а Нина Андреевна тебя весь день вчера ждала. Ты заходи, она скоро вернется. Она в школе на совещании.
Женя взяла с полки ключ — у них с Ниной Андреевной было свое, условное место — и вошла в комнату.
Как здесь всегда тепло и уютно! Женя потирала озябшие, красные руки.
А на столе под салфеткой всегда что-нибудь вкусное. Нина Андреевна сколько раз говорила ей: «Придешь в мое отсутствие — бери все, что найдешь на столе».
Женя подняла салфетку. В плетеной хлебнице лежала обсыпанная мукой аппетитная булка. А рядом в фарфоровом помидоре — масло. И Женя вдруг почувствовала, что очень хочет есть: ведь вчера и сегодня ей кусок в горло не шел.
Женя отрезала горбушку, намазала маслом, набила полный рот и уселась за письменный стол.
Откинувшись на бархатную спинку старинного низкого кресла, Женя размышляла:
«Нина Андреевна на совещании. Если в школе педсовет, то это надолго… Тогда и Тамара Петровна до ночи не вернется. И нечего ждать, нечего к ней бегать: неужели я не смогу сама с девочками помириться?
Нет, надо отправляться домой, вот что… Прийти и самой все рассказать девочкам, все как есть… Они поймут, они не станут смеяться… Не может быть, не такие они. Бабушка просто так, для острастки сказала, что они меня разлюбили… И зачем я ушла? Ксения Григорьевна, конечно, уже хватилась меня, перепугалась… Надо скорее домой!»
Женя уже хотела встать и уйти — и тут только заметила на столе большой серый конверт. Ах да, письмо!.. То самое письмо, о котором говорила Нина Андреевна. Она вынула из жесткого, негнущегося конверта большой лист белой плотной бумаги, и в глаза ей бросились слова:
«…сестра Жени Максимовой Зина погибла…»
Она смотрела на лиловые строчки, ничего не понимая. На минуту оцепенела. Потом порывисто поднесла бумагу к глазам, пытаясь проникнуть в смысл того, что там было написано по-мужски твердым размашистым почерком.
«Да, теперь уже установлено, что Васильевна, когда фашисты ее допрашивали: «Куда и зачем шла, где партизаны?» — неизменно отвечала: «Шла в лес бросить ребенка. А про партизан ничего не знаю!»
То, что девочка действительно была оставлена Васильевной в лесу, теперь уже не подлежит сомнению»
Женя уронила письмо на стол. Она боялась читать дальше. В глазах потемнело, дыхание перехватило. Но она взяла себя в руки и снова впилась в ровные строчки:
«Бесспорность этого факта и безуспешность тщательных длительных поисков говорят о том, что сестра Жени Максимовой Зина погибла.
Но глубокая вера в советского человека поддерживает меня в моих поисках. Погубить ребенка? Васильевна никоим образом этого сделать не могла. Нет, оружие нельзя складывать! Помните, мы с вами толковали о том, чтобы еще раз, уже вместе, просмотреть немецкую кинопленку о лагере смерти? Придется это сделать. Зрелище столь страшное, что я могла что-нибудь пропустить. Приеду в Москву и сразу же вам позвоню.
Вы понимаете, что Жене пока ничего говорить не следует».
Женя долго сидела за столом, как оглушенная, не шевелясь, стиснув виски ладонями. Она поняла только одно: погибла ее Зина, погибла!
Наконец Женя поднялась. Молча положила листок на место, оделась и вышла из комнаты.
Она тихо шла по широкому оживленному Садовому кольцу. «Теперь уже установлено… — сама того не замечая, повторяла она про себя. — Теперь уже установлено…» И словно опять увидела эти лиловые строчки.
Да ведь это же письмо Анны Игнатьевны, которого все так ждали! Оказывается, оно давно уже пришло. Только Тамара Петровна ничего Жене не сказала, а отдала его Нине Андреевне, которая тоже очень беспокоилась о Зине.
И тут Женя наконец поняла, почему Тамара Петровна не позвонила тогда Журавлевой — она не хотела звонить при Жене, чтобы зря ее не растревожить. «Жене пока ничего говорить не следует…»
Выходит, что она нечаянно наткнулась не на то письмо, о котором говорила Нина Андреевна. Потом Жене стало очень стыдно перед учительницей, но сейчас ей было не до того.
Женя шла, ничего не видя. Она торопилась домой, поскорей к Лиде, Шуре, Нине. Какой мелкой и ничтожной казалась ей сейчас се прежняя обида! И как она виновата перед всеми!
Не успела она позвонить, как дверь отворилась:
— Женечка! Девочки, Женя пришла!
Лида снимает с нее ушанку, Кира и Майя стаскивают пальто.
— Девочки… Постойте, я сама… пустите… — сбивчиво говорит Женя и обнимает сразу всех и Лиду, и Майю, и кого-то еще.
Девочки потащили Женю в зал.
Вдруг они расступились. К Жене быстрым шагом подошла Ксения Григорьевна.
— Нашлась, беглянка! — с облегчением сказала она. — Ну, я вижу, вы уже помирились как будто…
— Помирились! — крикнула Майя.
А у Лиды лицо вдруг стало строгое.
— Женя, — сказала она, — мы тебя прощаем с условием: расписание должно быть сейчас же на месте!
Лида хорошо знала, что составить расписание не так-то просто. Тут надо учитывать, когда и где кто дежурил. Попробуй кого-нибудь назначить на одну и ту же работу несколько раз подряд — Мария Михайловна так отчитает! Слишком часто дежурить нельзя. А пропустишь кого-нибудь — тоже поднимется спор. Дежурить в вестибюле — почетно, на дворе — весело, а у тети Оли на кухне — да что может быть интересней! И вдруг все спутается…
— Женя, неужели ты расписание выбросила? — тихо спросила Шура.
— Хорошо, девочки, я принесу… все сделаю… Только потом… после… Девчата, моя Зина… — Голос Жени сорвался.
Девочки снова встревожились. Со всех сторон посыпалось:
— Что, что случилось?
— Что, Женечка, скажи!
Женя опустила голову и еле слышно сказала:
— Моя Зина… вот которую вы искали… ее не надо уже искать…
— Почему? — послышались испуганные голоса.
— Потому что… она погибла, — ответила Женя и разрыдалась.
Глава восемнадцатая. Васильевна
А Витя с Маринкой, которых сейчас все искали, преспокойно ехали в поезде.
